Золотое руно (сборник)

– Согласен, мир сильно изменится, когда мы вернёмся, – сказал Аарон.

– Точно! – Улыбка Чана вернулась. – Именно так. Но как именно он изменится? Как нас встретят в этом мире? – Он обошёл вокруг верстака и снова оказался рядом с Аароном.

– Шутишь? – Аарон явно старался не показывать тревоги. – Парады. Ток‑шоу. Первые межзвёздные путешественники!

– Может быть. И я на это надеюсь. Но я так не думаю . – Он положил руку на плечо Аарону. – Представь себе, что на Земле война. Или катастрофа. Дела могут быть реально плохи, когда мы вернёмся – каждый выживает как может в обществе дикарей. Нам могут быть не рады. Нас могут презирать, ненавидеть. – Он понизил голос. – Нас могут съесть. – Он похлопал ладонью по стальному корпусу. – Мои бомбы всё изменят. Мы можем брать всё, что хотим, если у нас есть бомбы, да?

Аарон вгляделся сквозь монтажное отверстие в поблескивающую внутри электронику. Содрогнулся.

– Чего же ты хочешь от меня?

– Две вещи, – ответил Чан, поднимая два пальца в том, что когда‑то считалось символом мира. – Ты – главный планировщик обзорных облётов Колхиды. Ты должен организовать поиск залежей урана, которые мы могли бы разрабатывать.

– До Колхиды ещё больше шести лет.

– Я знаю, но второй мой проект займёт тебя до окончания полёта. Ты должен переоборудовать эти свои корабли‑бумеранги так, чтобы они могли нести мои бомбы. Представь себе их, проносящиеся над заполненными дикарями равнинами и сбрасывающими бомбы тут и там для острастки. Возбуждает, да?

Как всегда, ЭЭГ Аарона оставалась спокойной. Как ни странно, ЭЭГ Чана тоже.

– Да ладно, И‑Шинь… – начал было Аарон, но замолчал. Он заглянул в карие глаза Чана, почти невидимые под складкой эпикантуса, и начал снова: – Ну, то есть, если серьёзно. Если на Земле мы окажемся нежеланными, то не лучше ли будет увести «Арго» куда‑нибудь в другое место? Ведь в этом вся прелесть двигателя Бассарда – у него никогда не кончается топливо.

– В другое место? – Круг Чанова лица исказился выражением ужаса. – Нет! Никогда. – Его жизненные показатели внезапно из спокойных стали возбуждёнными, голос подскочил на октаву и приобрёл визгливые характеристики. – Чёрт подери, Аарон, я так не смогу! Я не смогу провести ещё восемь или больше лет в этой летающей гробнице! Я… – Он сделал усилие, чтобы успокоиться, задышал ровно и глубоко. Опустил глаза в пол. Потом сказал: – Прости, но это так, я… я даже не уверен, что выдержу следующие шесть лет до Колхиды.

– Шесть лет – долгий срок, верно? – сказал Аарон.

Чан опустился на стоящий рядом с верстаком табурет; синтедеревяные ножки скрипнули под его весом.

– Мы ещё не пролетели и половины пути, – сказал он, помолчав. – Мы здесь уже два года, а конца ещё даже не видно. – Теперь, когда Чан сидел, его глаза были на одном уровне с глазами Аарона. – Прости, – снова сказал он. – Я… я слишком много работаю.

Выражение лица Аарона не изменилось, но он, вероятно, подумал то же самое, что и я, а именно «Нет, это не так; сейчас ни у кого нет никакой работы».

– Всё нормально, – сказал он тихо.

– Знаешь, – сказал Чан, – когда я был маленький, родители обычно посылали меня на лето в лагерь. Я этот лагерь ненавидел. Другие дети дразнили меня из‑за второй пары рук, к тому же я плохо плавал. Не знаю наверняка, но не думаю, что мне бы там нравилось больше, если бы я был… – Он помолчал, словно в поисках подходящего слова. Однако, по‑видимому, не смог его найти. Он грустно улыбнулся. – …нормальным.

Аарон кивнул, но ничего не сказал.

– Так или иначе, я считал дни. Меня посылали туда на три недели. Двадцать один день. Это значит, что каждый день составлял четыре и три четверти процента времени, которое я должен был там провести. Каждый вечер перед сном я вычислял, сколько прошло и сколько ещё осталось вытерпеть. Два дня – значит, прошло девять с половиной процентов; три дня – четырнадцать с четвертью. Но хоть мне там и было плохо, время всё равно шло. Не успеешь оглянуться – и ты уже на другой половине, прошло времени больше, чем осталось. – Он посмотрел на Аарона, приподняв брови. – Ты понимаешь, о чём я?

– Да.

– Мы в пути уже 740 дней. Мы покинули Землю эпохи назад, целую вечность. Но нам всё ещё лететь 2228 дней. Прошла лишь четверть времени, которое нам нужно пережить. Четверть! За каждый день, который мы уже провёли запертыми в этой консервной банке, нам придётся прожить ещё три ! Это… это… – Чан оглянулся, словно человек, совершенно потерявший ориентиры. Его взгляд упал на цилиндр бомбы, в металлической поверхности которой он увидел отражение собственного круглого лица. – Я думаю… – медленно сказал он, – я думаю, я готов… заплакать.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал Аарон.

– Последний раз я плакал лет двадцать назад, – сказал Чан, слегка качнув головой. – Я уже не помню, из‑за чего.

– Просто дай слезам волю, Стен. Я оставлю тебя одного. – Аарон двинулся в сторону выходы.

– Подожди, – сказал Чан. Аарон остановился и терпеливо стоял десять секунд, в течение которых Чан искал нужные слова. – У меня… у меня нет семьи, Аарон. Ни здесь, ни дома, на Земле. Была, конечно, но мои родители были стары, очень стары, когда мы улетели. Возможно, они уже умерли. – Он посмотрел на Аарона. – Ты – ближе всех к тому, кого я мог бы назвать братом. – Аарон слабо улыбнулся. – И ты был хорошим другом.

Снова тишина, нарушаемая лишь капанием конденсата с потолка.

– Посиди со мной ещё, – попросил Чан.

– Конечно. Столько, сколько захочешь.

– Но не смотри на меня.

– Не буду. Обещаю.

Чан положил голову на верстак рядом с бомбой, но слёзы не шли. Аарон присел рядом и бесцельно шарил взглядом по изгибам и кривым рельефного серого потолка, очерчивающим озеро наверху. Я отключил свои камеры в этом помещении.

Когда я снова включил их через полчаса, они всё ещё были там, сидя в тех же самых позах.

11

Главный календарный дисплей Центральный пост управления

Дата на борту: среда, 8 октября 2177

Дата на Земле: понедельник, 26 апреля 2179

Дней в пути: 741 ▲

Дней до цели: 2227 ▼

Зал Отправления Культов на одиннадцатом уровне на самом деле был не более чем пустым помещением. У нас не было места для обустройства отдельной церкви, синагоги, мечети и других культовых сооружений. Вместо всего этого было только это простое помещение с сиденьями на пятьсот человек, выполнявшее ту роль, в которой возникла необходимость.

Сиденья были немного слишком комфортабельны, чтобы называть их церковными скамьями, и немного менее вульгарны, чем те складные металлические стулья, к которым, по‑видимому, привыкло большинство наших унитариев. На краю зала имелось простое возвышение и небольшая трибуна, которую называли амвоном или кафедрой в зависимости от того, кто её занимал. Остальная часть Зала Отправления Культов преображалась в соответствии с текущей надобностью с помощью чудес голографии. Аарон, как он сам говорил, был в церкви лишь однажды, в Торонто, с Дианой и её семьёй накануне свадьбы. Он пытался описать мне это место таким, каким его запомнил: тёмным и мрачным, с затхлым запахом, но с великолепным, просто потрясающим витражным окном в задней стене. Он пялился на эти витражи на протяжении всей службы.

У меня была голографическая библиотека основных архитектурных компонентов, и с помощью Аарона я, как мог, воссоздал внутреннюю обстановку церкви семейства Чандлеров, по крайней мере, в общих чертах.

Зал Отправления Культов был полон, все пятьсот мест заняты. Видео с моих камер подвергалось обработке и цветокоррекции с целью сделать изображение похожим на увиденное человеком, и отправлялось на экраны мониторов по всему «Арго». Похороны, может быть, и печальное событие, но всё‑таки событие, а они в последние два года были в дефиците.