Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12



Вспоминает Александр, как перед весной 1997 года провалились в полынью на Дону пять лосей и никак не могли выбраться. «Половина Старой Калитвы сбежались на берег — кто плачет, кто советы дает, кто спасает. Веревками, с неимоверными усилиями лосей вытащили. Стояли на трясущихся ногах, сдвинуться с места не могут».

Окончил Александр в Калитве («без отрыва от Дона») десятилетку, отслужил в армии, работал после в колхозе шофером, не повезло — заболел. Две операции сделали. С шоферством пришлось расстаться. Нанялся в «сельмаг» продавцом. «На работу не жалуюсь — кормит. Но ведь что-то и для души должно быть. Вот и задумал построить паром. Все из подручных средств: купил полбаржи, ржавевшей на берегу, поставил на этом огрызке бог знает из чего собранный двигатель, сделал над машиной кабину, канат натянул через Дон. Пойдемте, сами увидите».

Дежурным на пароме во время отлучки хозяина был оставлен мальчишка. «Они тут каждый день чирикают воробьями. Паром для них вроде как пароход. А Игорь Чумаков — вот он, герой! — со мною с вечера до утра».

Игорь показал, как запускают мотор, рассказал. какие правила надо тут соблюдать, как на паром заезжают автомобили.

Доходы паромщика пока что невелики — больше стоит в ожидании. Но паромщик не огорчается. «Наладится дело. Выгодней тут переправиться, чем делать немаленький крюк к другому парому. Да и нашим местным — выгода. Луга и, стало быть, сено — на левом берегу, лес пойменный тоже левобережный — дрова в нем стоят вдвое дешевле, чем в Калитве. Пользуются паромом охотники, удильщики, грибники. Их с Игорем мы перевозим за так». Для этого люда «Сашкин паром» как справочное бюро. Интересуются у Александра, откуда какие несут грибы, где что клевало и где что случилось — все здешние новости стекаются к переправе. «Тут и душу тебе изольют, и расскажут, где встретили кабанов, где заяц дорогу перебежал, где увидели волчий след. У реки всегда интересно. Я вот недавно с парома вижу: плывет что-то странное. Не утоп ли кто? Оказалось, огромный сом, запутавшись в чьих-то сетях, околел, плывет по теченью, а на желтом брюхе, представляете, сидит у него ворона. Все интересно! Стрекоза, озябшая, утром села погреться на двигатель, коршун патрулирует берег, ищет снулую рыбу, орлан-белохвост пролетел. Увидишь зверя или птицу какую — радость на целый день».

— Но паром ведь только до ледостава…

— К сожалению, так. Но что сделаешь, на зиму колымагу эту выну на берег, а сам до весны за прилавок. Так жить интересней, чем всегда — за прилавком.

С парома видно: на другом берегу переправы ждут старушка и мальчик. А паромщик не спешит, ему надо дождаться автомобиля. И вот появляются малиновые «Жигули».

— Дорого берешь?

— Полсотни.

— Не много?

— А солярка почем…

Разговор почти что формальный — все нынче дорого.

Под съехавшими на паром «Жигулями» поскрипывают палубные листы железа. Шоферу, видимо, незнакома дорога дальше. Паромщик что-то чертит на кусочке картона, показывает рукой, куда надо будет свернуть и кричит:

— Игорек, запускаем!

Постукивает мотор. Крутится обернутое тросом огромное колесо. «Водяная кибитка» медленно движется к правому берегу. Бесплатным пассажиром на крыше парома сидит трясогузка.

— Весной она обязательно тут загнездится.

— Я тоже об этом думал. И радуюсь. Вон там специально нишу под крышей сделаю. Трясогузки любят такие щели.

Медленно, примерно со скоростью течения Дона, движется «привязанная» к канату — кибитка парома. «Жигули» уезжают, уступая место грузовику с мешками картошки. Старуха, усевшись на скамейке, у поручней, атакует Александра вопросами:

— Санёк, маслята несут али нет?.. А из какого леса?

Мальчишка везет на левый берег щенка. Вопросов у него нет. Глядит с завистью, как ровесник его Игорёк почти хозяйствует у мотора…

Перед отъездом домой я сбегал к пристани, где на волне покачивался паром.



— Как дела, Александр?

— Ничего, утюжим Дон помаленьку. Сегодня утром видел, как косуля переплывала реку. Представляете, почти рядом с моим «ящиком», и не боится. Вам бы тут быть с аппаратом.

И мы помахали друг другу рукой.

Это и есть паромщик Александр Новиков.

Фото автора. 27 сентября 2002 г.

Селение на костях мамонтов

(Окно в природу)

В сорока километрах от Воронежа вниз по Дону есть село с экзотическим названием, Костёнки.

Название не случайное. Еще в допетровское время, копая землю, тут находили огромной величины кости. Любознательный царь, когда строил в Воронеже флот, не преминул поглядеть на удивительные находки. Кое-что Петр отобрал для петербургской кунсткамеры и любил дарить «сувениры» приезжавшим на верфь иностранцам.

Любопытно, что происхождение «слоновых костей» на Дону в те не такие уж далекие времена не могли правильно истолковать. Сам царь полагал, что это, скорее всего, следы армии Александра Македонского. Но как слоны этой армии попали на Дон, было не ясно.

Лишь позже, когда повсюду стали находить «кости», начали понимать, что имеют дело с останками животных (фактически слонов), живших в разных местах и названных мамонтами.

Обилие останков древних гигантов в Костёнках объясняется тем, что тут, видимо, проходили их кочевые пути с юга на север и обратно, и тем, что место у Дона было удобным для жизни людей. Оно, это место, и ныне, и во все времена было привлекательным для житья — Дон рядом, жилища защищены от ветров склонами пологой балки, по низу ее течет (поныне!) родниковый ключ. И немаловажно: с бугров над балкой открывается волнующей красоты картина — синяя лента реки, а в пойме ее — луга, озера. Древнему человеку эта панорама, да еще со стадами животных, тоже наверняка нравилась. И люди селились тут, как показали раскопки, тысячелетьями.

Нынешний вид Костёнок.

Мы сидим у свежего раскопа в Костёнках с двумя археологами — петербуржцем Михаилом Васильевичем Лниковичем и воронежцем Виктором Васильевичем Поповым. Наука, которую они представляют в Костёнках, перебивается ныне с хлеба на квас. Но жизнь накрепко связана с увлекательным делом, и два энтузиаста с группой студентов каждое лето появляются тут, у Дона, и продолжают раскопки.

— Что же, и двадцать тысяч лет назад человек, одетый в звериные шкуры, видел эти же вот холмы, эту балку и реку?

— Да, — отвечает петербургский профессор в ковбойской шляпе, теребя растительность на лице. — Да, примерно то же самое. И пил ту же подземную воду из ручейка, что и мы.

Но кое-что в пейзаже, конечно, переменилось. Некоторые строения людей за тысячелетия засыпаны «эоловыми отложениями» (землей, принесенной ветрами), а кое-где отложениями и водных потоков. Земля у Дона была без древесной растительности — холодная травянистая равнина. Мощный ледник (толща льда достигала тысячи метров) находился в ста — ста пятидесяти километрах. Дыхание ледника чувствовалось постоянно. Животные тут были «косматыми» — мамонты, шерстистые носороги, олени, лошади, волки, песцы, лисицы.

Люди тоже носили одежду из шкур и обязаны были строить жилища, хранившие их от стужи.

Но было тут для людей и удобство — вечная мерзлота надежно и долго сохраняла все, что давала охота.

По раскопанным костям видно, на кого охотились люди, разумом стоявшие уже близко к современному человеку. Помимо уже перечисленных степных животных, тут обнаружены кости «донского зайца», обликом походившего на нынешнего русака, но размером с барана.

Этот заяц изредка тоже становился добычей древних охотников, но, конечно, важнее было завалить мамонта — гора мяса.