Страница 21 из 61
- Герр Либерман, я испытываю к вам искреннее восхищение и глубоко уважаю вас. Верьте, я просто горд, что могу оказать вам какое-то содействие.
- Хорошо, хорошо.
- Ну, разве я не могу быть обаятельным? Вы убедились?
Либерман записал адрес фон Пальмена и его телефон, дал ему еще несколько указаний и повесил трубку.
«Мы». Но, может быть, парень справится; похоже, что он в самом деле достаточно толковый.
Закончив со вторым списком, он несколько минут изучал его, а потом открыл левый ящик письменного стола и достал оттуда папку со снимками, которые собрал из всех своих досье. Он подобрал снимки Гессена, Клейста и Траунштейнера - на крупнозернистой фотобумаге были изображены улыбающиеся молодые люди в форме СС; скорее всего, сегодня эти снимки были уже бесполезны, но они были лучшими из того, что у него имелось.
- Эстер! - крикнул он, бросая их на стол.
Гессен, улыбаясь, глядел на него: темноволосый юноша с волчьим оскалом обнимал своих сияющих родителей. Либерман перевернул снимки и на обороте, где излагались данные по Клейсту, приписал: «Волосы теперь серебряного цвета. Перенес пластическую операцию».
- Эстер?
Взяв снимки, он поднялся и вошел в комнату.
Сидя у стола, Эстер спала, положив голову на сложенные руки.
На цыпочках он подошел к столу, положил на его угол снимки и также на цыпочках через гостиную направился в спальню.
- Куда ты направляешься? - окликнула его Эстер.
Удивившись, что она сразу же услышала его, он ответил:
- В ванную.
- Я хотела сказать - куда ты едешь?
- Ах, это, - сказал он. - В одно местечко рядом с Эссеном - в Гладбек. И в Золинген. С тобой все в порядке?
Выйдя из гостиницы, Фарнбах остановился. Его привели в восхищение фосфоресцирующие беловато-фиолетовые сумерки, которые, как его заверил портье в гостинице, будут стоять несколько часов; он натянул перчатки, поднял меховой воротник и поплотнее напялил шапку на уши. В Сторлиене было не так холодно, как он опасался, но все же достаточно зябко. Слава Богу, что ему не надо ехать севернее; жизнь в Бразилии сделала из него сущую мимозу.
- Сэр? - кто-то тронул его за плечо. Он повернулся, увидев возвышавшегося над ним человека в черной шляпе, который держал в руке удостоверение. - Инспектор- детектив Лофквист. Могу ли я перекинуться с вами парой слов, будьте любезны.
Фарнбах взял удостоверение в кожаной обложке с пластиковым покрытием. Он сделал вид, что в сумерках ему трудно разобрать текст, хотя это было не так, но ему нужно было время, чтобы обдумать ситуацию. Вернув удостоверение инспектору-детективу Ларсу Леннарту Лофквисту, он выдавил из себя любезную улыбку (по крайней мере, он на это надеялся) и, стараясь не выдавать охватившие его тревогу и беспокойство, сказал:
- Да, конечно, инспектор. Я приехал сегодня днем и сомневаюсь, чтобы успел нарушить какие-то законы.
Улыбаясь ему в ответ, Лофквист сказал:
- Я в этом тоже уверен, - он засунул удостоверение во внутренний карман своего черного кожаного пальто. - Если вы не против, можем пройтись и переговорить.
- Прекрасно, - согласился Фарнбах. - Я собирался бросить взгляд на водопад. Похоже, что тут больше нечем заниматься.
- Да, в это время года, - они двинулись по мощенной булыжником мостовой перед гостиницей. - В июне и июле тут несколько веселее, - сказал Лофквист. - Всю ночь светит солнце и полно туристов. К концу августа даже центр города к семи-восьми вечера вымирает и вообще тут тихо, как на кладбище. Вы вроде немец.
- Да, - сказал Фарнбах. - Моя фамилия Буш. Вильгельм Буш. Я коммивояжер. Надеюсь, это не вызывает у вас беспокойства, инспектор?
- О нет, отнюдь, - они миновали каменную арку. - Можете не волноваться. Наше общение носит совершенно неофициальный характер.
Они повернули направо и бок о бок двинулись по выщербленной кладке дороги. Улыбнувшись Фарнбах сказал:
- Даже совершенно невинный человек испытывает какое-то смущение, когда его хлопает по плечу инспектор-детектив.
- Наверно, так и есть, - согласился Лофквист. - Прошу прощения, если я обеспокоил вас. Просто мне приходится присматриваться ко всем иностранцам. К немцам в особенности. И встречаясь с ними... я получаю удовольствие от разговора. Что вы продаете, герр Буш?
- Шахтное оборудование.
- Вот как?
- Я представляю в Швеции фирму «Оренштейн и Копель» из Любека.
- Не могу утверждать, что слышал о ней.
- Она достаточно известна в своей области деятельности, - поведал Фарнбах. - Я работаю на них вот уже четырнадцать лет. - Он глянул на детектива, что шел слева от него. Чуть вздернутый кончик носа и четкая линия подбородка напомнили ему о капитане, под командой которого он когда-то служил в СС: тот тоже начинал допросы с небрежных безобидных слов, что, мол, не стоит беспокоиться; совершенно неофициально. Потом уже шли обвинения, настойчивые вопросы, пытки.
- Оттуда вы и приехали? - спросил Лофквист. - Из Любека?
- Нет. По сути, я родом из Дортмундта и живу сейчас в Рейнфельде, который рядом с Любеком. То есть, когда я не в Швеции, так точнее. У меня квартира в Стокгольме.
Как много, подумал Фарнбах, известно этому сукину сыну и, ради Бога, что он вынюхивает? Неужели вся операция провалилась? Неужели Гессен, Клейст и все прочие сейчас находятся в таком же положении или же только ему не повезло?
- Повернем здесь, - показывая на лесную тропинку справа от них, сказал детектив. - Она ведет к самому лучшему пункту обзора.
В сгущающейся тьме они двинулись по склону холма по узкой тропке. Фарнбах расстегнул верхнюю пуговицу пальто, чтобы мгновенно выхватить револьвер, если дела пойдут хуже некуда.
- Я сам некоторое время провел в Германии, - сказал Лофквист. - Плыл на пароходе в Любек.
Он перешел на немецкий; говорил он на нем безукоризненно. Сбитый с толку Фарнбах подумал, что, может быть, в самом деле нет оснований для тревоги; почему бы не допустить, что Ларс Леннарт Лофквист всего лишь решил попрактиковаться в немецком? Но вряд ли стоило на это рассчитывать. Он сказал:
- Вы отлично говорите по-немецки. Поэтому вы и ищете уроженцев Германии, чтобы получить возможность попрактиковаться?
- Я говорю не со всеми немцами, - возразил Лофквист. и в голосе его слышалось сдерживаемое веселье.
- Только с бывшими капралами, которые прибавили в весе и называют себя «Буш» вместо «Фарнштейн».
Остановившись, Фарнбах уставился на него.
Улыбаясь, Лофквист снял шляпу; глядя на спутника, он отодвинулся чуть в сторону, чтобы оказаться на свету - смеясь, он повернулся лицом к Фарнбаху и сделал вид, что указательным пальцем поправляет несуществующие усы.
Фарнбах был изумлен.
- О, Господи, - выдохнул он. - Только секунду назад я думал о вас. Не могу представить... о, Господи! Капитан Хартунг!
Они с энтузиазмом обменялись рукопожатием, капитан радостно обнял Фарнбаха и хлопнул его по спине; затем, снова надвинув шляпу, он положил обе руки Фарнбаху на плечи и, улыбаясь всмотрелся в него.
- Какая радость видеть перед собой одно из знакомых лиц, - воскликнул он. - У меня прямо слезы к глазам подступают, черт побери!
- Но... но как это может быть? - с трудом приходя в себя от изумления, спросил Фарнбах. - Я... я просто потрясен!
Капитан расхохотался.
- Если вы можете быть Бушем, - сказал он, - почему бы мне не быть Лофквистом? Господи, да я и говорить стал с акцентом. Вы только послушайте меня; я самый доподлинный гребаный швед!
- И вы в самом деле детектив?
- С головы до ног.
- Господи, ну и напугали вы меня, сэр.
Капитан с сочувствием кивнул, потрепав Фарнбаха по плечу.
- Да, мы все еще боимся, что топор может обрушиться нам на головы, а, Фарнбах? Даже после всех этих лет. Поэтому я и не спускаю глаз с иностранцев. Порой мне снится, что я стою перед трибуналом!