Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 170 из 366



– В философии существует концепция, называемая «зомби». Название, конечно, неудачное, потому что философский зомби не имеет ничего общего с ожившими мертвецами из мифологии вуду. Философский зомби – это классический пример человека, свет у которого включён, но никого нет дома. Он выглядит бодрствующим и мыслящим и демонстрирует сложное поведение, но сознание в нём отсутствует. Зомби – не личность, и тем не менее действует неотличимо от таковой.

Я посмотрел на присяжных. Они, по крайней мере, выглядели отдохнувшими и, похоже, слушали с интересом.

– Фактически, – говорил По, – я утверждаю, что все люди – перво‑наперво зомби, но с добавлением элемента сознания исключительно в качестве пассажира. Я объясню разницу: зомби сознателен в том смысле, что он реагирует на внешнюю среду – но и только. Истинное сознание – которое, как я покажу позднее, мы и имеем в виду, когда говорим о личности – признаёт, что осознавать себя – это на что‑то похоже .

– Что вы имеете в виду? – спросила Лопес.

По был довольно суетливым типом. Он поёрзал на своём свидетельском сиденье.

– Классический пример базируется на знаменитом аргументе Джона Сёрля против «сильного» искусственного интеллекта. Представьте себе человека в комнате с дверью, в которой прорезана щель – как в старые времена, когда через такую щель просовывали почту. Понимаете, о чём я? Итак, человек сидит в такой вот комнате. У человека есть огромная книга и пачка карточек с нарисованными на них закорючками. Так вот, некто снаружи комнаты просовывает в щель лист бумаги с серией таких закорючек. Задача человека – посмотреть на эти закорючки, найти такую же последовательность в своей большущей книге, скопировать из неё закорючки, которые следуют за наденными, на тот же лист бумаги, и засунуть его обратно в щель. – Он изображал руками, как делает всё это.

– Так вот, – продолжал По, – человек не знает, что закорючки на самом деле – китайские иероглифы, а книга – список вопросов и ответов на китайском языке. Так что когда через щель просовывают китайскую фразу «Как дела?», то он ищет этот вопрос в книге и находит подходящий китайский ответ – «Хорошо».

– Находящемуся снаружи – тому, кто задаёт по‑китайски вопросы – кажется, что сидящий внутри человек понимает китайский. Но на самом деле это не так; он даже не понимает, что он, собственно, делает. И он совершенно точно не чувствует того, что вы или я чувствуем, когда говорим, что знаем китайский или понимаем классическую музыку. Человек в комнате – зомби. Он действует так, как если бы осознавал свои действия, но на самом деле он их не осознаёт.

По снова поёрзал на стуле.

– Метафору можно проиллюстрировать тем, что, несомненно, когда‑нибудь случалось с каждым из нас: мы садимся в машину, чтобы куда‑то поехать, и пока мы едем, наш разум витает в облаках. Когда мы прибываем к месту назначения, у нас нет никаких воспоминаний о поездке. Так кто же был за рулём? Зомби! Это он работал водителем, пока ваше сознание – его пассажир – занималось другими делами.

Лопес кивнула, и По продолжил:

Подумайте вот о чём: как часто мы останавливаемся и спрашиваем себя: «Так, а что я сегодня ел на обед?» Мы часто съедаем весь обед, даже не отдавая себе отчёта в том, что мы едим . Но если вы способны представить себе, что едите или ведёте машину, не уделяя этому внимания – когда ваше сознание отвлечено чем‑то другим – если этим можно заниматься какое‑то время, не подключая сознание, то почему бы не вообразить, что точно также бессознательно всё это можно делать и на постоянной основе ? Таков зомби – актёр, исполнитель, тот, кто выполняет рутинные действия в отсутствие реальной личности.

– Но ведь это очень сложное поведение, – сказала Лопес.

– О да, конечно, – согласился По. – Зомби‑водитель управляет автомобилем, подчиняется сигналам светофора, оглядывается по сторонам, прежде чем тронуться, – он изображал все действия, которые описывал, – обменивается жестами с другими водителями, вероятно, даже слушает по радио сообщения о пробках и в соответствии с ними меняет маршрут. Всё это может делаться – и делается – без осознанного внимания.

Мария Лопес вышла из‑за стола ответчика в «колодец».





– Но ведь это не так, доктор По. О, я согласна, что некоторые действия так привычны, что становятся инстинктивными, но слушать радио и принимать решения исходя из услышанного – это‑то наверняка требует участия сознание, разве нет?

– Не соглашусь – и вы, мэм, я думаю, вы тоже не согласитесь, если на секунду задумаетесь. – Он развёл руками, словно охватывая всё вокруг. – Несомненно, каждый в этом зале переживал нечто подобное: вы читаете роман, и в один прекрасный момент осознаёте, что понятия не имеете о том, что говорилось на последней странице. Почему? Потому что ваше осознанное внимание отвлеклось на мысли о чём‑то ещё. Но нет никаких сомнений в том, что вы прочитали страницу, содержание которой вы не помните. Вы наверняка нажимали кнопку листания страниц на планшете, когда её читали. Ваши глаза пробежали по десяткам и сотням слов текста, хотя ваше сознание и не воспринимало их смысла.

– Кто же тогда читал? Вы‑зомби! К счастью, у зомби нет никаких чувств, поэтому вы, осознав, что пропустили страницу или больше текста, говорите себе – постой, постой, ну‑ка вернись – и перечитываете материал, который зомби уже прочитал.

– И зомби без возражений делает это ещё раз, поскольку ему никогда не бываетр скучно; скука – сознательное состояние. А потом вы вдвоём – сознательный вы и вы‑зомби – продолжаете читать новый материал вместе и синхронно. Однако зомби всегда на переднем плане; ваше сознание всегда на заднем. Вы как будто бы заглядываете зомби через плечо, читая то, что читает он.

– Не приведёте ещё какие‑нибудь примеры? – попросила Лопес, опершись задом о стол ответчика.

По кивнул.

– Конечно. Случалось с вами когда‑нибудь такое? Вы лежите в постели, спите, и тут звонит телефон. – Он изобразил, как поднимает старомодную телефонную трубку. – Вы берёте трубку, разговариваете, и потом, когда разговор окончен, понятия не имеете, что вы только что сказали. Или ваш супруг говорит вам, что вчера поздно вечером вы о чём‑то разговаривали перед сном, а наутро у вас не остаётся об этом ни малейших воспоминаний. Такое случается сплошь и рядом. Если сознательная часть вашего разума не отвечает на телефонный звонок и не участвует в разговоре, то эту задачу берёт на себя зомби.

– Но ведь он наверняка способен лишь на чисто механические реакции, не так ли? – спросила Лопес.

По покачал головой и снова поёрзал на стуле.

– Вовсе нет. Вообще‑то именно зомби ответственны за бо́льшую часть того, что мы говорим. Да и может ли быть иначе? Вы начинаете фразу, которая может оказаться длиной в двадцать или тридцать слов. Вы правда считаете, что вы сформировали всю эту фразу в мозгу, прежде чем произнести её? Вот прямо сейчас остановитесь на секунду и попробуйте подумать следующее: «Сегодня по дороге из суда домой мне нужно бы зайти купить хлеба и молока». Вам понадобится измеримое количество времени, чтобы всё это сформулировать, и тем не менее мы способны разговаривать без остановки довольно долгое время, не делая пауз на формулирование мыслей, которые мы хотели бы выразить. Нет, в большинстве разговоров мы обнаруживаем, что же такое мы собираемся сказать, только когда уже это говорим – то есть вместе с нашими собеседниками.

По поглядел на присяжных, потом снова на Лопес.

– Вы никогда удивлялись тому, что только что сказали? Конечно – но это было бы невозможно, если бы вы заранее знали, что собираетесь сказать. Кстати, весь метод терапевтической беседы строится именно на этом принципе: психолог заставляет вас внимательно прислушиваться к словам, изрыгаемым вашим зомби, и в какой‑то момент вы восклицаете: «Боже мой! То вот что на самом деле творится у меня в голове!»

– Ну, хорошо, допустим, – сказала Лопес. Она отлично справлялась с ролью адвоката дьявола. – Но говорить – это довольно просто, как и вести машину – пока не случается что‑то непредвиденное. И тогда наверняка в действие вступает сознание – берёт бразды в свои руки, так сказать.