Гудериан

Вследствие этого в течение всего 1942 года, несмотря на согласованную очередность приоритетов, установленную в январе, Гитлер, как и следовало ожидать, отошел от нее. Случайные упоминания о новой угрозе или идее могли стимулировать новую волну страхов. Результатом оказывались дискуссии о сонме контрпроектов, некоторые разумные, но большинство отличались фантастичностью и бессмысленностью, и их реализация нанесла бы значительный вред.

И все же благодаря чуду и здравому смыслу тех немногих, кто прилагал титанические усилия, главная программа продолжала реализовываться и улучшаться. На фронт начали поступать боеспособные танки. Но в октябре танков Т-IV катастрофически не хватало. Ужасающая неразбериха в промышленности, приводившая к растрате сил и средств, усугублялась еще и тем, что приходилось выпускать множество различных типов самоходных установок. Было испробовано невероятное количество вариантов, в том числе и с удвоенной толщиной брони. Продолжалась работа над танком весом свыше 100 тонн, и поговаривали о каком-то кошмарном монстре, который должен был весить около тысячи тонн. Шпеер провел на удивление успешную реорганизацию промышленности, однако не мог контролировать производственные планы, поскольку никто не был в состоянии обуздать инициативу Гитлера в ее наиболее фантастических проявлениях. В феврале 1943 года возникла ситуация, когда танковые дивизии, отступавшие под сильнейшим натиском русских, имели в строю в среднем всего лишь по 27 машин каждая. И все же, по общему согласию и несмотря на лучшие ожидания артиллеристов, танк продолжал оставаться главным средством выживания в мобильной войне, которая велась на необозримых пространствах восточного театра военных действий.

В «Воспоминаниях солдата» Гудериан пишет: «…немногие проницательные люди в военном окружении Гитлера начали искать кого-то, кто смог бы даже в этот поздний час спасти нас всех от надвигающегося хаоса. На письменном столе Гитлера оказались мои довоенные работы. Фюрера убедили прочитать их.

Затем ему предложили вызвать меня. В конце концов, этим людям до такой степени удалось преодолеть недоверие Гитлера ко мне, что он согласился выслушать меня хотя бы раз». Сначала имена офицеров, выдвигавших Гудериана, окутывает некоторая тайна, но запись в дневнике начальника НРА от 28 февраля 1943 года – кстати, теперь вместо Бодевина Кейтеля им стал Шмундт, – проясняет все:

«Начальник НРА уже в течение некоторого времени рекомендовал фюреру генерал-полковника Гудериана, обосновывая это тем, что тот один из его самых преданных сторонников в генеральном штабе. В ходе долгих дискуссий 25 и 26 февраля фюрер убедился, что может доверить этот ответственный пост генерал-полковнику Гудериану».

Помощь оказал и генерал Энгель, но главная заслуга принадлежала Шмундту, преуспевшему в том, что в 1941 году не удалось фон Белову. Гудериан прав, когда говорит, что убедить Гитлера вернуть его было очень трудно. В фюрере глубоко укоренилось недоверие к любому, кто осмеливался бросать ему вызов, и полностью рассеять это недоверие было невозможно. Однако Гитлер был способен надеть маску всепрощающего вождя, если это служило его целям: так в 1938 году во время кризиса, вызванного отставкой Фрича, он уволил Рундштедта, а в 1939 году вернул его. В 1942 году он простил того же Рундштедта за опрометчивость, проявленную в 1941 году. Тем более, теперь фюрер нуждался в чем-то более существенном, нежели обычные советы. Провалы операций, которыми руководил он лично, поколебали его уверенность. Интуиция подвела его. Гитлеру требовались независимые исполнители. На Восточном фронте, чтобы остановить продвижение советских армий по Украине, он сразу же предоставил необычную свободу действий Манштейну. 20 февраля, когда у русских кончилось горючее, Манштейн нанес им поражение у Харькова и заставил опять сдать город.

В тот же день Гудериан, предварительно сообщивший Шмундту условия своего возвращения – он хотел, чтобы для него учредили пост главного инспектора бронетанковых войск, – встретился с фюрером. Гудериан уловил неопределенность в настроении Гитлера. Он пишет, что фюрер сказал ему: «С 1941 года наши пути разошлись: в то время случились многие недоразумения, о чем я сильно сожалею. Вы мне нужны». Возможно, в тревожный момент этот один из самых неискренних политиков говорил правду. В равной степени вероятно, что ему опять удалось завоевать доверие Гудериана, зная, что человека, которого до этого не удавалось убедить, теперь можно уговорить помочь только проявлением теплых чувств.

В результате этой встречи и серии переговоров с ответственными лицами Гудериан составил проект документа, дававшего ему те полномочия, в которых было отказано в 1938 году, и подал на подпись фюреру. В первом параграфе Гитлер должен был заявить, что генерал-инспектор «…несет ответственность передо мной за будущее развитие бронетанковых войск в том направлении, которое превратит их в решающее оружие, позволяющее одержать победу в этой войне. Генерал-инспектор находится в моем непосредственном подчинении, имеет статус командующего армией и является старшим по команде в танковых войсках». Согласно этому документу, Гудериан отвечал за организацию и боевую подготовку не только в частях сухопутных сил, но и в некоторых подразделениях люфтваффе и войск СС. Решение технических вопросов потребовало тесного сотрудничества с Альбертом Шпеером. На повестку была также поставлена задача создания новых соединений и тактической доктрины. Ему было поручено командовать всеми резервными частями мобильных войск, включая учебные подразделения и училища, располагавшиеся в пределах самого Рейха.

Эта программа Гудериана во многом схожа с документом, составленном Перси Хобартом в Англии осенью 1940 года, когда английская армия после Дюнкерка находилась в таком состоянии, как и германский вермахт после Сталинграда. Хобарт предложил Уинстону Черчиллю учредить должность командира королевским бронетанковым корпусом, по своему статусу равную должности советника армии и с такими же полномочиями, каких добивался Гудериан. Самые авторитетные генералы Черчилля – Дилл и Брук (оба – артиллеристы) восстали против этой идеи. Премьер-министр не был готов к тому, чтобы отмести их возражения так, как это сделал Гитлер, хотя позднее он выразит сожаление, что не сделал этого. В результате, в Англии сложилась система, похожая на ту, что Германия имела в 1938 году. Кроме того, между Хобартом и Гудерианом имелась разница в подходах. В то время как Хобарт считал себя неподходящим для роли главного организатора (в связи со своим некоммуникабельным характером), Гудериан никогда, ни на миг не сомневался, что только один он может выполнить эту задачу, несмотря на противодействие недоброжелателей. После войны он так писал об этом: «Автору неизвестны отрицательные результаты, проистекавшие от этой организации». Не все согласились с такой позицией. Артиллеристы протестовали и ухитрились вырвать из-под опеки Гудериана противотанковые части – к его неописуемой ярости, – но фронтовики, по большей части, вздохнули с облегчением, узнав о возвращении Гудериана. Точно такой же была реакция Шпеера, наконец-то оказавшегося в одной упряжке с человеком, знавшим, за что он отвечает и твердо отстаивающим свои рациональные идеи. Фронтовикам новый приход «Быстрого Гейнца» вернул надежду, что перемены, которых они желали, все же осуществятся. Вступление Гудериана в новую должность состоялось 1-го марта. В документе, подготовленном для американцев вскоре после войны, он описал методы и организацию: «Боевая подготовка и организация контролировались сотрудниками генерального штаба, и в каждом отделе управления бронетанковых войск работали офицеры с боевым опытом, негодные к строевой службе вследствие полученных ранений… В их обязанность входило следить за развитием своей отрасли и выпускать инструкции, разработанные специальными комиссиями, состоявшими из офицеров, получивших свежий опыт на фронте. Эти комиссии работали под эгидой отдела уставов и наставлений танковой командной школы».