Страница 78 из 119
Вернулся в полк Николай Павленко в августе 1942 года и сел в кабину нового для него самолета ИЛ-2. Но летать на боевые задания ему пришлось всего лишь месяц: от взрыва вражеского зенитного снаряда он второй раз был тяжело ранен в голову. Теряя сознание, Николай довел самолет до линии фронта и перевалился через борт машины. Снова — госпиталь на много месяцев. Возвратился в родной полк уже на Курской дуге. Третье ранение оказалось легким — в правую руку. Вести машину на свой аэродром пришлось одной рукой — левой.
Трижды раненный летчик-коммунист Николай Никитович Павленко не боялся вражеского зенитного огня, смело водил эскадрилью в самое пекло. Не боялся он и вражеских истребителей. Когда на Сандомирском плацдарме за Вислой он сделал шестой заход по фашистским контратакующим танкам и его группа восемь танков зажгла на поле боя, на штурмовиков напали «мессеры». 15 минут длился воздушный бой. Капитан Павленко сбил одного «мессера» и без потерь привел свою группу на аэродром.
2 января 1945 года. Павленко вел свою эскадрилью в район Будапешта. С высоты 600 метров «ильюшины» начали прицельную штурмовку. Вражеские зенитки вели яростный огонь, а штурмовики бесстрашно продолжали свою работу. Они взорвали два склада, подавили три огневые точки, зажгли несколько автомашин.
На другой день эскадрилья во главе с капитаном Павленко опять штурмовала окруженные войска в районе Будапешта. На обратном пути около населенного пункта Шютте на штурмовиков напали «фокке-вульфы». Их было восемь, наших штурмовиков — шесть. С командного пункта мне была видна картина этого неравного боя. Павленко быстро перестроил свою группу в оборонительный круг, дав возможность стрелкам вести пулеметный огонь. Трижды набрасывались вражеские истребители на штурмовиков, но каждый раз, встретив пулеметный огонь, отворачивали в сторону. Четвертая атака кончилась тем, что один из «фоккеров» задымил и упал возле населенного пункта Шютте. Павленко перестроил группу и увел штурмовиков на свой аэродром.
На земле шли ожесточенные бои. Стремясь выйти из окружения, враг предпринимал яростные контратаки из Буды. Создалась угроза прорыва. Командующий наземной армией попросил меня оказать немедленную помощь с воздуха.
В те минуты в воздухе находилась группа Героя Советского Союза капитана Георгия Берегового. Я немедленно связался по радио с ведущим и перенацелил группу на северную окраину Буды, где находились вражеские танки и мотопехота.
— Вас понял. Выполняю, — услышал я ответ капитана Берегового, а через минуту увидел, как его группа, изменив курс, пошла за Дунай, к мосту Эржебет и далее к северной окраине Буды.
Береговой вскоре доложил, что он обнаружил вражеские танки и бронетранспортеры с автоматчиками. За мостом Эржебет раздались взрывы.
Над командным пунктом в это время появилась эскадрилья Героя Советского Союза гвардии капитана Сергея Рябова, закаленного воздушного бойца. Восемь раз враг подбивал его самолет зенитным огнем над целями, но каждый раз Рябов выполнял боевую задачу и на поврежденной машине возвращался на свой аэродром. 23 раза Сергей Рябов вылетал на «свободную охоту», сделал 18 вылетов на разведку, а всего совершил более 150 боевых вылетов. Я связался с Рябовым по радио и перенацелил его группу, дал задание нанести удар по вражеским танкам, пытавшимся прорваться из окруженной Буды. Рябов ответил:
— Вас понял. Иду на новую цель.
С командного пункта общевойскового командира мне доложили, что штурмовики действовали отлично, они прижали к земле фашистов. Командующий попросил продлить обработку цели.
По другой рации я запросил штаб. Ответил полковник Г. И. Яроцкий. Передал ему задание немедленно подготовить к повторному вылету группы Берегового и Рябова на северную окраину Буды. Начальник штаба доложил, что к вылету готова группа майора Кузина. И эта группа успешно штурмовала вражеские танки.
Трудным был этот день для наших пехотинцев, в ожесточенных боях удерживавших свой участок севернее Буды. Помогая им в борьбе, три наши группы штурмовиков сделали по три вылета. Каждая группа висела над контратакующими фашистами не менее 20 минут. А в общей сложности три часа наши краснозвездные ИЛы не давали врагу подняться в атаку. В тот день враг из кольца окружения не вырвался.
Может показаться, что подобный случай является исключительным, нетипичным для работы полков корпуса. Вспоминая прошлые бои под Будапештом, я должен сказать следующее: именно тем и была характерна боевая обстановка, что она непрерывно менялась, что приходилось гибко и быстро реагировать на эти изменения и держать эскадрильи в постоянной готовности к бою.
Ликвидация окруженной группировки врага в Будапеште была закончена в середине февраля. Москва в честь этой выдающейся победы салютовала нашим войскам из 324 орудий, так же как в честь освобождения Киева. В приказе Верховного главнокомандующего в числе отличившихся отмечались и части нашего корпуса.
За боевую работу корпус был награжден орденом Кутузова и стал именоваться «5-й штурмовой авиационный Винницкий Краснознаменный орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого корпус».
В те дни мы жили боевыми делами фронта, и тем отраднее было услышать радостную весть об успехах своих близких, родных. Именно таким семейным торжеством для меня и для моей жены Марии Михайловны явилось известие о том, что наш сын Аркадий получил боевую награду — орден Красной Звезды. Его, крылатого орленка, поздравляли все, кто находился в то время в штабе корпуса, а особенно боевые друзья — летчики и техники эскадрильи связи, в которой Аркадий был на штатной должности летчика.
Вечером я как-то по-новому осмыслил то, чего достиг мой пятнадцатилетний сын. В авиацию его тянуло давно. Еще в Средней Азии в первый год войны он целыми днями пропадал в ангарах. Тогда мне это казалось вполне закономерным: какой подросток пройдет равнодушно мимо настоящих самолетов? На Калининском фронте, прилетев в штаб дивизии вместе с матерью, Аркадий дневал и ночевал на аэродроме и добился зачисления на должность моториста. Я думал: пусть трудится, ведь тысячи его сверстников работают в тылу, на авиазаводах, готовят для фронта боевую технику. Моя жена, прибыв в дивизию, с первого дня тоже включилась в работу — стала делопроизводителем в штабе. Все это правильно, каждый советский патриот считал своим долгом честно служить Родине.
Но мне вскоре доложили, что Аркадий, летая на ПО-2 пассажиром, стал учиться управлять самолетом. Скоро он уже хорошо читал карту и вел ориентировку в полете. Это уже выходило за рамки обычного. Расспросил техников, как работал Аркадий на аэродроме, не зазнавался ли. Работой его все были довольны. Он вместе со всеми заделывал пробоины, чистил детали, устранял повреждения, заменял блоки. Работал в жару и в холод, в дождь и в слякоть.
На самолете связи ПО-2 Аркадий стал летать в роли бортмеханика и штурмана-наблюдателя. Летчики ввели его в строй: сначала разрешали рулить на земле, потом вести машину в горизонтальном полете, совершать простейшие эволюции. Постепенно он стал осуществлять взлеты и посадки, делать сложные фигуры пилотажа.
И вот четырнадцатилетний паренек стал летчиком — вылетел самостоятельно. Радости Аркадия не было границ! В эскадрилье его прозвали летунком. Он стал самостоятельно выполнять задания по связи. Из штаба корпуса летал в штабы дивизий, на командные пункты авиаполков, выполнял самые различные задания.
Был в его летной практике такой случай. Едва перетянув линию фронта, приземлился подбитый в бою ИЛ. Самолет горел. Недалеко пролетал на своем ПО-2 Аркадий. Не раздумывая, он развернулся, сел рядом со штурмовиком, помог выбраться из кабины раненому летчику Бердникову, снял с подбитого самолета, выполнившего задание на разведку, фотоаппарат, доставил на наш аэродром раненого летчика, а фотопленки сдал командиру дивизии генералу Байдукову.
Однажды Аркадию пришлось выдержать поединок с «мессером». Аркадий едва успел уйти от атаки вражеского истребителя, затем он снизился на предельно малую высоту и сумел обмануть фашиста на крутых виражах.