Страница 25 из 56
Отделение агентства "ГАВАС" имело контакты с французским посольством, и Вукелич при случае лично бывал там, в связи с чем нас очень интересовали текущие сведения и капитальная информация, которые он там добывал. Вукелич также несколько раз встречался с военным атташе французского посольства, однако информация, полученная по этому каналу, не была особо важной.
В качестве корреспондента информационного агентства "ГАВАС" Вукелич, с разрешения японских военных властей, смог совершить поездку на Халхин-Гол, и нечего говорить, что благодаря этому случаю он собрал информацию для нас.
В последнее время он получал много информации от иностранных, особенно американских, журналистов, среди которой были очень интересные сведения, связанные большей частью с дипломатической политикой. Например, из представленной им информации наиболее важной была речь посла США Грю в 1941 году. В последнее время он, пожалуй, еще более сблизился с американскими журналистами".
Между 14 и 18 декабря 1933 года в англоязычной газете "Джапанез Эдвертайзер" появилось объявление о покупке японских гравюр XIX века "укуие-е". На объявление откликнулся молодой японский художник Мияги Йотоку, недавно прибывший на родину из США. Он был агентом Коминтерна и таким образом вошел в связь с мнимым покупателем — Вукеличем. При встрече в офисе рекламного агентства они в лучших шпионских традициях обменялись половинками одной и той же долларовой купюры. А через несколько часов Мияги уже был представлен Зорге.
Родившийся в 1903 году на Окинаве, Мияги жил в Америке с 1919 года. Он прошел курс обучения в художественных школах Сан-Франциско и Сан-Диего, которые закончил в 1925 году, а в 1927 году женился на Тиё Ямаки. Вместе с друзьями он владел рестораном "Сова" в Лос-Анджелесе. В 1929 (по другим данным — в 1931) году Мияги вступил в Американскую коммунистическую партию. Тогда же он установил связь с советской разведкой, а ранее входил в японские коммунистические кружки.
Картины Мияги пользовались популярностью. Доходы от их продажи шли на расходы группы "Рамзая". Что было еще важнее, Мияги пользовался популярностью у японских военных, охотно заказывавших ему свои портреты. В беседах с заказчиками художник добывал информацию о состоянии армии и флота, в частности о топографических работах на китайско-монгольской границе под Халхин-Голом и о предстоящих в конце 1941 года действиях японского флота в направлении Южных морей.
С 25 июля по 16 августа 1935 года Рихард Зорге находился в Москве. Это поездка, как мы помним, была запланирована заранее. Он поставил вопрос о приезде к нему высококвалифицированного радиста Клаузена, с которым он работал в Шанхае. Руководство ГРУ согласилось удовлетворить его просьбу и вызвало Макса в Москву.
Айно Куусинен, жена Отто Куусинена и советский нелегал в Японии по линии Разведупра в одно время с Зорге, вспоминала позднее о том, что ей рассказывал Нииро Виртанен, такой же, как и она сама, нелегал Разведупра. В 1935 году в Москве Нииро встретился с Рихардом, они вместе поужинали. Айно писала в мемуарах: "Виртанен рассказал о своей случайной встрече в августе в Москве с Зорге. Они вместе провели весёлый вечер в ресторане гостиницы "Большая Московская". Зорге, как обычно, много выпил и в пьяном виде прямо говорил о своём сложном положении. Ему надоело работать на русскую разведку, но нет возможности отказаться и начать жизнь снопа. Он чувствовал, что в СССР он в опасности, но знал, что Германия для него закрыта, там он сразу будет арестован гестапо. Оставалось вернуться в Японию, хотя он и предвидел, что работать ему там оставалось недолго".
Коммунизм сталинского образца Зорге определенно не нравился, но национал-социализм Гитлера казался еще хуже.
Айно Куусинен так описала свою первую встречу с Зорге в Токио в январе 1935 года: "В начале января 1935 года, в точно назначенное время я сидела в фойе "Империала". В дверях появился мужчина и едва заметно мне кивнул. Я сразу узнала доктора Рихарда Зорге, с которым познакомилась ещё десять лет назад, когда он работал в немецком секторе Коминтерна. Тогда, вскоре после своего приезда из Германии, они с женой бывали в гостях у нас с Отто. Вот, значит, кто будет связным между мною и генералом Берзином!
Я ещё немного посидела, потом вышла на улицу, где меня в такси ждал Зорге. Разговор наш был короток. Я сообщила, что собираюсь переехать, он знал, что я — "Ингрид", но понятия не имел о моём задании. Он не имел полномочий ни приказывать мне, ни давать инструкций, но вся связь между мною и четвёртым управлением должна была идти через него. Зорге предложил встретиться через неделю в одном из баров…
Айно Куусинен в 1965 г.
Это была низкопробная немецкая пивнушка, и я попеняла Зорге на то, что он заставил идти в такое отвратительное место женщину, до того жившую в отеле "Империал". Зорге на мои слова не обратил внимания, сказал, что скоро собирается в Москву, туда и обратно поедет через США. Когда вернётся, не знал, потому дал мне денег на целый год".
Тут можно усомниться, что Айно ("Ингрид") не находилась в подчинении у Зорге. Ведь он не только получал от нее информацию, но и давал ей деньги, да еще на целый год. К тому же у нее не было никакой возможности скрыть от резидента суть своего задания. Ведь ее сообщения в Центр все равно должен был шифровать Зорге.
Надо сказать, что Айно, отозванная из Японии в конце 1937 года, была арестована, провела девять лет в тюрьмах и лагерях. Затем — освобождение уже после войны и вскоре — повторный арест и ссылка, окончательное освобождение в 1955 году и возвращение в Финляндию в 1965-м.
Кстати сказать, по части пристрастия к выпивке и женщинам в Коминтерне с Зорге было кому посоревноваться. По свидетельству Айно Куусинен, "ставший в 1935 году генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Георгий Димитров работал в различных отделах Коминтерна, но всякий раз его приходилось смещать: его интересовали только выпивка и женщины. Когда возмущение и жалобы достигали предела, его куда-нибудь переводили. В Коминтерне попросту отказывались с ним работать, и его отправили в другое здание, в Крестинтерн, к старику Мещерякову. Однажды в кабинет Отто (я была там) ворвался Мещеряков: "Товарищ Куусинен, нужно поговорить! Заберите Димитрова! Он ничего в нашей работе не понимает, знает только пить и соблазнять наших девушек. Я не начальник отдела, пока он там! Пожалуйста, заберите его от меня!" Отто обещал что-нибудь придумать, а когда Мещеряков ушел, он сказал мне, смеясь: "Никто не хочет связываться с Димитровым. Куда его деть? Лучше, наверное, отправить обратно на Балканы". И отправили". Потом Димитрова, в отличие от Зорге, после оправдания на Лейпцигском процессе (по свидетельству Айно, блестящую речь плохо говорившего по-немецки Димитрова на процессе написал Отто Куусинен), благополучно вытащили в СССР и сделали номинальным главой Коминтерна, а в конце войны — главой коммунистического правительства Болгарии. Правда, водка Димитрова до добра не довела — 2 июля 1949 года он умер в Барвихе от цирроза печени в возрасте 67 лет.
Судьба Айно Куусинен (Туртиайнен) показывает, какой могла бы быть судьба Зорге, если бы он подчинился приказу и покинул Японию в конце 1937 или в 1938 года. Его почти наверняка арестовали бы и либо расстреляли, либо отправили в лагерь. В последнем случае, правда, у него появился бы шанс пережить войну и дожить до освобождения, реабилитации и, может быть, даже до мемуаров. Но в этом случае он никогда не стал бы самым знаменитым разведчиком в мире, а стоял бы в ряду десятков советских резидентов-нелегалов, прошедших ГУЛАГ. Ведь наиболее ценную информацию группа Зорге передала как раз в конце 30-х — начале 40-х годов. И, конечно же, если бы Зорге отозвали не позднее 38-го, японская полиция никак не смогла бы арестовать его в 41-м. И тогда не было бы обширных показаний и записок Зорге, которые, будучи после войны опубликованы американцами, создали "Рамзаю" посмертную всемирную славу.