Страница 25 из 72
Во время исследования паров натрия я работал еще над несколькими проблемами — в частности над оптическими свойствами химического соединения. со страшным длинным названием — паранитрозодиметиланилина. Это было одно из веществ, которое мы изготовляли десять лет назад, слушая курс органической химии профессора Ремсена. Ярко-зеленые хлопья кристаллов с металлическим блеском показались мне интересными, и я сохранил их в склянке. Читая лекции в Мэдисоне, я дошел до темы аномальной дисперсии, обусловливаемой сильно поглощающими средами. Призма, изготовленная из такого вещества, дает спектр, в котором цвета расположены не в том порядке, как в радуге или спектре стеклянной призмы, причем наибольшие отклонения в обратную сторону получаются для цветов, близких к концам полосы поглощения. Это явление обычно демонстрировали и изучали на растворах анилиновых красок в пустотелой стеклянной призме. Мне пришло в голову, что если бы расплавить чистую краску и залить между стеклянными пластинками, наклоненными друг к другу под малым углом, эффект будет гораздо больше. Я попробовал осуществить это с кристаллами цианина — краски, которую употребляют для сенсибилизации фотопластинок к инфракрасным лучам. Цианин легко плавился и давал прекрасные призмы, которые были чрезвычайно эффективны. Затем я попробовал около пятидесяти других красок без единого удачного результата. Они разлагались и превращались в губчатую черную массу, не расплавляясь, и мне не удалось найти больше ни одного вещества, которое бы подходило к моим требованиям. Даже цианин, изготовленный другими заводами, не плавился. Мне явно повезло с выбранной краской. Эрлих сделал 605 неудачных препаратов, прежде чем получил знаменитый 606-й. У меня же за одним успехом последовало пятьдесят неудач! Просматривая препараты, сделанные много лет назад по курсу Ремсена, я наткнулся на зеленые хлопья нитрозодиметиланилина. Эти зеленые кристаллы плавились при низкой температуре и давали замечательные призмы, которые пропускали красные, оранжевые, желтые и зеленые лучи в обычном порядке, но давали спектр в пятнадцать раз длиннее, чем стеклянная призма с таким же углом. Более того, в растворе вещество сильно поглощало фиолетовые лучи, но пропускало ультрафиолетовые и, комбинируя его с плотным синим кобальтовым стеклом, я получил то, что долго и напрасно искали — светофильтр, непрозрачный для видимого света и пропускающий ультрафиолетовые лучи. С помощью этого фильтра я сделал первые ландшафты и снимки Луны в ультрафиолетовых лучах, и на осеннем заседании Национальной Академии в Балтиморе в. 1902 году продемонстрировал, что можно сделать с помощью того, что теперь называют «черным светом». Заседание происходило в аудитории физического отделения, и после демонстрирования различных фотоснимков, сделанных только в ультрафиолетовых лучах, комната была совершенно затемнена, и невидимые лучи от дуговой лампы в светонепроницаемом железном ящике выходили через окошечко, закрытое фильтром, непрозрачным для видимого света. Белая фарфоровая пластинка, поставленная у самого окошка, была невидима. Лучи фокусировались большой линзой на кристаллы азотнокислого урана, который при этом сиял ярким желто-зеленым светом, настолько ярким, что при нем можно было читать. Газеты, говоря об этих опытах, отмечают, что они «были встречены взрывом аплодисментов, что не часто бывает на ученых заседаниях академии».
Вуд никогда не упускал случая показать красивый опыт подобного рода, но они нисколько не мешали его исследованиям в лаборатории. Только за 1902 год в Philosophical Magazine появилось десять его статей, и один немецкий физик писал в это время своему другу в Америку: «Вуд — плодовит, как кролик».
Летом 1902 года семья Вуда поехала в Сан-Франциско погостить у родителей Гертруды, которые продали дом в Росс Валлей и поселились на Тэйлор-стрит, 1312. В середине июля ожидалось новое пополнение семейства, и Гертруда настаивала, что это как раз подходящее время для Роберта посетить Гавайские острова, где он давно хотел побывать, — ведь там долго жил его отец. Протесты Вуда — что это подлость, покидать свою жену в такое время были отвергнуты ею, как «чепуха», и она в конце концов уговорила его. Она сказала, что будет себя прекрасно чувствовать с матерью, нянькой и доктором. В то время детей рожали дома. Родильные дома были еще неизвестной роскошью. Вуд рассказывает:
«Итак, я оказался на пароходе, выходившем через „Золотые ворота“ Сан-Франциско. Гавайские острова в то время еще совершенно не были затронуты тем меркантилизмом, который их заполонил за последнюю четверть века. Можно было увидеть настоящие танцы „хула“, а теперь, как мне говорили, показывают, „просмотренный цензурой“ вариант, устраиваемый компанией Истмен-Кодак, и их танцуют для развлечения туристов каждый день перед отелями. У меня было двое друзей в Гонолулу, а через несколько дней их стало гораздо больше, так как меня пригласили на „пикник моу-моу“ в субботу. „Моу-моу“ — местное туземное „неглиже“ — одежда в виде длинного мешка из холстины с тремя дырами — для рук и головы. Когда мы подошли к большому дому в отдалении от берега, мне сообщили, что надо раздеться и облачиться в „моу-моу“ и больше ничего. В этом одеянии, доходившем до колен, вы играли в теннис или сидели за столиками с прохладительными напитками, а затем шли плавать на залив, потом обратно под деревья, где „мешки“ высыхали за несколько минут, потом опять напитки и новое купанье, затем обед в „моу-моу“ за длинным столом, с шампанским, потом — еще купанье, при лунном свете, и затем — „в кровать“ — все мужчины в одной большой комнате, все женщины — в другой, в удаленной части дома. Перед сном происходила „перекличка“, чтобы убедиться, что все налицо и никто не „загулял“ без разрешения.
Домашние пауки — ужасные созданья и живут в каждом доме или бунгало на островах. Они не ядовиты, и их никто не трогает, так как они уничтожают миллионы москитов и других насекомых. Тело их величиной с куриное яйцо, а волосатые ноги занимают площадь с порядочное блюдечко. Мне не сказали о них, когда я посетил кузена Гертруды на острове Хило, и, ложась спать, как раз, когда я собирался задуть свечу, я вдруг почувствовал, что мне на макушку свалилось что-то, живое, вроде лягушки, соскочило на пол и быстро скрылось под кроватью. Посмотрев на потолок, я обнаружил еще три таких же существа, выглядывавших из темных уголков. Это была атака похуже, чем в Омске, и я стал звать моего друга на помощь, так как не чувствовал себя в безопасности даже под сеткой от москитов, которая покрывала кровать. Он объяснил, что это — ручные домашние пауки, которые едят москитов, и что их можно кормить с руки. Только не с моей!
Я обнаружил, что «Royal Hawaiian Hotel» стоял как раз на месте резиденции моего отца. Это было довольно непривлекательное пристанище для путешественников-коммерсантов, и теперь его заменили зданием, более подходящим для туристов. Самым щегольским отелем в то время был «Моана» на берегу Вайкики — здесь я впервые познакомился с катаньем на досках по волнам. Позднее, когда мы в 1908 году купили летний дом в Ист Хэмптоне, я сделал такие доски для себя и друзей, и мы стали заниматься этим видом спорта. От нас он как эпидемия распространился по южному берегу Лонг-Айленда и по всей стране. Насколько мне известно, это было первое появление «досок», на побережье Атлантического океана, и, хотя вполне возможно, что у меня было много предшественников, но до меня этот вид спорта не «прививался», так же, как в случае с самодельными лыжами, когда мне было двенадцать лет.
Брэдфорд Вуд [24], в возрасте одного месяца, ожидал меня в Сан-Франциско, когда я возвращался обратно через Золотые Ворота, с корзиной тропических фруктов для его матери. Корзину конфисковали в таможне — тогда как раз начали бояться микробов».
Вернувшись в Балтимору осенью 1902 года, Вуд продолжал фотографировать Луну в невидимых лучах. Контраст между освещенными областями поверхности Луны и тенями получался гораздо сильнее, чем при снимках в видимом свете. При съемке «земных» ландшафтов в ультрафиолетовых лучах происходило обратное. Интересной особенностью видов, снятых при полном солнечном освещении, было почти полное исчезновение теней, показывавшее, что большая часть ультрафиолетовых лучей исходит из голубого неба, а не прямо от солнца.
24
Брэдфорд Вуд умер, когда ему было два года.