Мальчики Из Бразилии

- Я рад слышать это, фрейлен Циммер. Благодарю вас.

- О, не благодарите меня. Всего вам хорошего.

Повесив трубку, она вздохнула и грустно покачала головой.

Менгеле тоже повесил трубку и, взяв свою легкую коричневую полотняную сумку, пристроился к одной из очередей, что тянулись к билетной стойке компании «Пан-Ам». Теперь его шатеновые волосы были зачесаны на одну сторону, у него были густые каштановые усы и под пиджаком - высокий свитер, закрывавший горло. Во всяком случае, теперь его облик не должен был привлекать внимания.

Как гласил его парагвайский паспорт, теперь он был Рамоном Ашхеймом-и-Негрин, comerciante еn antiguedadas, маклером по антиквариату, что объясняло, почему у него с собой в сумке был пистолет, девятимил­лиметровый «Браунинг-Автоматик». У него с собой было разрешение на него, а также водительские права и пол­ный набор документов, подтверждающих его положение в обществе и в деловом мире, а страницы паспорта были сплошь заполнены визами. Сеньору Ашхейму-и-Негрину придется много путешествовать по миру с целью закупки антикварных вещей: Штаты, Канада, Англия, Голландия, Норвегия, Швеция, Дания, Германия и Ав­стрия. У него был с собой солидный запас денег (и драгоценных камней). И визы, и паспорт появились на свет в декабре, но не вызывали сомнений.

Он купил билет на первый же рейс в Нью-Йорк, отлетающий в 7.45, после которого он успеет пересесть на рейс местных линий, и прибудет в Вашингтон в 10.45 следующего утра.

Времени у него будет более чем достаточно, чтобы расположиться в отеле «Бенджамин Франклин».

Глава шестая

Профессор биологии, которо­го звали Нюренбергер, и кто, несмотря на могучую каштано­вую бороду и очки в золотой оправе, выглядел не старше тридцати двух или тридцати трех лет, откинулся на спинку стула и загнул мизинец.

- Полное сходство, - ска­зал он и загнул следующий па­лец. - Сходство интересов и занятий, может быть, даже в большей степени, чем вы подо­зреваете. - Он загнул третий палец. - Воспитание в сход­ных семьях: вот в этом-то и кро­ется секрет. Сопоставьте все воедино и придете к един­ственному возможному объяснению. - Он обхватил ру­ками колено ноги и доверительно наклонился к слуша­телю. - Однояйцевое репродуцирование, - сказал он Либерману. - И в этой области исследований доктор Менгеле обогнал всех лет на десять.

- Чему я не удивляюсь, - сказала Лена, появляясь с маленькой бутылочкой в руках из дверей кухни, - поскольку он занимался своими исследованиями в Ос­венциме еще в сороковых годах.

- Да, - согласился Нюренбергер (пока Либерман старался прийти в себя от потрясения, услышав слова «исследования» и «Освенцим» в одном предложении; впрочем, простим ее, она молодая и она шведка, что она может знать?).

- Другие же, - продолжил Нюренбергер, - глав­ным образом, англичане и американцы, не приступали к этим работам до пятидесятых годов и еще не брались за человеческую яйцеклетку. Во всяком случае, так они говорят; но можно ручаться, что сделано ими больше, чем они признают во всеуслышание. Вот почему я и считаю, что Менгеле обогнал их лет на десять, а не на пятнадцать или двадцать.

Либерман посмотрел на Клауса, сидящего слева от него, чтобы увидеть, понимает ли он, о чем говорит Нюренбергер. Клаус старательно прожевывал морковку. Поймав взгляд Либермана, он ответил ему тем же самым выражением - а вы понимаете? Либерман покачал головой.

- И, конечно же, русские, - продолжал Нюренбер­гер, раскачиваясь на стуле, со сплетенными на колене пальцами, - скорее всего, зашли дальше всех, потому что им не мешали ни церковь, ни общественное мнение. Готов допустить, что где-то в Сибири у них есть целая школа с первостатейными маленькими Ванями; может, они даже и постарше, чем ребята Менгеле.

- Прошу прощения, - сказал Либерман, - но я как-то не понимаю, о чем вы ведете речь.

Нюренбергер удивленно посмотрел на него. И терпе­ливо повторил:

- Однояйцевое репродуцирование. Создание генети­чески совершенно идентичных копий одного и того же организма. Вы вообще изучали биологию?

- Немного, - признался Либерман. - Лет сорок пять назад.

Нюренбергер расплылся в мальчишеской улыбке.

- Как раз в то время впервые была признана такая теоретическая возможность, - сказал он. - Ее выдви­нул Талдейн, английский биолог. Он назвал ее «клонинг», от греческого корня. Но «однояйцевое репродуци­рование» гораздо более точный термин. Зачем изобре­тать новые слова, когда то же самое можно выразить и старыми?

- Клонинг короче, - сказал Клаус.

- Да, - согласился Нюренбергер, - но не лучше ли потратить несколько лишних слогов и точно выразить свою мысль?

Либерман прервал его.

- Расскажите мне об однояйцевом репродуцирова­нии, Но учитывайте про себя, что я изучал биологию лишь в силу необходимости; по-настоящему я интересо­вался только музыкой.

- Попробуйте пропеть, - предложил Клаус.

- Песни не получится, если бы даже я и смог, - сказал Нюренбергер. - Тут ничего общего с прекрасной песней любви, которая сопровождает обыкновенное вос­произведение себе подобных. Итак, у нас имеется яйцек­летка и сперматозоид; в ядре той и другого содержится набор из двадцати трех хромосом, в которых сотни тысяч генов, как бусинки на ниточках. Когда эти два ядра сливаются, происходит оплодотворение яйцеклетки, воз­никает полный набор в сорок шесть хромосом. Я говорю сейчас, как это происходит у человеческих особей, ибо у разных живых созданий их количество различно. Хро­мосомы дублируют сами себя и каждый из их генов тоже удваивается, - что, в сущности, представляет собой подлинное чудо, не так ли? - в результате чего при делении яйцеклеток в каждой из них оказывается пол­ный набор идентичных хромосом. Такое дублирование и деление повторяются снова и снова...

- Митозис, - сказал Либерман.

- Да.

- Чего только не остается в голове!

- И через девять месяцев миллиарды клеток состав­ляют законченный организм. Каждый из них несет в себе определенные функции - они становятся костной струк­турой, мышцами, кровью или волосами и так далее - но каждая из этих клеток, каждая из тех миллиардов, что составляют тело, несет в своем ядре оригинальный набор из сорока шести хромосом, половина которых досталась от матери, а половина от отца; их сочетание, исключая случаи однояйцевых близнецов, носит совер­шенно уникальный характер - каждый организм создается по своим чертежам, Единственным исключением из правила сорока шести хромосом, являются яйцеклетка и сперматозоиды, содержащие по двадцать три хромосомы, чтобы они могли, объединившись, положить начало но­вому организму.

- Пока все ясно, - сказал Либерман.

Нюренбергер наклонился вперед.

- Таким образом, - сказал он, - в природе проис­ходит обыкновенное репродуцирование. Теперь загля­нем в лабораторию. При однояйцевом репродуцировании само яйцо изымается или уничтожается, оставляя нетро­нутой оболочку. Этого можно достичь с помощью облу­чения, приемами микрохирургии или каким-то еще, бо­лее сложным способом. В такую оболочку, лишившуюся своего содержимого, вводится оплодотворенное яйцо ор­ганизма, который предстоит воспроизвести. В таком случае мы получаем все, что соответствует естественно­му воспроизведению: оболочку с яйцом, в котором со­держится сорок шесть хромосом, оплодотворенное яйцо, в котором начинается процесс дублирования и деления. Когда число делений достигает шестнадцати или трид­цати двух - что занимает от четырех или пяти дней - его можно имплантировать в матку той женщины, кото­рая с биологической точки зрения отнюдь не является матерью в полном смысле слова. Она принимает в себя оплодотворенное яйцо, она предоставляет ему соответ­ствующую среду, в которой предстоит развиваться и расти зародышу, но не передает ему ни одного из своих генов. Ребенок, появившийся на свет, не имеет ни отца, ни матери, а только донора, точной генетической копией которого он является. Его хромосомы и гены точно соот­ветствуют тому набору, что был у донора. И вместо появления на свет новой уникальной личности мы пол­учаем точную копию уже существующего.