Страница 74 из 84
-- В следующий раз патроны из рожков выщелкивать придется!
-- Яма осталась! Щас мы кого-то в нее закопаем!
-- Не получиться! -- я привстал в изумлении. -- Похоже, эта парочка
поможет нам услышать, как гремит опустевшая канистра! Смотрите! Ведь это Лешка Суворов ковыляет! А второй -- Толька Зубков, точно!
Зубков был приятелем моих приятелей и капитаном милиции. Занимался Организованной преступностью, вид имел далеко не атлетический, но был невероятно силен и ловок. Напившись пьяным, часто бил себя в грудь и кричал: "Я мент! Мент я!" Чем, по-моему, выражал одновременно и гордость и стыд за свою профессию. Вообще-то фамилия у него была не Зубков, а Зубко, то есть он был украинцем, и потому в своё время обожался Ксюхой, хохлушкой по отцу. Он был женат, и, довольно счастливо, на симпатичной полукореянке, полутатарке Инне, имел двоих детей и боготворил Высоцкого.
"И того купить, и сего купить, а на копееечку - лишь только воду пить!" -- пел он жене в день получки.
***
Я выскочил из-за камней и, приветственно размахивая рукой, пошел навстречу гостям. Они настороженно остановились, но, узнав меня, замахали руками, и через несколько минут мы, хлопая друг друга по плечам, стояли друг перед другом.
-- Ну, братцы, как дела? Не пустые? Нашли золото? -- спрашивал Суворов, волнуясь и хватая нас за рукава.
-- Нашли, факт! До вашего здесь чудесного появления килограмм по
тридцать на каждого было, -- прищурившись, ответил ему Житник.
-- Ты это брось! -- ткнул его я локтем в бок. Это Толик, мент всамделишный. С его удостоверением мы мигом проскочим от Зиддов до города, и остановки на постах будут секунд по десять, не больше. Он еще и на колесах, наверное.
Толик с интересом рассматривал Юрку, и, казалось, совсем меня не слушал.
-- Конечно. У меня внизу классный боксик с решетками на окнах. Мы, хлопци, веников не вяжем. Все зробим как надо. Пошли скорее в лагерь ваш. Видите, Лешка едва на ногах стоит, как бы с копыт не свалился.
-- Да ладно тебе! -- окрысился Суворов.
-- Гутарил ему в Зиддах: "Подожди в чайхане, пока я смотаюсь!" --
продолжил Зубков, не обращая на него внимания. -- А он: "Мне эта
чайхана без розлива еще на практике надоела! Целыми днями, -- говорит, -- вместо маршрутов в очко здесь резались...
-- А почему вы решили сюда идти? -- поинтересовался Житник.
-- Ведь мы договаривались, что вы нас в Зиддах ждать будете!
-- Там сейчас солдат больше чем на границе... -- вдруг посуровев, ответил Анатолий. -- Полковник Оманкельдыев вынырнул из Узбекистана, побил в Ходженте тьму людей и идет сейчас на Душанбе... Его передовой отряд уже на Анзобе стоит... Крошат всех подряд...
-- А ты как? -- спросил его Сергей удивленно. -- Ведь всех ваших, наверное, под ружье поставили?
-- Да я до всего этого отпуск взял... Мы только в Зиддах обо всем узнали...
--Ну и дела... -- покачал головой Сергей, -- А у нас здесь тоже сплошная престидижитация.
И он кратко рассказал друзьям о наших злоключениях.
-- Жалко меня с вами не было, -- посерьезнев, сказал Зубков. -- Кстати, мы коньячку армянского с собой прихватили. Надо выпить за встречу! А то что-то я не всё понимаю... Каторга, Федя летает, Резвон на кол сажает, Бабек стреляет, а какой-то Абдурахманов хочет всё отнять! Выпив и занюхав рукавом, мы пошли к лагерю, описывая в подробностях свою "Одиссею" ...
***
А Абдурахманов со своими наемниками стоял на берегу бушующего
Тагобикуля. Ветерок, веявший со стороны зиддинского перевала, доносил до них сладковатый запах арчового дыма. И Абдурахманов знал, что это Чернов и Кивелиди с приятелями устроили привал... И сейчас отмечают свой успех пловом и специально припасенной для этого случая водкой...
"Не буду торопиться... -- думал он, с удовольствием втягивая в себя приятный запах дыма.
-- Пусть, как следует, повеселятся перед смертью...
-- Как переправляться будем, начальник? -- прервал его мысли Сафар,
боязливо рассматривая бурные воды Тагобикуля. -- Убойно здесь...
Не ответив, Абдурахманов снял с себя рюкзак и достал из него бухточку
нейлоновой веревки. Через сорок минут все трое были на противоположном берегу. Перекусив лепешкой с рафинадом, они, не торопясь, привели оружие в боевое состояние, и быстрым шагом взяли курс к нам на "плов".
Но не по низу, по долине, а поверху, прячась в складках холмистого водораздела, обрывающегося прямо над нашим лагерем.
***.
У лагеря нас встретили Федя и Бабек. Дастархан был уже накрыт, и они
посадили Зубкова с Лешкой на самых удобных местах. Федя тут же сгонял за канистрой, охлаждавшейся в ручье, и бережно поставил ее рядом со мной.
-- Жлобы, золотишко - то покажите! Ну, покажите! -- взмолился Лешка, переводя просящие глаза с Сережки на меня, с меня на Житника и обратно.
-- Хоть кусочек маленький покажите, чтобы я поверил!
-- На тебе! -- степенно сказал Житник, вытащив из нагрудного кармана
самородок, размером с фасолину. -- Владей! Твоя доля!
Суворов взвесил самородок на ладони, прикусил зубами, опять взвесил и, передав его сидевшему рядом равнодушному Анатолию, неожиданно заплакал.
-- Давай, наливай скорее, -- выдавил он сквозь слезы. -- Наконец-то! Жизнь моя поганая кончилась, другая начинается! Ох, и погуляем!
-- Ну-ну... Вам бы поскорее спустить все, -- сквозь зубы бросил в сторону Житник.
В это время со стороны ручья показалась Фатима с Фаридой, В руках у них были миски, полные риса.
-- Что? Эти твари здесь? -- проворно приподнявшись, вскричал, в момент разгневавшийся Лешка, и, крепко сжав сухонькие кулачки, стремительно бросился к женщинам.
-- Убью! Гидры! В порошок сотру! Они, сволочи, ноги мои своими каблуками топтали! Зарежу! Суки!
И он, невзирая на четырехкратных перевес женщин в весе, так бы, наверное, и сделал, если бы не выросший перед ним Бабек.
-- Не трогай женщина, Леша! Будь мужчина! Женщина дура, ее нельзя
убивать!
-- Дура? Да она - Змея подколодная! Она вас всех продаст! В первой же
ментуре!
-- Леха, кончай! -- крикнул я и, едва сдерживая смех, налил ему полкружки коньяка.
-- У нас мораторий на членовредительство и вообще, мы все тут так
сроднились...
И я рассказал Алексею об обстоятельствах нашего освобождения.
По окончании моего повествования, выражение глаз Лешки изменилось.
Ярость и злоба к Фатиме сменились глухим презрением, чуть - чуть приправленным тайным интересом.
-- Вот это другое дело! Пей, ешь, а потом можешь ею заняться!
Я разрешаю! Но учти! "Это" будет номер со смертельным исходом! Да не бойся, ей "это" понравится! Вулкан, гейзер, Ниагара! Ручаюсь. Особенно темной ночью после бутылочки "Мартини".
-- Зачем женщина обижать? Зачем такой обидный слова говорить? Давай за дастархан лучше сядем, водка будем пить, плов скоро готовый будет! -- Обращаясь то к одному, то к другому из нас, предложил, вконец расстроенный Бабек.
-- Ты, дорогой Бабек, плохо ее знаешь! Она все равно кого-нибудь в горы ночью утащит. Уже высмотрела, наверное, будущую жертву своими чёрными зенками...