Страница 59 из 72
- А Григорич где?
- К Апраксину поехал. Вызвали его нарочным в Адмиралтейство.
- Похоже, наши дела худо-бедно идут. Ладно, я схожу, проветрюсь, навещу нашего друга библиотекаря. Похмелье заодно растрясу.
- Ты как с ним разговаривать собираешься? Ты что, уже шпрехаешь, что ли?
- Не-а. У меня приятель есть, он толмачом за поллитру поработает.
Слава не удивился. У Кости в любом месте, стоит им только на день задержаться, непременно образовывались кореша, дружбаны и прочие подозрительные ребята в неимоверном количестве, причём не всегда из благопристойных семей.
Костя вернулся часа через три, в компании с молодым человеком. Одет был тот в какой-то мундир, Слава плохо разбирался в нынешней амуниции. От ребят за версту разило перегаром, но удальцы были возбуждены, веселы и бодры. Костя в руках держал кувшин с какой-то жидкостью.
- Тяжёлый случай, Слава, я бы даже сказал, безнадёжный. Клиника, в чистом виде. Кстати, познакомьтесь, это Яков, иногда бывает грозен, - и весело рассмеялся, - а это Ярослав Ханссен, обрусевший викинг. Смирный. Гы-гы-гы...
- Чего это вы такие весёлые?
- Мы не весёлые, мы злые. Этот сучий потрох, прикинь, продержал нас на улице, пока изволил писать ответ своему родственнику. Нам пришлось коротать время в соседнем шинке. Но ради поиска истины... не той, которая в вине, а истины высшего порядка... Э-э-э... в общем, ну её на хрен.
Костя взял нож и безо всяких церемоний вскрыл письмо от Шумахера Шумахеру.
- Яша, напряги остатки мозгов, прочитай нам депешу. На вот тебе, для сугреву. Мыш, дай стаканы.
Костя разлил из кувшина красное вино.
- Говорят, портвейн. Но по мне - так больше похоже на домашнее вино. Но дерут, как за портвейн. Ну, чтоб не в последний раз!
Выпили, занюхали калачом. Слава едва пригубил, Мышу не было положено по возрасту.
- Константин, ты уверен, что не будет бесчестным читать это письмо? - спросил Яков.
- Уверен. У меня есть подозрение, что господин библиотекарь - мошенник и враг России. И сейчас мы либо развеем его, или мы получим подтверждение.
- Хорошо. Я тебе верю. Ну тут написано вот что. Здравствуй, мой мальчик!
- Всякую муть пропускай, - сказал Костя, - давай по сути.
- Вот пишет, чтобы деньги вернул. Потом вот что: мне кажется, что тебя обманули эти русские. Я тебе сразу говорю, что никакой инвенциум не может быть придуман в этой варварской стране. Русские к этому неспособны без руководства высшими нациями, к коим, несомненно, относится и германская.
Яков от этих слов аж поперхнулся.
- Как же так-то, а? Нешто мы звери дикие? - растерянно спросил он.
- Ты читай, читай. Ещё, мне сдаётся, и не такое увидишь.
- Но я, мой мальчик, видел много разных механизмов, читал много книг, и скажу прямо - челнок не может летать. Если бы он мог это делать, то немецкие учёные давно бы уже построили такой механизм. А что, челнок разве может летать? - недоумённо спросил Яков.
- И левретка, если её хорошо пнуть, может летать. Вот, кстати, идёт однажды поручик Ржевский по бульвару...
Дико заржали, видимо шутка им казалась верхом остроумия. Слава поморщился, Костя, как всегда, со своим казарменным юмором...
- Константин, ой, не могу... - сказал Яков, всхлипывая и утирая слёзы, - к дождю! Константин! Ты мне уже третий этот... анекдот, про Ржевского, сильно смешно. Только, я тебя умоляю, не надо их больше рассказывать в трактирах. Ржевский - сын Нижегородского губернатора, зело чванлив, спесив и злопамятен. Однако на язык остёр. Я не думаю, что вам нужен такой враг.
- А меня непотребно обзывать, это что? Моя-то родословная длиннее Ржевских будет. Мой род идёт от самого Великого Маниту, собирателя земель Американских. Когда Ржевские сопли рукавом подтирали, мои предки Тлеткаучитатлан раком ставили! Давай-ка, поручик, ещё по маленькой. Нервы береги, они не восстанавливаются.
Выпили ещё по одной. Яков продолжил переводить.
- Хочу тебя сразу предупредить, русские - все пьяницы, воры и мошенники. Они, наверное, украли этот секрет у настоящего немецкого учёного, и твой долг, как всякого честного человека, вернуть этот инвенциум родине. Даже если этот механизм и работает, то русским он всё равно ни к чему. Они не смогут им распорядиться так, как бы это сделал настоящий немец. Так, дальше... Не связываться с этим... этими э-э-э... Gesindel... С этим нищим сбродом, оборванцами, забирать чертежи и образец станка, и ехать в наш родной Кольмар. Там ты получишь за них достойное вознаграждение. Я тебе даже дам рекомендательное письмо господину... неразборчиво... Но по своей молодости ты, наверняка, испортишь и это дело. Так что, не мешкая, вези их ко мне, а я распоряжусь ими самым наилучшим образом. Я потом прощу тебе за это твой долг. Твой дядя Иоанн.
Слава аж опешил от такой дикой спеси и откровенного, ничем не прикрытого желания присвоить результаты чужих трудов.
- Мне кажется, господа, в России Шумахеров на одного больше, чем необходимо, - сказал он и нервно поправил очки на переносице.
Берёзов недоверчиво посмотрел на него, ведь за интеллигентом в четвёртом поколении раньше такой кровожадности не замечалось. Хотя, вообще-то Слава думал совсем о другом - как бы сделать так, чтобы Шумахер просто покинул Россию.
- Ты это серьёзно?
- Протестанты они такие. Что полезно мне - то полезно богу, их девиз. А каким способом - неважно, если ты украл - это хорошо, если у тебя украли - это плохо. Вот такие истоки двойных стандартов. Только нам от того не легче, это же паразит в чистом виде.
- Хорошо, позже поговорим.
Якову налили ещё, для восстановления душевного равновесия.
- Ну вот, а ты боялась, даже платье не помялось. Пойдём, Яша, я тебя домой отвезу, а то друзья волноваться будут.
Костя вернулся минут через сорок.
- Это кто был? - спросил у него Ярослав.
- Что, не узнал? Шаховской Яша. Добрейший человек, и, главное, без того комплекта клопов в голове, который меня в бешенство приводит.
- И что, вот так вот князь с тобой вино пил?
- На халяву и уксус сладкий. Гвардейцы - парни, в своей массе, недалёкие и небрезгливые. Этот-то хоть облик человеческий не теряет, а так господа офицеры мимо дармовщинки не пройдут. Навязываться не будут, но угощаются охотно.
Он разделся и сел за стол. Побултыхал кувшин, и, видимо удовлетворившись, продолжил:
- Я всякого тут насмотрелся, и даже на наше будущее посмотрел. Нью дженерейшн, - зло, как будто выплюнул, сказал Костя.- Живут во дворцах, в город выбираются, как в тыл врага, острых ощущений ищут.
- Страшно далеки они от народа? - спросил Слава.
- Типтаво. Я Шувалова Ивана подловил как-то, с компанией. Я этим братам-акробатам показал кое-что, чтоб связь с реальностью не теряли.
Костя отхлебнул прямо из кувшина, кинул в печку письмо и сказал:
- Насчёт Шумахера у меня сомнение есть. Ой томулия далада, ага. Может дождёмся, когда он Ломоносова благословит в заграницы на учение?
- Он до этого, - возразил Саня, - Эйлера и Бернулли из Академии выживет! А Ломоносов? Что Ломоносов? Буйный характером, невоздержанный на язык. Разбрасывался, ни одного дела до ума не довёл и помер. Лисавет Петровне зато знатные оды писал, на сорок листов. Виноградов-то хоть одно дело сделал, но до конца. Так что Ломоносова постараемся сами перехватить, чтоб под нашим чутким руководством химией занимался. А оды - в свободное от работы время.
Грохнула входная дверь и в комнату ввалился Ефим Григорьевич. Мыш мухой подлетел к нему, помог снять шубу. Романов стянул в головы парик и бросил его на кровать. Принюхался к кувшину, молча допил остатки. Тяжело выдохнул, утёр пот со лба и сказал:
- По мне так лучше целый день в атаку ходить, чем во дворцах всякие разговоры с подходцем разговаривать. Ох, и тугой, этот Фёдор Матвеевич, да скользкий. Сорок бочек арестантов наговорил. И всё кругами, кругами. Тьфу. Всё про тебя, Коська, пытал. Откель, да отчего. Князь Мещерский проговорился, и вишь, слухи до Апраксина дошли. А чего хочет, так я и не понял. К себе в гости зовёт. Готовься и ты, зятёк, завтре будешь словеса мудрёные рассыпать. Как бисер по паркету. Мне уж не с руки переучиваться, а ты вроде гладко говоришь.