Мальчики Из Бразилии

- Да, но, скорее всего, ему оторвало бы руку, решись он стрелять из него.

- Не могли бы вы сообщить мне номер телефона фрау Дюрнинг и ее адрес? - попросил Либерман. - И сестры покойного? А также адрес бара? И я двинусь.

Хаас написал все, что он просил, сверяясь с данными из папки.

- Могу ли я осведомиться, - спросил он, - почему вы заинтересовались этим происшествием? Ведь Дюр­нинг не «военный преступник», не так ли?

Либерман глянул на старательно писавшего Хааса и, помолчав, сказал:

- Нет, насколько я знаю, он не имеет отношения к военным преступникам. Но он мог быть в контактах с кем-то из них. Я проверяю слухи. Может, ничего в них и нет.

Бармену в «Лорелее» он сказал:

- Я ищу тут его приятеля, который считал, что происшествие не было несчастным случаем.

У бармена расширились глаза.

- Не может быть! Вы хотите сказать, что кто-то сознательно?.. О, Господи!

Он был маленьким лысым человеком с усами с наво­щенными кончиками. На красном лацкане сюртука кра­совался большой значок с улыбающейся физиономией. Он не спросил у Либермана фамилии, и тот не стал представляться.

- Часто ли он посещал вас?

Нахмурившись, бармен пригладил усы.

- Мм-м... как сказать. Не каждый вечер, но раз-два в неделю. Порой и днем заходил.

- Насколько я знаю, в тот вечер он был тут не один.

- Это верно.

- Был ли он с кем-то до того, как ушел?

- Он был один. Вот точно, как вы сейчас. Он ушел в большой спешке.

- Да?

- Ему еще и сдача причиталась, восемь с половиной марок, но он не стал даже дожидаться ее. Он всегда хорошо оставлял на чай, но не столько же. Так что я собирался вернуть их ему, когда он снова появится.

- Он о чем-нибудь говорил с вами, когда сидел тут и пил?

Бармен покачал головой.

- По вечерам я не могу позволить себе прохлаждать­ся за болтовней. Школа бизнеса устроила вечеринку, - он показал из-за плеча Либермана на зал, - и с восьми часов мы тут носимся как угорелые.

- Он тут ждал кого-то, - сказал с другого конца стойки бара круглолицый пожилой мужчина в жокей­ской шапочке и потрепанном плаще, застегнутом до самого горла. - Он то и дело посматривал на дверь, словно ждал появления кого-то.

- Вы знали герра Дюрнинга? - спросил Либерман.

- И очень хорошо, - сказал старик. - Я был на похоронах. Там было так мало народа! Я был просто удивлен.

И обращаясь к бармену, он сказал:

- Знаете, кого там не было? Оксенвальдера. Что меня удивило. Чем же таким важным он был занят?

Он обеими руками поднес ко рту пивную кружку и опустошил ее.

- Прошу прощения, - сказал бармен Либерману и двинулся к другому концу стойки, где сидели несколько человек.

Встав, Либерман прихватил с собой свой томатный сок и портфель и пересел поближе к старику.

- Обычно он располагался с нами, - старик вытер рот тыльной стороной ладони, - но в этот вечер он сидел один, вот тут, посередке, и все время посматривал на дверь. Кого-то ждал, все время сверялся со временем. Апфель говорит, что, наверное, ждал того коммивояже­ра, который был тут предыдущим вечером. Он же любил поговорить, наш Дюрнинг. Честно говоря, мы не особен­но жалеем, что его тут нет. Поймите меня правильно, мы, конечно, любили его и не потому, что порой он всем ставил выпивку. Но он бесконечно рассказывал одни и те же истории, снова и снова. Хорошие истории, но сколько же можно их слушать? Снова и снова, и все то же: как он обдуривал самых разных людей.

- И он их рассказывал тому коммивояжеру, что был тут предыдущим вечером? - предположил Либерман.

Старик кивнул.

- Он продавал какие-то лекарства. Сначала он бесе­довал со всеми нами, расспрашивал о городе, а потом сел вместе с Дюрнингом, который говорил без умолку, и они смеялись. Наконец-то он нашел настоящего слушателя своим историям.

- Это верно, я забыл, - добавил бармен, возвраща­ясь к ним. - Дюрнинг был тут и в вечер до несчастного случая. Что было странно для него: два вечера подряд.

- А вы знаете, сколько лет его жене? - спросил старик. - Я-то думал, что она его дочка, а оказывается, что она жена, то есть вдова.

- Вы запомнили того коммивояжера, с которым го­ворил Дюрнинг? - спросил Либерман у бармена.

- Не знаю, кем он был, - ответил бармен, - но запомнил. Со стеклянным глазом и с этакой манерой щелкать пальцами, которая меня чертовски раздражала; словно я все время должен к нему подскакивать.

- Сколько ему было лет?

Бармен аккуратно разгладил усы и подравнял их кон­чики.

- Да за пятьдесят, - сказал он. - Может, лет пятьдесят пять. - Он глянул на старика. - А ты что скажешь?

Старик кивнул.

- Примерно.

Либерман, расстегнув лежащий на коленях портфель, сказал:

- У меня есть несколько снимков. Они были сделаны довольно давно, но не могли бы вы посмотреть на них и сказать, напоминает ли кто-нибудь из них того комми­вояжера?

- С удовольствием, - сказал бармен, подходя по­ближе. Старик заерзал на стуле.

Вытаскивая снимки, Либерман спросил у старика:

- Он как-то называл себя?

- Не припоминаю. Да и в любом случае я бы не запомнил. Но я хорошо помню лица.

Либерман отодвинул стакан с томатным соком, раз­ложил на стойке снимки и отделил три из них, которые пододвинул старику и бармену.

Они нагнулись над глянцевитыми листиками, и ста­рик сдвинул жокейскую шапочку на затылок.

- Добавьте те тридцать лет, что прошли, - наблю­дая за ними, сказал Либерман. - Или тридцать пять.

Подняв глаза, они с настороженной неприязнью по­смотрели на него. Старик отвернулся.

- Никого не знаю, - сказал он, берясь за пивную кружку.

Бармен, глядя на Либермана, сказал:

- Вам не стоит показывать нам снимки... молодых солдат и ждать, что мы опознаем пятидесятипятилетнего человека, которого видели месяц назад.

- Три недели назад, - уточнил Либерман.

- Все равно.

Старик был поглощен своим пивом.

- Эти люди - преступники, - сказал им Либер­ман. - Они разыскиваются вашим правительством.

- Нашим правительством, - сказал старик, ставя кружку на мокрый картонный кружочек. - А не вашим.

- Это правда, - согласился Либерман. - Я австриец.

Бармен отошел, и старик посмотрел ему вслед.

Либерман, положив руку на россыпь снимков, накло­нился к старику и сказал:

- Этот коммивояжер, может быть, убил вашего друга Дюрнинга.

Старик, облизывая губы, не отрывал взгляда от круж­ки. Он крутил ее перед собой, придерживая за ручку.

Либерман с печалью посмотрел на него и, собрав снимки, засунул их обратно в портфель. Закрыв клапан, он защелкнул его замки и встал.

Вернувшийся бармен коротко сказал:

- Две марки.

Вынув пятимарковую банкноту, Либерман сказал:

- Дайте, пожалуйста, мелочи для телефона.

Зайдя в будку таксофона, он набрал номер фрау Дюрнинг. Линия была занята.

Он попробовал созвониться с сестрой Дюрнинга в Оберхаузене. Никто не ответил.

Он продолжал стоять в будке, поставив портфель между ног, и, прижав трубку к уху, думал, что он скажет фрау Дюрнинг. Вполне возможно, что она враж­дебно отнесется к появлению Якова Либермана, охотни­ка за нацистами; а даже если и нет, после обвинений своей золовки, она, скорее всего, откажется обсуждать Дюрнинга и обстоятельства его смерти с каким-то незна­комцем. Но что он может сказать ей, кроме правды? Каким иным образом добиться встречи с ней? Он поду­мал, что Клаус фон Пальмен в Пфорцхейме может до­биться лучших результатов, чем он. А ему очень нужно обойти его.

Он попытался еще раз связаться с фрау Дюрнинг, глядя на бумажку с ее номером, выписанным аккурат­ным почерком шеф-инспектора Хааса. На другом конце наконец освободилась линия.

- Да? - голос женский, быстрый и несколько испу­ганный.

- Это фрау Клара Дюрнинг?

- Да, кто это?

- Меня зовут Яков Либерман. Я из Вены...

Молчание.

- Яков Либерман? Тот человек, который... находит нацистов? - в голосе было удивление и растерянность, но не враждебность.