Страница 47 из 72
Из огромного круга оптических явлений он выбрал самые наглядные и красивые, в особенности — те, которые можно было показывать проекцией, ибо многие опыты можно показывать на большом белом экране с еще большим блеском, чем в кино. Из последних он избрал те, которые могла понять юная аудитория, и расположил их в таком порядке, что получился цельный логический рассказ, начинавшийся с простейших идей и потом переходивший к обсуждению более трудных понятий. В частности, он разработал метод проецирования на экран длинного и яркого спектра, что едва ли кому удавалось до него. Спектр достигал фута в ширину и почти десяти футов в длину, а радужные цвета были необычайно чистыми. На фоне его Вуд показал много опытов с поглощением света различными парами, жидкостями и твердыми телами, яркие спектры излучения металлической дуги и другие явления. Ряд опытов с пестрыми «узорами», получаемыми при поляризации света, и некоторые из его старых экспериментов с натрием также входили в программу — конечно, со взрывом его при погружении в воду и с рассказом о людях, которые перепугались до смерти, увидев человека, «плюнувшего в лужу огнем».
Среди аудитории был девятилетний Керн Додж, внук мистрис Джеме Мэйпс Додж и правнук Мэри Мэйпс Додж, основавшей и долгое время руководившей журналом St. Nicholas. Лекция преисполнила мальчика таким восхищением, что он пришел домой полный восторга, который, очевидно, охватил и его бабушку, в результате чего она выписала чек на 10000 долларов для организации постоянных рождественских лекций для детей.
В то же самое время научная работа Вуда открывала новые области для исследования.
«Осенью 1927 года, — рассказывает Вуд, — я сделал удивительное открытие. Весной этого года я заметил, что флуоресценция ртутных паров, возбужденная синим светом ртутной дуги, была сильно поляризованной, в чем можно было убедиться по появлению темных полос, пересекающих светящееся пятно, если рассматривать его через призму Николя и кварцевый клин.
Вернувшись осенью в свою лабораторию, я начал работу заново, но не смог получить тех же результатов. Не было видно никаких следов поляризации. Установка и приборы — лампа, ртутная трубка, оптика — ничего не изменилось. Я пытался вспомнить какое-нибудь маленькое изменение, которое я забыл, но ничего не мог вспомнить, кроме того, что передвинул весь стол с места на место. Как это могло сказаться на опыте? Очевидно — никак; но не влияло ли магнитное поле земли? Фантастическая идея! Но я все же повернул стол со всеми приборами в прежнее положение и зажег ртутную лампу. Я посмотрел сквозь никель и увидел темные полосы на зеленом пятне флуоресценции паров ртути. Взяв трехгранный напильник, лежавший на столе, я поднес его к трубке, и полосы пропали. Напильник был намагничен прикосновением к сильному магниту, как и другие инструменты в моей лаборатории. Никогда до тех пор никто не обнаруживал, чтобы такое слабое магнитное поле, как поле земли, влияло на какое-либо оптическое явление, и я сразу же начал работу вместе с Александром Эллеттом, одним из моих лучших студентов. Первой задачей, конечно, было нейтрализовать земное поле вблизи прибора, что мы сделали, установив пару витков проволоки, по которой пропускается ток с тщательной регулировкой. Исследование заняло два года, ибо по пути мы нашли еще много интересных и сложных явлений с парами натрия. В этом случае мы имели дело с резонансным излучением — явлением, более простым, чем флуоресценция. Результаты опытов открыли новое широкое поле исследования влияния магнетизма на световые явления, и вскоре появилось много статей других исследователей на эту тему».
Осенью 1927 года многие выдающиеся физики со всего мира съехались в Комо, на родину Вольта, чтобы торжественно отметить столетие его смерти. Вуд поехал с женой и дочерью Элизабет. В Комо происходили торжественные церемонии у могилы Вольта, приемы, экскурсии на лодках днем и ночью, праздники в садах и поездки в Павию и другие места.
«В последнюю ночь, — рассказывает Вуд, — на озере состоялся фейерверк, подобного которому я никогда не видел. Он кончился 200-ярдовым барражем из фосфорных и магниевых бомб, которые взрывались со страшным грохотом и ослепительными вспышками, особенно эффектными на фоне тяжелой завесы облаков дыма. Это единственное пиротехническое зрелище, от которого у меня забегали мурашки по спине. Это было так же страшно и драматично, как на войне».
В конце церемонии делегаты поехали в Рим, где им было подготовлено новое развлечение, окончившееся приемом и чаем у Муссолини в Вилла Корсини. Каждого из делегатов должны были, прежде чем допустить в резиденцию, узнать в лицо по крайней мере три члена приемной комиссии.
Вторая поездка Вуда за границу с Альфредом Лумисом произошла в 1928 году. Они сразу же отправились к Оливеру Лоджу, который подарил каждому из них по экземпляру своей последней книги «Evidence of Immortality» («Доказательства бессмертия») [36]. Затем они посетили Чарльза В. Бойса, которого Лумис пригласил поехать с ними в Америку и провести лето в Такседо. Бойс сказал: «О, я не был в Америке уже двадцать лет, и я очень хотел бы посмотреть на все изменения, происшедшие в ней, но я довольно слаб теперь и дрожу при мысли о таком путешествии. Оно пугает меня!» Однако его сын уговорил его согласиться, а Лумис сказал: «Все, что от вас требуется — быть в Плимуте 4 июля, а все остальное устрою я».
Одной из вещей, которую Лумис надеялся достать в Англии, были астрономические часы Шорта — новый прибор для чрезвычайно точного измерения времени. Они имели «свободный маятник», качавшийся в вакууме в огромном стеклянном цилиндре, и стоили так дорого, что только пять крупнейших обсерваторий имели их. Вуд рассказывает:
«Я взял Лумиса к мистеру Хок-Джонсу, который изготовлял часы. Мы поднялись в его мастерскую по пыльной лестнице и увидели там очень мало механических приспособлений, но в углу стояли одни почти законченные часы, которые должны были стать шестыми по счету. Лумис спросил вскользь, какова цена часов, и услышав, что они стоят двести сорок фунтов (около 1200 долларов), сказал, также вскользь: „Прекрасно. Я возьму у вас три экземпляра“. Мистер Джонс наклонился вперед, будто бы ослышался, и переспросил: „Как вы сказали?“ — „Я заказываю три штуки, — повторил мистер Лумис. — Когда вы сможете закончить их? На первые часы я выпишу вам чек сейчас же“.
Мистер Джонс, у которого до этого было такое выражение лица, как будто он разговаривает с сумасшедшим, стал отказываться. «О, нет, — сказал он, — не делайте этого сейчас, сэр. Позже, когда мы передадим часы вам, будет вполне достаточно времени». Но Лумис все-таки заставил его взять чек тут же».
В последующие недели они разъезжали по Англии, посетили континент, показали в Королевском Обществе фильм об опытах с ультразвуками, смотрели Дерби, завтракали и обедали со знаменитостями, а затем летали на самолете в Копенгаген к Нильсу Бору, после чего поехали в Германию.
В берлинском университете они опять показывали фильм о своих ультразвуковых опытах, встретились с Прингсхеймом, фон Лауэ, Планком, Нернстом и большинством других крупнейших ученых, живших тогда в Германии. Они посетили заводы Цейсса в Йене и Геттингенский университет, где их пригласили на студенческую дуэль. Вуд, конечно, страшно хотел посмотреть ее, но дуэли были запрещены законом, и Лумис не захотел идти.
«Все это время (рассказывает Вуд) мы ничего не слышали о Бойсе, и уже подходило время отплытия „Парижа“. Лумис послал Бойсу билет, но мы не знали, хватит ли у него храбрости. Когда „лайнер“ зашел в Плимут, чтобы взять английских пассажиров, мы с волнением смотрели на маленький тендер — Бойс радостно замахал нам с него рукой и был готов взбираться по трапу, так же обрадовавшийся, увидев, что мы действительно на борту, как и мы, увидев его на тендере».
Вернувшись в Америку, они узнали, что профессор Джеймс Франк, нобелевский лауреат, приедет в январе читать лекции в нескольких университетах. Вуд предложил Лумису устроить конгресс физиков в лаборатории Такседо Парка в честь Франка. Франк согласился, и собрание было устроено в библиотеке, величественной комнате, похожей на собор, с цветными стеклами. Здесь Франк прочел первую свою лекцию в Америке. Вуд, Лумис и другие выступили с соответствующими обращениями. Посетителей — американских физиков — водили во все лаборатории и показали ультразвуки и другие опыты. Конгресс в этом дворце науки оказался таким удачным, что его повторили и на следующий год.
36
О. Лодж — выдающийся физик, редактор Nature — был спиритом. Ред.