Гость

Я решил, что в Москву в таком виде ехать нельзя. Сошел в Можайске, чтобы переодеться.

В одном магазинчике я купил чемодан и недорогой, советского пошива костюм. Рубашки купил в другом магазине. Хорошо, что обувь продавалась отдельно. Купил полуботинки и плащ. Отметил для себя, что пошива он был местного, стояла на нем марка Верейской швейной фабрики.

Свое старье выбросил на пустынной свалке.

От города до Минского шоссе несколько километров. Я пообедал в привокзальном ресторане и пошел к шоссе.

Итак, полдня на людях, и никаких недоразумений. Было отчего приободриться.

В небольшом кустарнике я расстелил карту и посмотрел, куда же мне ехать, какой назвать пункт под Москвой.

Нашел Лесной Городок. Вот и хорошо! Придорожный поселок не вызовет недоумений.

Вышел на шоссе и… похолодел! На перекрестке стоял мотоцикл и рядом милиционер. Почему он здесь стоит, кого высматривает? Не меня ли? Теперь-то я знаю, что на этом пересечении подвижной пост ГАИ. Но в ту минуту сердце у меня упало, а рука машинально поползла к тому месту, где на лямке должен был висеть пистолет. Вспомнил: сам же спрятал пистолет в чемодан. Я прошел километра три и остановился. Мчались пассажирские автобусы высшего класса. Автобусное сообщение между городами — так я это понял. Тянулись старенькие грузовые машины, изредка проносились мимо легковые.

Я несколько раз поднимал руку, но безуспешно. На взгорке возник силуэт большегрузной машины. Через секунду я разглядел, что это был тягач для фургонов фирмы «мерседес». Я даже руки не поднял. Решил, что это рейс из ФРГ. Но машина замедлила ход. Не доезжая до меня полсотни шагов, остановилась, подрулила к обочине.

Номера на машине советские.

Я подошел к машине. Шофер стоял в раздумье.

— Здравствуйте, — сказал я. — Не в Москву путь держите?

— Здравствуйте, — ответил шофер. — В Москву и за Москву… Да вот не приехал ли совсем!

Он был явно расстроен и, как мне показалось, не знал, к чему подступиться. В помощники я пока не напрашивался. Остановился рядом, поставил на землю чемоданчик.

— Если для вас незатруднительно, прихватите меня до Лесного Городка. Это на шоссе, не доезжая Москвы.

— Сам не знаю, поеду ли.

Пока он возился с мотором, я к нему внимательно приглядывался. Значилось в моих документах, что я шофер. И он шофер.

Это был человек лет тридцати пяти. Высокий и, пожалуй, тучноватый для своих лет, он был как бы отлит из чугуна. В каждом жесте его обнаруживалась недюжинная сила.

— Замучил меня этот «мерседес», — сказал он с досадой. — Отличный аппарат, да никто не знает мотора… И вот отказывает подкачка топлива…

Я уже догадался, в чем дело. Мерседесовские моторы мы достаточно подробно изучали. Знал я капризы компрессора.

Я скинул пиджак и засучил рукава белой нейлоновой рубашки.

— Погоди, браток! — остановил меня водитель.

Из-за сиденья он достал синий халат и подал мне.

Я надел халат и залез в мотор. Дело, в общем-то, пустяковое, но надо знать принцип регулировки. Я попросил нужный мне ключ. Водитель прогазовал пару раз — мотор заработал.

— А гляди-ка! Работает мотор ровно! Садись, поедем…

Мы тронулись в путь.

— Как тебя кличут? — спросил он меня.

— Владимир! — ответил я.

— Владимир. Тезки, выходит. Я тоже Владимир. А фамилия моя Соколов.

— Моя — Кудеяров!

— Хм! Разбойничек тебе, о каком в песнях поют, не сродни?

— Может быть, и сродни! Кто там в песнях-то родней считался!

Соколов засмеялся. Шутка моя ему понравилась.

— Чего же ты на шоссе оказался? — спросил он.

— Был у знакомого в Можайске, тут, неподалеку… Чего, думаю, на станцию идти… Здесь мне удобнее!

— А сейчас где баранку крутишь?

— На Севере! Надоело! Решил поближе к Москве перебраться, да вот не знаю как… Знакомый мой приглашал в Можайске работать. Потолковали, но пока не дотолковались…

— В Можайске нет больших автобаз… Или тебе все равно куда? На Севере на каких машинах работал?

— На лесовозах…

— И сколько вырабатывал?

— По-разному…

Иного не мог ответить. Мне сказали, что я могу назвать сто двадцать рублей. С этой суммы отмечены и взносы в моем профсоюзном билете, изготовленном на Тегерзее. А вдруг и здесь неувязка, вдруг и здесь ошибка, такая же, как с одеждой, как с картой, на которой оказалась необозначенной деревня!

— Ну не таись. На Север я не поеду, хлеб не перебью! Я на этих вот машинах иной раз до четырехсот рублей имею… Правда, одна беда! Сквозь командировки. Дома в редкий праздник бываю… Не веришь? Жена скоро откажется. Женат?

— Да нет, холост! — обрадовался я возможности перевести разговор с опасного для меня предмета.

Соколов взглянул на меня чуть с прищуром.

— Как это ты умудрился в наше время сохранить мужскую самостоятельность? Или в заключении был?

— В заключении не был, но на Севере давно…

— Завербовался?

Я почувствовал, как на лбу проступили у меня бисеринки пота. Простой разговор, обыденный, а какого он мне стоил напряжения! Что ни вопрос, скрытая неожиданность.

— Завербовался…

— Значит, с деньгами… — заметил Соколов. — Не спеши, оглядись! Можно хорошую работенку подобрать. Как у тебя с корешками?

Вот оно, началось. Меня предупреждали, что я могу наткнуться на жаргонные словечки, на словечки бытовые, которые никогда по прямому смыслу не разгадаешь, которые употребительны в среде людей одной профессии. «Корешки». Что могут означать «корешки» в переносном смысле? Это могло относиться к моим дружественным связям, а могло как-то обозначать мою биографию. Мне говорили, что в Советском Союзе при поступлении на работу заполняются анкеты, где нужно указывать, кто твои родители. А что, если под словом «корешки» скрывается упоминание о родителях? Я попытался уйти от ответа вопросом:

— Какие у вас в Рязани порядки?

Соколов мельком взглянул на меня, он следил за дорогой и переглядываться со мной не мог.

— Я и имею в виду Рязань. Если корешки чистые, то могут взять. Тем более что ты знаешь эти машины… Мы их теперь будем получать на базу… Как с жильем? Родных поблизости нет? Иначе с пропиской ерунда получится.

— На Севере у меня собственный дом… — сказал я. — Его можно продать и купить дом под Рязанью.

— Купить! Это выход… Но если под Рязанью, будут уговаривать работать в колхозе или в совхозе… Тоже работа, но у нас куда интереснее… Какой у тебя класс?

Водительское удостоверение на имя Кудеярова было изготовлено с указанием, что я водитель первого класса.

— Первый класс! — ответил я.

— Нарушений много?

— Нет!

— Покажи! — попросил Соколов.

Я передал ему водительское удостоверение. Соколов взял, выбрал удобную минуту, открыл удостоверение и тут же мне его вернул.

— Корешки у тебя чистые! На наших это подействует!

«Так вот что такое «корешки», — догадался я и вздохнул с облегчением. — Водительское удостоверение называют «корешками»!»

За разговором пробежало время. Возникла на обочине надпись «Лесной Городок». Соколов остановил машину. Я полез в карман за деньгами, но Соколов запротестовал:

— Что ты, браток! Мы со своих не берем. Ты мне помог! Запиши адрес в Рязани. Если надумаешь к нам, кое-что подскажу.

Адрес я записал. Мы простились. Я проводил глазами машину и тихо побрел на станцию.

Можно было и подвести итоги.

Благополучно совершил прыжок. Оторвался от своих спутников. Выбрался из леса, доехал до Можайска, переоделся, влился в общий поток и даже выдержал разговор с шофером.

VIII

Из Москвы я по двум адресам отправил в ФРГ открытки с условным текстом на немецком языке. Текст самый безобидный, как будто бы турист проездом сообщает о здоровье, но это означало, что я благополучно прибыл в Москву.

Радиопередатчиком я в ближайшее время пользоваться не собирался. Да и возвращаться в смоленские леса за ним пока не имел возможности. Радиопередачи, предназначенные для меня, я мог слушать по любому приемнику первого класса. Мне объяснили еще на Тегерзее, что такой приемник я могу купить в комиссионном магазине радиотоваров на Садовой, около Планетария. Магазин я нашел, удостоверился, что приемник купить можно.