Золотое руно (сборник)

– Благодарю, что упростили мне задачу, Холмс. Я теперь на восемь лет старше, чем тогда, и трехчасовой поход по горам дался бы мне, прямо скажем, нелегко.

– Пожалуй, вы правы, – кивнул Холмс. – Мы с вами надолго пережили пору своей наибольшей полезности. Однако будьте любезны, сделайте, как я сказал.

– Конечно сделаю, – вздохнул я. – Но должен признаться, я ровным счетом ничего не понимаю. Майкрофту из двадцать первого века вы понадобились для решения проблемы из области натурфилософии, то бишь для поиска запропастившихся инопланетян. Спрашивается, почему мы находимся именно здесь?

– А потому, старина, – ответил Холмс, – что у меня возникли кое‑какие предположения. Доверьтесь мне, Ватсон. Доверьтесь и еще раз исполните свою роль в драме, что разыгралась четвертого мая тысяча восемьсот девяносто первого года.

Вот так я расстался со своим компаньоном, даже не догадываясь, что у него на уме. Шагая по тропке в сторону отеля «Англия», я увидел человека, который спешил в противоположном направлении. Когда‑то, переживая по‑настоящему рейхенбахскую трагедию, я не узнал во встречном ее виновника, но теперь‑то не могло быть никаких сомнений: это профессор Мориарти. Высокий, худой, весь облаченный в черное, с выпуклым лбом; угловатый силуэт четко очерчен на фоне зелени. Я позволил этой копии злодея пройти мимо, выждал, как было велено, пятнадцать минут и направился к водопаду.

По прибытии увидел прислоненный к камню альпеншток Холмса. Черную землю непрестанно увлажняли долетавшие брызги. На этом грунте я увидел две цепочки следов, обе вели к каскаду – и ни одна не поворачивала назад! То же самое кошмарное зрелище!

– С возвращением, Ватсон!

Я молниеносно повернулся на голос. Опираясь о дерево, Шерлок стоял и улыбался.

– Холмс! Как же вы ухитрились пройти сюда от водопада и не оставить следов?

– Мой дорогой Ватсон, разве вы забыли, что здесь лишь мы с вами состоим из плоти и крови, все же прочее – имитация. Я попросил Майкрофта позаботиться о том, чтобы мои ноги не делали отпечатков. – Он демонстративно прошелся вперед‑назад – туфли не оставили ни единой ямки, не пригнули ни одной былинки. – А еще, разумеется, я попросил обездвижить Мориарти, как ранее был обездвижен швейцарский мальчонка, – не дожидаясь, когда мы с моим заклятым врагом сойдемся в смертельном поединке.

– Поразительно, – восхитился я.

– Ваша правда, старина. А теперь осмотритесь как следует. Что вы видите?

– Да все то же, что и в тот ужасный день, когда вы якобы погибли: к водопаду ведут следы двух человек, но обратно никто не шел.

Возглас Холмса «вот именно!» посостязался с ревом водопада.

– Вам известно, что одни следы принадлежат мне, а другие англичанину в черном, этому сущему Наполеону криминального мира.

– Ну да.

– Увидев, что к водопаду ведут две цепочки следов, но ни одна не возвращается, вы подбежали к самой кромке и обнаружили… Что вы обнаружили, Ватсон?

– Следы борьбы на самом краю утеса, под которым бежал поток.

– И какой сделали вывод из увиденного?

– Вы и Мориарти полетели вниз, держа друг друга мертвой хваткой, и разбились.

– Превосходно, Ватсон! К такому же точно заключению пришел бы и я, если бы полагался на те наблюдения.

– К великому счастью, я оказался неправ.

– Так уж и неправы?

– Ну да… Ваше присутствие – подтверждение тому.

– Возможно, – улыбнулся краем рта Холмс. – Но я полагаю иначе. Подумайте, Ватсон! Вы побывали на месте события, поняли, что случилось, и три года – целых три года! – не сомневались в моей гибели. А ведь до того мы с вами десять лет были друзьями и коллегами. Да разве тот Холмс, которого вы знали, позволил бы вам скорбеть по нему так долго? Да разве тот Холмс не прислал бы весточку? Уж вы‑то должны знать, что вам я доверяю почти как моему брату Майкрофту, которому я сказал: не будь тебя, мне пришлось бы раскрыть тайну своего существования Ватсону.

– Что ж, – буркнул я, – раз уж вы подняли эту тему, замечу: было немного обидно, пока вы не объяснили причину своего молчания.

– Ватсон, приятно сознавать, что ваши обиды сошли на нет. Но что, если вы избавились от них абсолютно без моей помощи?

– Как прикажете понимать?

– Вы получили несомненные доказательства моей смерти и, как подобает верному хроникеру, цветисто описали их в рассказе со столь подходящим названием «Последнее дело Холмса».

– Да, описал. Знали бы вы, чего мне стоили эти три слова.

– А когда отчет был опубликован в «Стрэнде», как отреагировали ваши читатели?

Припоминая, я покачал головой:

– Для меня это явилось настоящим сюрпризом. Я‑то рассчитывал получить пару‑тройку писем от незнакомых людей, со сдержанными соболезнованиями. Публика довольно тепло встречала истории о ваших подвигах, но чтобы обрушить на меня такую лавину гнева и возмущения… Читатели требовали новых приключений Шерлока Холмса.

– Каковую задачу, конечно же, вы сочли невыполнимой, поскольку видели, как я погиб.

– Именно так. Должен сказать, читатели вели себя весьма и весьма нетипично. Все это оставило глубокий отпечаток в моей душе.

– Но вскоре страсти улеглись, – подсказал Холмс.

– Вы же прекрасно знаете, что нет. Я вам описывал тот град письменных и устных претензий – он ничуть не ослабевал с годами. Пришлось даже порыться в памяти и изложить одно из ваших второстепенных дел – прежде я не считал его заслуживающим интереса. А читателям все мало! Но тут вдруг, к великому моему изумлению и восторгу…

– К великому вашему изумлению и восторгу, после трехлетнего отсутствия я очутился у вас кабинете, переодетый и загримированный, – если не ошибаюсь, изображал тогда малоимущего библиофила. И вскоре вы получили свежие материалы для хроник, и прежде всего – дело с участием печально известного полковника Себастьяна Морана и графа Рональда Адэра.

– Да, – кивнул я. – Ваше нежданное возвращение потрясло меня до глубины души.

– А давайте‑ка, Ватсон, обдумаем случившееся четвертого мая тысяча восемьсот девяносто первого года на Рейхенбахском водопаде. Вы, лично побывав на месте происшествия, получили доказательства гибели вашего покорного слуги, и вдобавок кромку того обрыва потом тщательно исследовали многочисленные специалисты – об этом вы тоже упомянули в «Последнем деле». Вывод был единодушен: мы с Мориарти расстались с жизнью на дне пропасти.

– И тем не менее вывод оказался ошибочным.

Холмс расплылся в хитрой улыбке.

– Нет, дорогой мой Ватсон. Он оказался неприемлемым… для ваших преданных читателей. Вот где кроется корень всех проблем. Давайте‑ка вспомним кота Шрёдингера в глухом ящике. Мы с Мориарти как будто проделали одно и то же: дошли по тропинке до тупика и оставили на влажной почве следы. Из той ситуации у меня было лишь два выхода: либо выжить, либо умереть. До тех пор, пока кто‑нибудь не увидел, как я возвращаюсь по дорожке, итог поединка оставался неизвестным. Я одновременно был и живым и мертвым, то есть представлял собой набор вероятностей. Когда же на месте события появились вы, этот набор вероятностей сократился до одного реального факта. Вы не увидели следов в обратном направлении, а это означало, что мы с Мориарти боролись, пока не сорвались и не рухнули в ледяную стремнину. Засвидетельствовав результаты схватки, вы исключили вторую альтернативу, вынудили событие прийти к единственному результату. Мой добрый друг, вы тем самым убили меня, я это говорю в самом прямом смысле.

У меня заколотилось сердце.

– Помилуйте, Холмс! Ничто в жизни не сделало меня счастливее, чем известие о вашем спасении.

– В этом, Ватсон, я нисколько не сомневаюсь, но тогда, четвертого мая, вы могли увидеть либо один результат, либо другой. Не оба одновременно. А увидев, вы сообщили о своих выводах. Сначала швейцарской полиции, потом репортеру из «Журналь де Женев», и, наконец, изложили подробный отчет на страницах «Стрэнда».

Я кивнул.

– Но Шрёдингер не учел кое‑чего, когда задумывал свой эксперимент. Предположим, мы вскрыли ящик и обнаружили, что бедный кот испустил дух, и вы через некоторое время рассказали о том соседу, однако сосед наотрез отказывается верить: кот жив, и все тут! Что произойдет, если вы вернетесь и снова заглянете в ящик?