Золотое руно (сборник)

Громкий треск заглушал голоса, но они разговаривали с помощью встроенного в шлемы радио.

– Нет, – сказал он твёрдо, когда они пересекли сорокаярдовую[2] линию. – Абсолютно невозможно. Я не верю, что Диана могла покончить с собой.

Он шёл на пару шагов впереди Кирстен. Полагаю, для того, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Кирстен шумно выдохнула.

– Она взбесилась, когда ты не возобновил брачный контракт. – Она старалась, чтобы её голос звучал сердито, но медицинская телеметрия показывала, что она скорее растеряна.

– Это было уже давным‑давно, – сказал Аарон; треск из‑под его ноги будто поставил после этой реплики жирную точку. Накладывающееся эхо их шагов продолжилось. Аарон повысил голос, чтобы перекрыть его. – И она не настолько расстроилась.

Кирстен пробормотала «вот козёл» – слишком тихо, чтобы Аарон мог её услышать.

– Ты этого совсем не замечал? – спросила она вслух.

– Не замечал чего?

– Что она любила тебя.

Аарон остановился, и Кирстен нагнала его в три громогласных шага.

– Наши отношения зашли в тупик, – сказал он.

– Она тебе наскучила, – сказала Кирстен.

– Возможно.

– Поматросил и бросил.

– Мы прожили вместе два года, – Аарон мотнул головой; его короткие светлые волосы издали тихое «шух‑шух» по внутренней поверхности шлема. – А не перепихнулись по‑быстрому.

Возраст Аарона был 27 лет 113 дней. Кирстен на 490 дней старше его. Два года казались незначительной частью их долгой жизни. Для меня же эти два года – почти всё время, что прошло с тех пор, как меня включили. Интересно, подумал я, как долго, по ожиданиям Кирстен, продлятся её отношения с Аароном? Наиболее частая длительность первичного брачного контракта – один год, и только 44 процента пар возобновляют такой контракт, так что Аарон с Дианой прожили вместе дольше обычного.

Чего хотелось бы Кирстен? Чего хочется Аарону? Мой библиотечный поиск показал, что большинство людей получает удовольствие от общества людей с одним определённым складом характера, однако Кирстен, тихая и задумчивая, так же отличалась от Дианы, как, скажем, я от АЛЕКСАНДРа, центрального телекоммуникационного компьютера Земли. Да, обе были весьма страстны, но страстность Кирстен была не того типа – стоны‑крики‑сильнее‑ещё‑ещё – какой был характерен для Дианы. Нет, Кирстен была тёплой и уютной. Возможно, Аарон просто хотел сменить темп. Или дать себе отдых.

Хотя я и не умею читать мысли, иногда я могу угадать, что люди собираются сказать, особенно, когда на них, как сейчас, надет скафандр с ларингофоном. Их голосовые связки вибрируют, губы складываются для артикуляции первого слога, но потом они передумывают и в последний момент лишают слова голоса. Кирстен уже почти начала говорить «Когда…», и я уверен, что она хотела спросить «Когда, по‑твоему, тебе наскучу я?» Но она не спросила, и, вероятно, правильно сделала.

Аарон снова двинулся вперёд. Как всегда, его мысли были для меня загадкой. Его телеметрия изменилась едва‑едва, несмотря на эмоциональное состояние, в котором он находился. Гнев? Экстаз? Отвращение? Или безразличие? У него они почти не отличались, вызывая лишь статистически незначимое изменение частоты пульса; небольшие пертурбации в его ЭЭГ редко выходят за рамки тех сдвигов, что мозговые волны претерпевают в течение дня, повышение температуры тела такое крошечное, что может быть обычной связанной с функциями пищеварения флуктуацией, и так далее. Вдобавок ко всему он был немногословен и очень скуп на движения. Ни жестикуляции, ни заламывания рук, ни расширения глаз или вскидывания бровей или опускания уголков рта.

Аарон приблизился к боку «Орфея». Скошенное серебристое крыло челнока с чёрно‑жёлтыми шевронами на нём плавно переходило в цилиндрический центральный корпус. Он сильно потянул за ручку, и скруглённый сегмент корпуса откинулся вниз на бесшумных тефлоновых шарнирах. Внутренняя поверхность откинувшегося сегмента образовала лестницу, и Аарон взошёл по ней; тихое клацанье его подошв по металлу было облегчением после громового хруста биопокрытия.

Наверху лестницы была внешняя дверь шлюза, которую он отодвинул в сторону. Он повернулся и посмотрел на Кирстен. Казалась ли она ему беспомощной при взгляде под таким углом? По‑видимому, нет, поскольку он не подал ей руку – хотя в прошлом я несколько раз наблюдал, как он это делает в случае с коллегами обоих полов. Вместо этого он повернулся к ней спиной; серебристая поверхность его антирадиационного костюма тускло отразила ангарную палубу с аккуратными рядами челноков. Однако отражение было искажено тем, так натянулся материал костюма на его широких плечах и как провис на пояснице. Кирстен подняла на него взгляд, вздохнула и взобралась по лестнице сама. Аарон и Кирстен что, поссорились? Если так, то из‑за чего? И может ли это мне помочь?

Войдя внутрь корпуса «Орфея», Кирстен оставила обе шлюзовые двери открытыми. Они вдвоём прошли в кабину корабля, освещая себе путь мощными кварц‑галогеновыми фонарями на шлемах. Я переместил фокус своего внимания на спаренную камеру, установленную на стене ангара, и сделал наезд на них сквозь окно кабины.

Кирстен опустилась под приборную панель вне моего поля зрения; материал её костюма, сминаясь, издавал скрипящие звуки.

– Она, мертва, конечно – сказала она. Я слышал восходящие и нисходящие тоны, издаваемые её медицинским сканером. – Полный коллапс нервной системы.

Аарон никак внешне на это не отреагировал; его телеметрия была непроницаема, как всегда.

– Это наверняка несчастный случай, – сказал он, наконец, глядя в окно, а не вниз, на мёртвое тело бывшей жены.

В окне снова показалась Кирстен.

– Диана – астрофизик. – Её голос был резок, но была ли эта резкость результатом осуждения или остаточного гнева на Аарона, я не мог сказать. – Она, как никто другой, должна была знать, что там произойдёт. Водородные ионы, которые мы улавливаем, движутся со скоростью… сколько? Ноль‑девяносто‑пять скорости света. Относительно «Арго», понятное дело. Любая частица, движущаяся с такой скоростью – это жёсткая радиация. Она знала, что поджарится за пару секунд.

– Нет. – Аарон снова мотнул головой, «шух‑шух» прозвучало в этот раз громче и агрессивнее. – Она, должно быть, считала, что это безопасно… почему‑то.

Кирстен придвинулась ближе к Аарону – расстояние между ними сократилось до полуметра.

– Ты не виноват.

– Думаешь, в этом дело? – огрызнулся он. – Думаешь, я чувствую себя виноватым?

Её взгляд встретился с его.

– А разве нет?

– Нет. – Даже будучи неспособным толковать телеметрию Аарона я знал, что он лжёт.

– Хорошо. Прости. Я не хотела ничего такого… – Она тоже лгала. Она снова нагнулась и исчезла из поля зрения моей камеры. Через мгновение снова послышался её голос:

– Похоже, у неё шла носом кровь.

– С ней такое иногда случалось.

Кирстен продолжила осматривать Диану. Через двадцать три секунды она сказала «О Боже» растерянным тоном – словно восклицание без восклицательного знака.

– Что такое? – спросил Аарон.

– Сколько времени «Орфей» пробыл снаружи?

– ЯЗОН? – крикнул Аарон. И зачем кричать?

– Восемнадцать минуть сорок секунд, – ответил я через громкоговорители на задней стене ангара.

– Она не должна быть такой горячей, – голос Кирстен.

– Какой именно?

– Если мы выключим фонари, то увидим, как она светится. Я ж говорю – горячо . – Я выкрутил чувствительность своего микрофона на максимум, пытаясь различить щелчки их счётчиков Гейгера. Было и правда горячо. Кирстен снова выпрямилась. – Вообще‑то, – сказала она, поднимая руку со счётчиком, – весь корабль чертовски горяч. – Она вгляделась в индикатор – красные цифры, горящие на её рукаве. – Я бы сказала, что радиационное воздействие, которому она подверглась, раз в сто больше, чем я могла бы ожидать. – Она посмотрела на Аарона, прищурившись, словно пытаясь разглядеть выражение его лица сквозь отражение в визоре шлема. – Как будто она провела снаружи… где‑то тридцать часов вместо восемнадцати минут.

2

Элемент разметки поля в американском футболе.