Страница 6 из 6
Задержанный весь сжался, опустил голову и, как мне показалось, заскулил прямо по-собачьи. Через некоторое время я увидел, как по его лицу потекли слезы.
«Раскаивается, наверное, мужик, – подумал я, – натворил дел, а теперь вот сидит и как ребенок плачет. Спрашивается, ну зачем ты хулиганил? Зачем кричал, как дикий вепрь на людей? Конечно, теперь обидно, больно, страшно. Но винить некого, сам виноват. Люди иногда так беспечно распоряжаются своей репутацией, свободой, здоровьем, в конце концов. Не понимаю, почему так? Если бы я был человеком, я был бы добрым и внимательным ко всем, отзывчивым и веселым… Впрочем, откуда я знаю, как бы я жил. Для того чтобы это понять, нужно сначала побыть человеком. Может, и не удержался бы – начал бы тоже ругаться, хулиганить. Хотя нет! Сколько вон людей живет и не думает ни хамить, ни ссориться, ни дебоширить. У людей, как и у собак, – все от воспитания зависит. У нас ведь тоже агрессивных собак полно. Помните, я рассказывал о стаффорде? Еще то чудо-юдо, ему все равно, с кем драться. Может даже на крошечную собаку или котенка напасть. Кто-то же приучил его к агрессии. Наверное, так и у людей. Тоже своих американских стаффордов хватает…»
Вскоре мы вернулись в отдел, хулигана отправили в камеру для задержанных, а меня Максим повез к знакомому ветеринару. К счастью, все обошлось, перелома не было, правда, прихрамывал я еще несколько дней. Как я ни старался скрыть свой недуг, Андрей Максимович, хотя и слепой, все же через шлейку уловил мою хромоту. Списали на то, что я где-то проколол лапу. Анна Михайловна сделала вид, что чем-то помазала мне ранку, а сыну строго-настрого запретила брать меня на службу. Впрочем, запрет действовал недолго.
Глава 4
Я уже говорил, что приезд внучки Кати к Елисеевым – это событие, равное по значимости если не Олимпийским играм, то где-то рядом. В этот раз Екатерина озадачила всех настолько, что и хозяева дома, и гости даже не знали, как правильно поступить. Роза Андреевна настаивала на наказании и хотела поставить дочь в угол. Отец девочки, Рашид Рифатович, был против угла, но отобрал у нее любимую игрушку. Катя перенесла такое наказание стойко. Судя по ее дрогнувшим губам, она вот-вот должна была расплакаться, но решила все-таки сдержаться. Обняв меня, она тихо сказала на ухо:
– Трыся, они думают, что я буду плакать. Но я назло всем этого делать не буду, потому что дедушка сказал, что когда я вырасту, я стану царицей. А царицы не плачут. Мне в садике воспитательница сказала.
Дед и бабушка и вовсе рукой махнули, мол, подумаешь, горе великое. Те сразу простили проступок внучки и долго смеялись. Вам, наверное, тоже любопытно, что же такого могла натворить маленькая девочка.
В принципе ничего страшного не произошло, если не считать того, что люди в тот день остались без шашлыка. В какой-то момент на кухне и на крыльце никого не оказалось, чем Катя и воспользовалась. Она взяла со стола кастрюлю с замаринованным и приготовленным к жарке мясом и отнесла его Пальме. Я наблюдал за всем этим происшествием, но что я мог поделать? Не рычать же мне на маленькую девочку. Да я сначала и не понял, куда это она собралась с кастрюлей, потом слышу, как она говорит собаке:
– Пальмушка, я тебе гостинцы принесла. Ты любишь мяско?
– А кто же его не любит? Очень люблю, – отвечает Пальма, – спасибо тебе, Катенька.
Я вмешался в процесс и говорю Пальме:
– Дорогая, как бы тебе не влетело от хозяев!
– Трисон, а я тут при чем? – удивилась Пальма. – У меня ведь принцип простой: дают – бери, бьют – беги!
– А куда тебе бежать-то с цепи? – съехидничал я.
– Куда-куда? – проглатывая очередной кусок мяса, ухмыльнулась собака. – В будку. А ты чего стоишь? Угощайся!
Катя, словно разобрав, что говорит Пальма, махнула мне рукой и тоже предложила:
– Трыся, а ты что, не любишь мяско? Иди, покушай с нами.
– У-у! – ответил я и на всякий случай отошел подальше от собачьего праздничного стола.
Люди обнаружили отсутствие мяса тогда, когда Пальма уже заканчивала свою царскую трапезу. Мясо еще оставалось, но оно все перекочевало в собачью миску. Пальма от греха подальше забилась в конуру, и оттуда еще долго светились два счастливых глаза. Наверное, от сытости.
– Катька, ну кто тебе разрешил трогать мясо? – громко возмущалась мама.
Мама, скорее, возмущалась не из-за того, что дочь отдала мясо собаке, а просто было неловко перед всеми – знаете, как бывает, люди настроились поесть шашлык, а тут такой форс-мажор.
– Мамуля, ну, ведь Пальма тоже хочет кушать, она тоже любит мясо! – доказывала дочь.
– И что теперь? Ты о собаке позаботилась, а о людях забыла? – строго спросила мать.
– Ничего я не забыла, – отвечала Катя. – Люди каждый день мясо едят, а Пальма ни разу не ела. Я же вижу. Мама, это ведь несправедливо!
– Как это не ела? – вмешался подошедший отец. – Мы же каждый раз ей отдаем косточки.
– Косточки? Да? – подбоченилась дочь. – А что же вы их сами не едите? Я спросила у Пальмы, любит она или нет мясо…
– И что она тебе ответила? – язвительно спросил папа.
– Ответила, что очень любит, и я решила с ней поделиться, – Катя гордо подняла голову.
– Прямо так и сказала? – видно было, что отец еле сдерживает смех.
– Ну, что ты тут с ней хиханьки-хаханьки разводишь? – возмутилась мама, обращаясь к мужу. За такие поступки нужно ребенка наказывать. Отправляй ее в угол.
– Да ладно, мать, – махнул рукой отец, – какой угол? Пусть идет в комнату и там посидит, подумает.
Катя, прихватив с собой плюшевого медведя, молча направилась в дом. Отец грустно произнес:
– Медведя оставь. Посиди в комнате без игрушек.
Катя, к удивлению взрослых, не стала вредничать, гордо протянула отцу игрушку и исчезла за дверью. Я последовал за нею. Долго крепилась девчонка, но все же в конце концов, видимо, детское сердце не выдержало, и девочка расплакалась. Я прижался к ней и слизнул со щеки солоноватую слезинку.
– Фу, Трыся! – улыбнулась Катя и, вытерев щеку, обняла меня и звонко чмокнула в нос.
– Ав-ав! – одобрительно сказал я.
– Это у меня случайно слезы выкатились, – шмыгая носом, заявила девчонка. – Никому не говори. Хорошо?
– Ав! – ответил я, что означало «железно». И впрямь, не болтун же я какой-нибудь.
– Жаль, Трыся, что ты мяса не поел! – вздохнула девчонка.
– У-у! – проскулил я.
В комнату к нам проник Симка.
– У Пальмы сегодня прямо праздник живота, – промурлыкал кот. – И я полакомился, кусочек спер. Вкуснятина!
– Скажи Кате спасибо, воришка, – съязвил я, – если бы не она, было б тебе мясо.
Сименс подошел к девочке и потерся о ее ногу. Катя погладила Симку и, подняв кота с пола, усадила его рядом с собой на кровать.
– Что там народ? Успокоился? – спросил я.
– Все еще обсуждают, – мяукнул Симка. – Но уже посмеиваются, хозяйка колбасы им нарезала. Да овощи с фруктами на стол выставила. Тоже неплохо!
– Согласен, – кивнул я. – Говорят, людям много мяса есть нельзя.
– Точно, – подтвердил Сименс, – здоровее будут. Лучше бы нам каждый день его отдавали, мне этот сухой корм уже поперек горла стоит.
– А я привык, – возразил я. – От куска мяса не откажусь, но сухой корм все-таки удобен.
– Удобен для людей, – недовольно мяукнул Симка и гордо добавил: – Но не для меня…
– Это тебе так кажется, – возразил я.
– Ничего не кажется, – фыркнул Сименс. – Если тебе нравится, это еще не значит, что нравится всем. А я бы каждый день мясо ел.
– Так тоже надоест, если каждый день, – попытался я переубедить нашего «хищника».
– Чтобы так утверждать, – насупился кот, – нужно сначала попробовать.
– Тоже верно, – согласился я. Да и сложно не согласиться с таким аргументом. Симке редко перепадало мясо, потому он, наверное, такой и самоуверенный в вопросе своего меню.
В этот момент в комнату заглянула мама Кати. Увидев на кровати кота, она от удивления открыла рот и громко крикнула:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.