Мальчики Из Бразилии

Откинувшись на спинку кресла, он сделал жест Ли­берману. - Только самую суть, - сказал он. - Не стоит вдаваться в детали. - И обращаясь ко всем остальным:

- Я ручаюсь за каждое слово, что он вам скажет, как ручаются и Фил с Полом; они своими глазами видели одного из них. Излагайте, Яков.

Либерман продолжил внимательно рассматривать ло­жечку чашки с кофе.

- Вам слово, - повторил Горин.

Подняв на него глаза, Либерман хрипло сказал:

- Можем ли мы пару минут поговорить с вами с глазу на глаз? - Он откашлялся.

Горин было вопросительно глянул на него, а потом в его глазах блеснуло понимание. С силой выдохнув через нос, он улыбнулся.

- Конечно, - сказал он, вставая.

Взяв тросточку, Либерман ухватился за край стола и тяжело поднялся с места. Прихрамывая, он сделал шаг, а Горин, положив руку ему на плечо, пошел, принорав­ливаясь, рядом, мягко обращаясь к нему:

- Я знаю, что вы собираетесь сказать. - Они отошли в сторону к возвышению для оркестра под зеленым бал­дахином.

- Я знаю, что вы собираетесь сказать, Яков.

- А вот я еще нет, так что могу только порадоваться за вас.

- Хорошо, могу и сам сказать за вас. «Мы не должны этого делать. Мы должны дать им шанс. Даже те, кто уже потерял своих отцов, могут вырасти обыкновенными людьми».

- Не думаю, что они станут обыкновенными. Но не Гитлерами.

- Значит, мы должны быть добрыми милыми евреями старых времен и с уважением относиться к их граждан­ским правам. А когда кто-то из них в самом деле вступит на путь Гитлера, ну что ж, пусть наши дети беспокоятся об этом. По пути в газовые камеры.

Стоя у площадки, Либерман повернулся к Горину.

- Рабби, - сказал он, - никто не представляет, какие у них шансы пойти по этому пути. Менгеле считал, что они очень высоки, но он руководствовался сво­им замыслом, своими амбициями. Может так случиться, что никто из них не станет Гитлером, пусть даже их были бы тысячи. Они дети. Мальчики. Какие бы они не несли в себе гены. Они дети. Как мы можем убивать их? Это Менгеле мог себе позволить убивать детей. Неужели мы хотим пойти по его стопам? Я даже не могу себе...

- Вы поистине удивляете меня.

- Разрешите мне кончить, пожалуйста. Я даже не могу себе представить, что мы оповестим их правитель­ства, чтобы они присматривали за ними, ибо произойдет утечка информации. И можете жизнь прозакладывать, что так оно и будет. К ним будет привлечено внимание и обязательно найдется какой-нибудь «мишуге», кото­рый попытается сделать из них Гитлеров. Или даже среди правительства может найтись такой сумасшедший. И чем меньше о них будут знать, тем лучше.

- Яков, если хоть один из них станет Гитлером, только один... Господи, вы же знаете, что нас ждет!

- Нет, - сказал Либерман. - Нет. Я несколько недель только и думаю об этом. И я бы сказал, что для повторения событий нужны два условия - новый Гитлер и социальная обстановка, подобная той, что была в тридцатых годах. Хотя это еще не все. Нужно три усло­вия: Гитлер, обстановка... и люди, которые пойдут за Гитлером.

- А вы не думаете ли, что он найдет их?

- Нет, их будет далеко недостаточно. Я в самом деле считаю, что люди стали жить и лучше, и умнее, и мало кто теперь считает своего лидера живым Богом. Телеви­дение резко изменило весь мир. Да и знание истории... Кое-кого он сможет привлечь к себе, это да, но думаю, что не больше, этот претендент на роль Гитлера, в Германии и Южной Америке.

- Вы с чертовской убежденностью верите в челове­ческую натуру, куда больше, чем я, - сказал Горин. - Но видите ли, Яков, вы можете убеждать меня тут до посинения, но вам не удастся заставить меня изменить свои взгляды. У нас есть не только право их убить. Это наша обязанность. Их создал не Бог, а Менгеле.

Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.

- Хорошо, - сказал он. - Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.

- Можете это сделать, - сказал Горин, жестом по­казывая на стол. - Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.

- На сегодня мой голос уже отказывает, - сказал Либерман. - Лучше вы все объясните.

Они вместе вернулись к столу.

- Коль скоро я уж встал, - сказал Либерман. - Есть тут туалет?

- Вон там, наверху.

Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.

Добравшись до мужского туалета, маленького и тес­ного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколь­ко раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту операцию. Об­рывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водо­воротом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.

Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.

Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстег­нуть молнию и использовать это помещение по назна­чению.

Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.

- Ну, что на этот раз?

- Вам придется притормозить.

- Ради чего?

- Я спустил список в туалет.

Горин застыл на месте, глядя на него.

Он кивнул.

- Именно это и надо было сделать, - сказал он. - Поверьте мне.

Горин продолжал с мертвенно-бледным лицом смот­реть на него.

- Я чувствуя себя в забавном положении, когда говорю рабби, что..

- Это был не ваш список, - сказал Горин. - Он принадлежал... всем! Еврейскому народу!

- Могу ли я подать голос? - спросил Либерман. - Я говорю только за себя. Убивать детей, любых детей - это неправильно.

Лицо Горина побагровело, ноздри раздулись, а карие глаза, окруженные темными кругами, вспыхнули.

- Только не говорите мне, что хорошо, а что пло­хо, - сказал он. - Ослиная задница. Тупой, глупый, старый болван!

Либерман молча смотрел на него.

- Я должен был бы спустить вас по лестнице!

- Только прикоснитесь ко мне, и я переломаю вам шею, - сказал Либерман.

У Горина перехватило дыхание; он сжимал кулаки опущенных рук.

- Вот такие евреи, как вы, - сказал он, - и позво­лили всему этому случиться в последний раз.

Либерман продолжал смотреть на него. - Евреи ни­чего не «позволяли». Нацисты обошлись без позволе­ния. Люди, которые могли убивать даже детей, чтобы добиться своих целей.

На стиснутых скулах Горина зацвели пунцовые пятна.

- Убирайтесь отсюда, - сказал он. И резко повер­нувшись, отошел от него.

Либерман проводил его взглядом, перевел дыхание и двинулся к лестнице. Придерживаясь за перила и опи­раясь на палочку, он стал неторопливо спускаться вниз, шаг за шагом.

Через окно такси, направлявшегося в аэропорт Кен­неди, он увидел здание мотеля «Говард Джонсон». Там Фрида Малони передавала малышей парам из США и Канады. Он смотрел, как мимо него проплывало здание, десять или двенадцать этажей которого светились огня­ми в сумерках.

Зарегистрировавшись у стойки «Пан-Ам», он позво­нил мистеру Голдвассеру в лекционное бюро.

- Алло? Как вы там? Где вы?

- В Кеннеди, отправляюсь домой. Чувствую себя не так уж плохо. Просто пару месяцев должен поберечься, и все будет в порядке. Вы получили мою записку?

- Да.

- Еще раз благодарю вас. Цветы были великолепны. Вроде какую-то рекламу себе я обеспечил, так? Первая полоса в «Таймсе», Си-Би-Эс, все телевидение...