Страница 79 из 100
Другими словами, прежде чем тот или иной знак вводить в систему, на нем же и основывающуюся, его требуется всесторонне атрибутировать, т. е. с достоверностью установить, что он означает, для чего применялся и кому принадлежал. При этом полезно помнить, что в указанное время (т. е. в X–XI вв.) лично-родовой знак чаще всего являлся «знаком присутствия» владельца, оказываемого им доверия, согласия, подтверждения, т. е. не мог распространяться на продукты ремесленного производства, на оружие дружины и пр., на чем настаивают археологи. Поскольку же мы до сих пор не располагаем никакими достоверными свидетельствами о лично-родовых знаках Игоря, который в исторической реальности не был «Рюриковичем», а также Святослава Игоревича и Ольги, все спекулятивные построения на этот счет только затемняют и без того сложный вопрос. В этом плане гораздо больше смысла и пользы отказаться от построения схем, не подкрепленных убедительными фактами, чтобы сосредоточить усилия на попытке выяснить хронологию, принадлежность и семантику «знаков Рюриковичей», представленных на древнейших русских монетах.
И здесь с неизбежностью встает вопрос о достоверности источников и соответствии предложенных реконструкций событий 1015–1019 гг. имеющимся в нашем распоряжении археологическим свидетельствам.
Выше, анализируя тексты, содержащие сведения о событиях последней четверти X и первой четверти XI вв., я показал абсолютную недостоверность летописной Повести об убиении Бориса и Глеба, перекликающейся со «Сказанием…», как по причине позднего и тенденциозного происхождения последнего и наличия внутренних противоречий в тексте, так и по сопоставлению с известиями современников событий, в первую очередь известий хроники Титмара из Мерзебурга. Опираясь на его версию событий, можно утверждать, что, во-первых, Святополк был безусловно сыном Владимира, имевшим примущественные права на Киев (т. е. не считал и не мог считать себя сыном Ярополка, как это полагает В. Л. Янин, усваивая ему лично-родовой знак, якобы берущий начало от Святослава Игоревича[629]); во-вторых, Святополк занимал киевское княжение только немногим более 10 месяцев в 1018 г., будучи возведен на престол Болеславом I, т. е. не имел времени для эмиссии двух (трех?) различных типов своих монет (с именами «Святополк», «Петор» (?) и «Петрос»).
Однако столь безупречное заключение не выдерживает критики со стороны именно нумизматического материала. Наличие перечеканок Святополка на «сребрениках Владимира» II типа (184–2 и 194–2[630]) говорит о тесной связи этих эмиссий, не позволяющих думать о сколько-нибудь продолжительном временном разрыве между ними, и, похоже, свидетельствует в пользу предположения об одновременном выпуске серий монет с именами «Петрос» и «Петор», отличающихся, как уже было сказано, от монет Святополка дополнительными «огласовками» над общим личным знаком. Другими словами, они наводят на мысль о совместном чекане двух (или трех?) братьев, наследовавших власть после смерти Владимира и еще не успевших поссориться.
Сейчас, после выхода в свет уже третьего тома материалов по древнерусской сфрагистике, подготовленного В. Л. Яниным и П. Г. Гайдуковым, мне представляется возможным объяснить, почему столь безусловный и прямо бросающийся в глаза факт был проигнорирован не только историками, но и нумизматами, которые выводы своих исследований пытались согласовывать с легендами ПВЛ.
В основу своей схемы развития родового княжеского знака XI–XII вв. А. В. Орешников положил «трезубец» больших сребреников Ярослава как простейший вариант «знака Рюриковичей», предпослав в качестве исходного «двузубец» («камертон») на вислой печати с практически нечитаемой надписью, ныне потерянной, происходящей из раскопок 1912 г. Д. В. Михалева на территории Десятинной церкви в Киеве, которую сам он полагал печатью Владимира I[631]. Создавая собственную схему, В. Л. Янин, определив «знаки Изяславичей» (по А. В. Орешникову) в качестве вариантов знака «Святополка-Петра Ярополковича Окаянного», выделил его «двузубец» в качестве особой линии развития, параллельной линии развития знаков Владимира I и его сыновей, с общим для всех исходным знаком «двузубца» («камертона»), определенного Яниным в качестве личного знака «Святослава Игоревича»[632], которому он усвоил и соответствующую печать[633]. При нечитаемой легенде на печати такое определение ее владельца оказывается тем более произвольным, что над вилкой указанного «двузубца» оказывается изображен католический крест, никак не могущий быть объясненным на действительной печати Святослава Игоревича, который, как известно, являлся врагом христианства и ревностным язычником[634].
Другой ошибкой исследователей монет и печатей этого периода явился недифференцированный подход ко всем изображениям, сколько-нибудь напоминающим «знаки рюриковичей». Это показывают публикации последних десятилетий, где на равных основаниях сведены воедино как моделированные изображения объемного характера, предполагающие за собой определенную историю развития собственно «герба» (княжеские знаки на древнерусских монетах, «двузубец» на костяном кружке из раскопок Саркела, являющемся, скорее всего, игорной фишкой и приписанном Святославу Игоревичу только на том основании, что он «взял Белую Вежу»[635], и пр.), так и графические (линейные) рисунки, встречающиеся во множестве модификаций на камнях, штукатурке, гшинфе, черепках, монетах, металлических и пр. предметах Северного Причерноморья, относящихся к самым разным эпохам[636].
В действительности, как можно легко убедиться на основе таблиц булл, представленных В. Л. Яниным в его монографическом труде, среди оттисков печатей Х-ХП вв. единственным знаком, отдаленно напоминающим «знак Рюриковичей», оказывается плохо читаемый оттиск (в равной мере похожий на схематическое изображение храма) с надписью «град» на оборотной стороне, исполненный штемпелем на прямоугольном отрезке сплющенной массивной свинцовой трубки, который автор усваивает Изяславу Владимировичу, умершему в 1001 г. в Полоцке, хотя сам артефакт обнаружен в слоях 1134–1161 гг. Новгорода[637]. Более того, при всём остроумии определений, последующие «княжеские печати архаичной традиции», как их рекомендует автор — «Изяслава Ярославича» (с процветшим «крином» или «якорем», названным почему-то «княжеским знаком»[638], с равноконечным крестом, поименованным «четырехлепестковой розеткой»[639], и с многолепестковой розеткой, напоминающей розетку на монетах Родоса IV–II вв. до н. э.[640]) только потому, что они несут имя «Димитрий»[641], и «печатей Николая», усвояемых им Святославу Ярославичу по причине изображения св. Николая на лицевой стороне и лигатуры «СВЯ» — на оборотной, где оттиснута фигура в подряснике с процветшим лотарингским крестом в одной руке и благословляющей другой[642], — не имеют и не могут иметь ничего общего с действительными княжескими буллами XI в., представленными здесь же классическим типом со строчными греческими надписями и изображениями христианских патронов князей, тезоименных по крестильному имени.
Последнее тем более примечательно, что в том же третьем томе «Актовых печатей…» опубликована булла, действительно принадлежащая князю Святославу Ярославичу, на которой изображение св. Николая Мирликийского (надпись «агиос Никула») дополнено на реверсе изображением сидящего на престоле Иисуса Христа (Спаса), патрона главного храма Чернигова[643].
629
Янин В. Л. Актовые печати…, т.1, рис. 4, с. 40.
630
Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие…, с. 183 и 186. Такие же перечеканки наблюдаются и внутри чекана Владимира III типа на монетах I (129–2) и II (128–1) типов (там же, с. 165–166).
631
Орешников А. В. Классификация древнейших русских монет…, с. 92–95, рис. 1; он же. Денежные знаки…, с. 35, тб. 1,1.
632
В. В. Мавродин полагал «двузубец» тамгой Мстислава Владимировича (Мавродин В. В. Тмутаракань. // ВИ, 1980, № 11, с. 179).
633
Янин В. Л. Актовые печати…, т. I, с. 39–40, рис. 3 и 4. Лучшее воспроизведение см.: Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962, рис. на стр. 430.
634
См. по этому поводу свидетельство Льва Диакона (Лев Диакон. История. М., 1988, с. 78).
635
Артамонов М. И. История хазар…, рис. на с. 430.
636
Драчук B. C. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975, таблицы.
637
Янин В. Л. Актовые печати…, т. I; описание с. 166, № 2; илл. тб. 1, 2.
638
Там же, с. 35; описание с. 166, № 3; илл. тб. 1, рис. 3.
639
Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 4–5; илл. тб. 1, рис. 4–5.
640
Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 6–9; илл. тб. 1, рис. 6–9; т. III, описание с. 113, №№ 7–2 и 9–2; илл. с. 259, рис. 7 и 9.
641
<Тело сноски отсутствует>
642
Там же, т. I, с. 34–35; описание с. 167–168, №№ 10–13; илл. с. 250, рис. 10–13; т. III, описание с. 113–114, №№ 96, 12а, 13а, 136; илл. с. 259, №№ 96,12а, 13а, 136. По характеру изображения эта печать должна принадлежать какому-либо церковному иерарху, но никоим образом не может быть усвоена Святославу Ярославичу, никогда не выступавшему в качестве «святителя».
643
Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати…, т. III, описание с. 113, № 9а; илл. с. 259, № 9а.