Золотое руно (сборник)

Но ничего не помогало. Не помогало надолго, не помогало навсегда.

А я не доверял местным докторам. Посмотрите, что они сделали с несчастной Карен! Синий код, куда там!

И всё же…

И всё же я должен был сделать что‑то . Я – не машина, не робот. Я не такой, как тот, другой я, этот доппельгангер, свободный от боли и страданий. У меня болела голова. Когда случался приступ, она болела как тысяча чертей.

Я вышел из своего номера и запрыгал в лунной гравитации по направлению к больнице.

Нашим следующим свидетелем был Эндрю Портер, который приехал из Торонто в дополнение к полудюжине функционеров «Иммортекс», которые уже находились здесь.

– Доктор Портер, – сказал Дешон, – какое образование вы получили?

Место свидетеля было немного маловато для человека его роста, но Портеру удалось втиснуть туда ноги, сев наискосок.

– Я получил Ph.D. в области когнитивистики в Университете Карнеги Мелон, и мастерские степени по электротехнике и компьютерным наукам в Калтехе.

– Вы когда‑либо работали в академической сфере?

Брови Портера, как всегда, жили своей жизнью.

– Несколько раз. В последний раз я был старшим научным сотрудником в Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского Технологического Института.

– Должен сказать, что меня повеселил сегодняшний фокус миз Лопес с монетой, – сказал Дешон. – Но у вас, как я понимаю, есть настоящая золотая медаль, не так ли?

– О, да. Вернее, я был в составе команды, которая её получила.

– Вы принесли её с собой? Мы можем её увидеть?

– Конечно.

Портер вытащил из кармана пиджака довольно большую коробку и открыл её.

– Улика истца номер три, ваша честь, – сказал Дешон.

Поднялась обычная суматоха, после которой вещественное доказательство было приобщено к делу. Дешон поднял медаль к объективу камеры, демонстрируя сначала одну, а потом другую её сторону; изображение проэцировалось на стену позади Портера. На одной стороне была выгравирован стоящий вполоборота человек с тонкими чертами лица, курсивная надпись: «Может ли машина думать?» и имя «Алан М. Тьюринг». На другой стороне был бородатый человек в очках и имя «Хью Дж. Лёбнер». На обоих сторонах вдоль края шла надпись «Лёбнеровская премия».

– Как она к вам попала? – спросил Дешон.

– Мы получили её в награду как первая группа, сумевшая пройти тест Тьюринга.

– И как вы это сделали?

– Мы скопировали человеческого разум – разум Сэмпсона Уэйнрайта, также выходца из MIT – в искусственный мозг.

– И вы продолжаете работать в этой области?

– Да.

– Где вы работаете сейчас.

– В компании «Иммортекс».

– В качестве кого?

– Я старший научный сотрудник. Моя должность называется «директор по технологиям реинстанциирования».

Дешон кивнул.

– И как бы вы описали то, чем вам приходится заниматься на работе?

– Я слежу за всеми аспектами процесса переноса личности из биологического носителя в наногелевую матрицу.

– Наногелевая матрица – это материал, из которого вы создаёте искусственные мозги?

– Именно.

– То есть вы – один из разработчиков процесса мнемосканирования, с помощью которого «Иммортекс» переносит сознание, и вы продолжаете руководить применением этого метода в компании «Иммортекс», верно?

– Да.

– Тогда, – сказал Дешон, – не могли бы вы нам объяснить, как в человеческом мозгу возникает сознание?

Портер покачал своей удлинённой головой.

– Нет.

Судья Херрингтон нахмурился.

– Доктор Портер, вы обязаны отвечать. Я не хочу слышать никаких отговорок о корпоративных секретах или…

Портер попытался повернуться к судье вместе со стулом, но не смог.

– Не в этом дело, ваша честь. Я не могу ответить на этот вопрос, потому что не знаю ответа. И никто не знает, насколько мне известно.

– Позвольте мне уточнить, доктор Портер, – сказал Дешон. – Вы не знаете, как работает сознание.

– Именно так.

– Но, тем не менее, вы умеете его копировать? – продолжал Дешон.

Портер кивнул.

– И это всё , что я с ним умею делать.

– Что вы имеете в виду?

Портер очень убедительно сделал вид, будто раздумывает о том, с чего начать, хотя мы, разумеется, репетировали его выступление много раз.

– Программисты пытаются воспроизвести человеческий мозг в компьютере уже больше столетия. Кто‑то считал, что для этого достаточно лишь подобрать правильные алгоритмы, другие пытались строить математические модели нейронных сетей, третьи – что это как‑то связано с квантовыми вычислениями. Никто из них не достиг успеха. О, компьютеры теперь умеют делать всякие умные штуки, но пока что никому не удалось построить с нуля компьютер, который бы обладал самосознанием как я или вы, мистер Дрэйпер. Ни разу, к примеру, ни один компьютер не попросил «Не выключайте меня». Ни разу ни один компьютер не задумался о смысле жизни. Ни разу не написал роман‑бестселлер. Мы думали, что способны научить машины делать подобные вещи, но пока что мы этого не умеем. – Он посмотрел на присяжных, потом снова на Дешона. – Однако перемещённые биологические сознания, которые мы создаём, способны на всё это и многое другое. Они способны на те же виды мыслительной деятельности, что и другие люди.

– Вы сказали «другие люди», – заметил Дешон. – То есть вы считаете копии людьми?

– Разумеется. Эта медаль свидетельствует о том, что они целиком и полностью проходят тест Тьюринга: нет такого вопроса, на который они не ответили бы неотличимо от ответов других людей. Они – люди.

– Осознают ли они себя?

– Вне всякого сомнения. Так же осознают, как вы или я. Собственно, несмотря на некоторую разницу в напряжениях, электрические профили скопированного и оригинального мозга идентичны на правильно откалиброванных энцефалограммах.

– Но – простите меня, доктор Портер, я не хочу показаться непонятливым, но – если вы не знаете, чем вызывается сознание, то как вы можете его воспроизвести? Откуда вы знаете, что воспроизводить?

Портер кивнул.

– Рассмотрим такую аналогию: я совершенно не разбираюсь в музыке. Когда я учился в школе, там считали, что если мне дать в руки музыкальный инструмент, то я буду представлять опасность для каждого обладающего слухом человека, так что я посещал занятия по вокалу вместе с остальными лишёнными музыкального слуха детьми. Так что я вообще ничего не знаю о том, что делает Пятую симфонию Бетховена музыкальным шедевром. Однако я инженер, и если вы принесёте мне её на CD и попросите переписать на карту памяти, я это сделаю. Я не буду искать на CD «музыкальность», не буду выискивать «композиторский гений». Я просто скопирую всё , что там есть, на другой носитель. И именно это мы и делаем, когда переносим сознание.

– Но если вы не знаете, что искать, то не можете ли вы пропустить что‑нибудь важное?

– Нет. Большинство психологов скажет, что даже если всё, что мы сделаем – это воспроизведём карту связей между нейронами и различий в уровнях нейротрансмиттеров, то мы захватим всё, что есть в мозгу осмысленного. А мы определённо это делаем.

– Но это ведь огромный массив данных, – сказал Дешон.

– Не такой огромный, как может показаться, – ответил Портер. – Мы нашли в них массу фрактальных резонансов – что означает, что одна и та же комбинация повторяется снова и снова на разных уровнях детализации. Эти данные очень хорошо сжимаются, если кому‑то придёт в голову их хранить. – Я настороженно выпрямился, услышав эти слова, но поскольку я сидел позади Карен, то не смог встретиться с ней взглядом.

– Так что, копируя информацию, вы также копируете и сознание вместе с ней? – спросил Дешон. – Простым копированием связей и уровней нейротрансмиттеров?

– Ну, кое‑кто утверждает, эти вещи не являются истинными физиологическими коррелятами сознания – что сами по себе они не являются физическим проявлением осознанных мыслей – и указывают в качестве доказательства на парамеций.