Страница 60 из 81
— Ты у нас желанный гость. Рад, что ты прибыл, — сказал этот уродливый лопарь.
Тут-то я и удивился, больше некуда. Не только тому, что он сказал, но тому, что он говорил по-норвежски, с сильным акцентом, с трудом строя предложения, но вполне понятно.
— Тебя зовут Pacca? — нерешительно спросил я.
— Да, — ответил он. — Я сказал охотникам, что «водман» даст сегодня необычную добычу, и они не должны причинять ей вред, но принести на стойбище.
— «Водман»? — спросил я. — Я не знаю, о чем ты говоришь.
— «Водман» — это то, где они сидят, поджидая «боазо». — Он заметил, что мое недоумение лишь усилилось. — Ты должен простить меня. Я не знаю, как сказать «боазо» на твоем языке. Вон те животные — «боазо». — Он кивнул в сторону пяти маленьких привязанных оленей. — Эти прирученные. Мы отводим их в лес, чтобы заманить в ловушку их диких родичей. В это время года, когда дикие «боазо» оставляют открытые места и уходят в лес искать пищу и укрытие от приближающихся буранов.
— А «водман»?
— Это чаща, которая не давала тебе сойти с тропы. Наши охотники за тобой следили. Говорят, ты пытался несколько раз сойти с тропы. И очень шумел. На самом деле они чуть не потеряли желанного «боазо», ты его испугал, и он убежал. К счастью, его поймали, недалеко ушел.
Я вспомнил охотничьи способы, которым научил меня Эдгар в лесу Нортгемпшира — он поставил меня так, чтобы олени свернули от меня прямо под стрелы поджидающих охотников. Похоже, лопари делают то же самое, устраиваясь в зарослях кустарника, чтобы выгнать дикого оленя на место, где охотники сидят в засаде.
— Прошу прощения, что испортил охоту, — сказал я. — Я понятия не имел, что попал в охотничьи угодья лопарей.
— Наше имя не лопари, — осторожно сказал Pacca. — Это слово я слышал, когда гостил у оседлых людей — я тогда научился нескольким словам на твоем языке. Мы же себя называем саами. Называть нас лопарями — все равно, как если бы мы называли вас пещерными жителями.
— Пещерными жителями? Мы ведь живем не в пещерах.
Pacca улыбнулся своей кривой улыбкой.
— Дети Саами знают, как Ибмел Создатель сделал первых людей. Это были два брата. Ибмел поставил братьев на землю, и они хорошо жили, охотились и ловили рыбу. Потом Ибмел послал сильный воющий буран с порывами ветра, снегом и льдом. Один из братьев успел найти пещеру и спрятался там. Он уцелел. Но другой брат решил остаться снаружи и сразиться с бураном. Он продолжал охотиться, ловить рыбу и учился, как выжить. После того как буран улетел, один брат вышел из пещеры, и от него произошли все оседлые народы. От другого брата пошли саами.
Мне начинал нравиться этот прямой, простодушный человечек.
— Пошли, — сказал он, — ты будешь моим гостем, нам надо узнать немного больше о тебе и днях, которые ждут нас впереди.
Не с большими церемониями, чем Транд, советующийся с руническими палочками, Pacca достал свой провидческий бубен. Он был гораздо обширнее и украшен затейливее того, который я уже видел. На бубне Рассы было много, много больше символов. Они нарисованы, объяснил он, красным соком ольхи, и он украсил обод разноцветными лентами, маленькими амулетами и оберегами из меди, рога и нескольких серебряных монет. В моем мешке с товаром я нес подобные же обереги.
Pacca положил жребий на кожу бубна. На этот раз жребием служило латунное колечко. Прежде чем он начал постукивать по барабану, я спросил:
— Что означают эти знаки?
Он бросил на меня проницательный взгляд.
— Тебе, думаю, какие-то уже известны, — ответил он.
— Я вижу несколько рун, — сказал я.
— Да, я выучил эти знаки у оседлых людей.
— А вот этот? Что он значит? — я указал на волнистые линии. Похожие знаки повторялись в нескольких местах на бубне.
— Это горы, там жили наши предки.
— А вот этот? — я указал на человека с рогами на голове.
— Это знак человека-нойды. Вы зовете такого колдуном.
— А если жребий укажет сюда, что это значит?
— Это говорит о присутствии нойды, или о том, что нужно посоветоваться с нойдой. В каждой палатке саами есть бубен предсказаний и кто-то, кто умеет им пользоваться. Но только нойда может прочесть более глубокое сообщение арпы — жребия.
Тут он закрыл глаза и запел. Это был высокий, дрожащий распев, одна и та же короткая фраза повторялась снова и снова, поднимаясь все выше, пока слова вдруг не смолкли, оборвавшись, как если бы пали в омут немоты. После короткого молчания Pacca вновь запел, возвышая голос, пока не дошел до того же обрыва. Он пел, постукивая по бубну. Глядя на этого уродливого человечка, закрывшего глаза и раскачивающегося взад-вперед еле заметно, я понял, что нахожусь в обществе совершеннейшего волхвователя. Pacca был способен войти в мир духов так же легко, как я высекаю искры кремнем.
В четвертый раз повторив свой напев, Pacca открыл глаза и посмотрел на бубен. Я не удивился, увидев, что жребий вновь остановился на рогатом человеке. Pacca хмыкнул, словно это лишь подтвердило его ожидания. И он снова закрыл глаза и возобновил постукиванье, на этот раз ускорив темп. Я следил за путем латунного кольца, которое скользило по поверхности бубна. Оно посещало один знак за другим, не останавливаясь, потом замедлилось и направилось по немного иному пути. A Pacca прекратил бить в бубен, и на этот раз он взглянул не на него, а прямо на меня.
— Рассказывай, — сказал он.
Как ни странно, я ждал этого вопроса. Как будто некая связь, некое понимание возникли между нойдой и мной. Оба мы считали доказанным, что я, обладающий навыками колдовства, пришел к Рассе за наукой.
— Движение, — сказал я. — Какое-то движение. К горам, хотя к каким горам, я не знаю. А еще бубен сказал о чем-то, чего я не понял, о чем-то таинственном, смутном, немного опасном. А еще о союзе, встрече.
Теперь Pacca сам смотрел на бубен. Латунное кольцо остановилось на рисунке человека, сидящего верхом на лошади.
— Это вот под этим ты подразумеваешь движение? — спросил он.
Ответ казался очевидным, но я ответил:
— Нет, не этот знак. Я не знаю в точности, что он значит, но так или иначе, он тесно связан со мной. Когда кольцо подошло к этому знаку, а потом остановилось, мой дух окреп.
— Посмотри еще раз и скажи мне, что ты видишь, — отозвался нойда.
Я всмотрелся в рисунок. Втиснутый в узкое пространство между более старыми, уже выцветшими рисунками, этот знак был едва ли не самым маленьким на бубне. И был единственным, больше он нигде не повторялся. Всадник на лошади держал в руке круглый щит. Это странно, подумал я. У саами я вроде бы не видел щитов. Да и лошади никак не выжить в этом суровом холодном крае. Я еще присмотрелся и заметил, что у лошади, обозначенной простой линией — восемь ног.
Я поднял глаза на Рассу. Он же с вопросительно смотрел на меня своими выпученными глазами.
— Это Один, — сказал я. — Один верхом на Слейпнире.
— Вот как? Я срисовал этот знак с того, что видел у оседлого народа. Он был вырезан на камне, и я понял, что он обладает силой.
— Один — это мой бог, — сказал я. — Я его приверженец. Именно Один привел меня в твою страну.
— Потом ты мне расскажешь, кто такой этот Один, — ответил Pacca, — но у моего народа этот знак имеет другое значение. Для нас это знак близкой смерти.
С этим загадочным предсказанием я вступил в новую жизнь среди лесных саами. Эти дни оказались самыми замечательными и благополучными в моей жизни, а все благодаря Рассе и его семье. Pacca был не обычный нойда. Его считали одним из величайших нойд его времени. С раннего детства выделялся он среди прочих необычайной своей внешностью. Нескладный и неловкий, он отличался от остальных мальчиков. Пытаясь играть с ними в их игры, он порою падал наземь, задыхаясь, а то и вовсе теряя сознание. Норвежские дети насмехались бы над ним и дразнили, но саами обращались с ним с особой бережливостью. Никого не удивило, когда лет с восьми ему стали сниться странные и тревожные сны. Для саами это служило доказательством, что священные предки послали Рассу как своего посредника, и родители Рассы, не колеблясь, отдали сына в науку к местному шаману. Через тридцать лет его слава разошлась от лесных окраин, где жил его народ, до далеких берегов, до тех саами, что охотятся на тюленей и небольших китов. Все племена саами знали, что Pacca — великий нойда, и что он время от времени посещает их в странствиях своего духа. Так велика была его слава в те дни, когда я поселился среди них, что никто не сказал слова, когда он решил взять громко топающего чужака в свою палатку и наставлять его в священном знании. Его собственный род верил, что великий нойда сам призвал меня. Им об этом сказали их бубны. Я же, со своей стороны, порою верил, что Pacca — посланец Одина. А порою готов был поверить, что он — сам Всеотец в человеческом облике.