Крейсер "Эмден"

"Pontoporros" был полон индийского угля самых дешевых и скверных сортов. Я надеялся пополнить с призов быстро иссякавшие запасы по различным частям. Вот уже 6 недель, как "Эмден" ушел из порта и должен жить только своим хозяйством. Старший офицер на судне – это своего рода экономка, и на нем лежат заботы о пополнении запасов по всем частям. Он отвечает за каждую мелочь. Перед уходом из Циндао я старался набить корабль до отказа всем, что только может понадобиться при продолжительном плавании. Но за последние дни выяснилось, что наши запасы мыла иссякают. Пришлось сократить выдачу. Но даже и после этого было очевидно, что еще 2 недели, и стирка белья станет недоступной для нас роскошью. Поэтому я просил командира, чтобы наш первый приз был обязательно с грузом мыла. Вместо этого я получил целый пароход, набитый индийским углем. Есть от чего выйти из себя. Конечно, я сейчас же бросился на мостик и в самых энергичных выражениях высказался по этому поводу. Но командир успокоил меня, обещав, что следующий пароход уже наверняка будет с мылом. И он сдержал свое слово. На рассвете 11 сентября, всего через несколько часов после того, как наш небольшой отряд увеличился до трех вымпелов, с восходом солнца прямо по носу мы увидели большой пароход, который, приняв нас за британский крейсер, еще издали поднял на гафель громадный английский флаг. Воображаю себе лицо капитана, когда мы в ответ на его приветствие подняли германский флаг и самым вежливым образом попросили его остановиться. Пароход этот только что вышел из Калькутты и, предназначенный для транспортной службы между Коломбо и Францией, был блестяще оборудован для этого. Особенно трогательно было, что для поддержания чистоты "англичанин" имел такой большой запас мыла, что для нашей команды его хватило бы на целый год. Там же нашли мы великолепного чистокровного жеребца; пуля в ухо избавила его от мучительной смерти в воде. Жаль было топить этот пароход с громадным количеством комфортабельных кают, с целыми палубами, оборудованными для перевозки лошадей, с площадками, приготовленными для установки орудий. Но через полчаса все это стало добычей акул.

Команду парохода перевезли на наш "странноприемный дом". "Странноприемным домом" при "Эмдене" служил всегда какой-нибудь корабль, или почти пустой, или шедший с балластом и представляющий собой малую ценность, или же с нейтральным грузом, который нежелательно было топить, так как после войны стоимость его должна быть возмещена владельцам. Такой "дом" следовал за "Эмденом", пока наконец ни оказался переполненным людьми, снятыми с потопленных судов. После этого он отпускался в ближайший нейтральный порт. Первое время таким "домом" нам служил "Pontoporros".

Через несколько дней деятельность наша значительно расширилась. Случилось это так.

Мы встретили пароход, остановили его и послали туда подрывную партию из 1 офицера и 10 нижних чинов. Они подготовили корабль для потопления и начали распоряжаться свозом пассажиров. В это время на горизонте показался рангоут второго парохода. Нам не пришлось даже и бегать за ним. Он шел прямо на нас и когда был уже совсем близко, "Эмден" дал ход и сигналом приказал ему подойти к борту уже захваченного нами парохода. На него также послали офицера и несколько нижних чинов, чтобы подготовить к потоплению и свезти пассажиров. "Эмден" сблизился с ним, и затем произошло то же самое, что и с первыми двумя. Таким образом мы захватили, стоя на месте, 5 или 6 пароходов. Из них от первого над водой скоро видны были лишь верхушки труб, второй затонул по верхнюю палубу, третий также стал медленно погружаться. Пассажиры захваченных пароходов имели случай перезнакомиться, попав на наш "странноприемный дом".

Таким образом, наша охота в районе между Цейлоном и Калькуттой оказалась более чем удачной. Нам в кильватер шли теперь наш старый соплаватель "Markoma

"Gabinga" сопровождала нас несколько дней. Но в первую же ночь, кроме "Gabinga", "Pontoporros" и "Markoma

Когда капитан "Gabinga" узнал, что мы не собираемся топить его судно, он был вне себя от радости. Мне самому пришлось провести несколько часов у него на пароходе, и он, волнуясь и не находя слов, просил меня передать благодарность нашему командиру и при прощании сунул мне письмо Мюллеру. В письме этом он еще раз благодарил нас за человеческое отношение к нему и его семье. Наш офицер и призовая команда, по словам его, вели себя на пароходе как джентльмены. Он не находил слов, чтобы оценить гуман- . ный поступок германского крейсера. Сам он никогда не забудет нашего к нему отношения, так как его враги отнеслись к нему так тепло, так дружески, проявили такое участие, которое может ожидать только моряк от моряка в тяжелых обстоятельствах. По его словам, он сделает все что может, чтобы открыть глаза английской прессе.

Мне пришлось долго разговаривать с его женой. Она мне на словах говорила то же, что и ее муж писал командиру. Во время разговора она заметила, что мои лакированные туфли пришли в ветхость и требуют капитального ремонта, и умоляла принять в подарок лакированные туфли ее мужа. Затем, узнав, что мы все страдаем от недостатка табака, она предлагала захватить с собой и сигар и папирос, сколько мы сможем унести, и говорила, что будет счастлива чем-нибудь оказать нам свою благодарность.

Но, конечно, я не взял ни сапог, ни табаку.

Когда мы спускались в шлюпку, на палубу "Gabinga" высыпали все пассажиры с потопленных пароходов. И на наше разрешение следовать по назначению последовало громкое троекратное ура в честь командира, офицеров и команды крейсера "Эмден". Ура! Ура! Ура! Все, кто стояли на палубе, кричали и приветствовали нас. А там было так много народу, что когда "Gabinga" входила в Калькутту, то, по словам английских газет, она имела вид не грузового парохода, а какой-нибудь яхты, зафрахтованной для школьной экспедиции. На верхней палубе там стояло, по крайней мере, человек 400.

И впоследствии, когда нам приходилось отпускать на свободу наши "странноприемные дома", набитые пассажирами с потопленных пароходов, мы всегда имели удовольствие слышать троекратное ура в нашу честь.

Теперь мне хочется сказать несколько слов о поведении английских команд при захвате их судов. Большинство держало себя вполне благоразумно. Придя в себя после первых минут изумления, они всегда затем рассыпались в комплиментах по поводу наших действий и, за исключением одного случая, не чинили нам никаких препятствий при уничтожении судна. Мы всегда предоставляли им достаточно времени, чтобы собрать свои пожитки.

Особенно порадовали мы однажды одного капитана, который имел несчастье согласиться вести из Англии в Австралию землечерпалку. Эта мореходная посудина имела всего 4 узла хода; намучился он с нею ужасно, и, конечно, все от души поздравляли его с удачным окончанием долгого плавания. Я, кажется, никогда не видел более довольной физиономии. Он был так счастлив попасть к нам в плен, и радость его так понятна для каждого непредубежденного человека. Ведь это действительно фокус – пуститься в такое дальнее плавание на такой посудине, которая болтается и выматывает всю душу на малейшей волне.