Страница 61 из 84
Юрка взвизгнул:
-- Я слышу только твой мерзкий голос! Остальные или спят, или молчат! Но раз ты так мечтаешь, я устрою тебе, божьей овечке, в волчьей шкуре, встречу с настоящим Господом! Вне очереди! Пообщаешься, а потом мне лично расскажешь о своих впечатлениях!
Нервы Житника были явно на исходе, и я воскликнул:
-- Да не верю я в загробную жизнь! Успокойся! Хотя не верить становится все опаснее и опаснее. Прокажённым себя чувствуешь. В Иране, когда узнали, что я неверующий, прилепили клеймо: Коммунист. У них это равносильно дьяволу...
А я даже комсомольцем не был! Не приняли, сославшись на мои закордонные приоритеты. Битлов любил без памяти....
-- Вечно ты во что-нибудь вляпаешься, -- вздохнул Сергей.
Я хотел продолжить дискуссию, но Лейла решила иначе.
-- Не надо больше об этом, -- проворковала она, прикрыв мой рот маленькой ладошкой. Ею же нашла мой лоб, приподнялась, нежно поцеловала влажными горячими губами и прошептала:
-- Бог милостив! Он нам обязательно поможет...
Ей явно было не по себе после сегодняшних событий и так же, как и все, она не могла до конца поверить в случившееся пленение.
Никто, конечно, не собирался ехать за золотом и обратно на мягких подушках белого "Мерседеса". Но столько погонь, засад, смертельного риска могли бы придумать только папаша и сынок Дюма...
-- Вы будете смеяться, но где-то в глубине души я всегда мечтал поносить кандалы. Наверное, повлияли, книги, прочитанные в детстве. Что-то в этом есть романтичное -- каторга, цепи, кандалы...
-- На галеры бы тебя посадить! На сутки! -- прошипел, всё ещё бодрствующий, Юрка. -- Помахать пудовыми вёслами, пока концы не отдашь!
-- А что? Гребля -- мой любимый вид спорта! Кстати, кто мечтает опробовать сортир?
-- Ты, Чёрный, ври да знай меру! У тебя не гребля любимый вид спорта, а ... ловля рыбок на червячка... - Житник окончательно взбодрился и первым пошёл вглубь штольни, чтобы спокойно посидеть над золотишком.
Через несколько минут я и Сергей присоединились к Юрке.
-- Жаль, света нет! Золота не видно! -- то и дело сетовал он.
Тут до фига еще оставалось...
-- Завтра увидишь... Когда экскременты свои убирать будешь, -- кряхтя, успокаивал его Сергей.
-- Да... Между прочим, за долгую свою полевую жизнь, куда я только не "ходил"... Особенно мне нравилось делать это в тайге, в буреломе! Выберешь дерево с обзором, заберешься повыше, штаны спустишь, обмажешься чем-нибудь от насекомых и сидишь, природой любуешься. Белочки по кедрам скачут, бабочки порхают, а сверху, руку только протяни, -- гроздь висит кроваво-спелого
лимонника... Красота! Сплошная поэзия!
-- Или на вершинке повыше, на проталинке... -- подхватил тему Сергей. -- Красота! Кругом -- ледники, пикушки заснеженные... Найдёшь местечко, где подснежников поменьше, посидишь полчасика, и легко на душе становится -- не описать! А в полевой сумке мешочки пробные припасены для "большого" случая... Особенно я любил байковые или ситцевые с маленькими цветочками...
-- А в пустыне, когда ветер сильный, туго с этим делом, -- вспомнил я
недавно приобретенный горький опыт Дашти-Лута. -- Не знаешь, куда и полетит...
...Внезапно, с болью в душе я ощутил, как Поэзия и Проза жизни сплелись в экзотический клубок, распутать который было по силам только искалеченному Федору. Я понимал это, как никогда ясно и мечтал о том, чтобы Федя был жив...
***
Вернувшись на свои места, мы улеглись и мгновенно заснули. Мне, как обычно, снились кошмары. Проснувшись от очередного шока, я растолкал Серёгу:
-- Слушай! Может быть, попытаемся через часик -- другой выбраться отсюда? По крайней мере, проверим охрану на вшивость!
-- Хочешь выход разобрать? -- встрепенулся он.
-- А что? Попытка -- не пытка! Похоже, пока мы им нужны, они не будут нас пускать в расход. Пока не будут... Но как только учитель получит от нас то, что хочет, нас сразу же "отправят в гости к Богу!"
Чувство близкой развязки настолько обострило мою память, что я мог
кусками вырывать строчки из песен ВВ. Именно те, где говорилось о смерти!
Через пару часов, отдохнув и собравшись с мыслями, мы начали разбирать выход. Я осторожно вынимал камни и передавал их Сергею, а тот -- Бабеку.
Дело шло медленно, но верно и, главное -- практически бесшумно. Лишь единственный раз я не удержал в руках большой камень, и он со стуком упал мне под ноги. Мы застыли на мгновение и со страхом начали вслушиваться в доносившиеся извне звуки. Но, там, наверху, было тихо. Лишь иногда слышался лай собак.
-- Кажется, нет никого... -- прошептал я.
-- Спят, суки! Сейчас мы их замочим! -- размечтался Житник.
-- Не думаю... -- засомневался Сергей. -- Затаились, гады...
-- Не похоже, что там кто-то есть... -- встрял я, продолжая
разбирать выход.
-- Если бы кто там был, то уже давно поднял всех в ружьё. Со мной все согласились и с упорством стахановцев продолжили работу.
Прошло не более пяти минут: В результате самоотверженного трудового порыва мы проделали отверстие сбоку от бывшего лаза, заваленного огромными камнями и прикрытого деревянным настилом. Я вылез первым и затаился, напряженно вглядываясь в темноту и улавливая едва различимые звуки. В этот момент я чувствовал себя не хуже любой овчарки.
-- Никого... Смотри ты, никого нет! -- прошептал Сергей, выбравшись вслед за мной. -- Что-то мне не по себе. Что теперь делать будем?
-- Не нравиться мне все это... -- прошипел я.
В это время из лаза вылез Житник. Секунду он лежал, озираясь, рядом с нами, затем быстро вскочил и опрометью рванул вниз по склону.
-- Может быть, он и прав... -- пробормотал Сергей, глядя ему вслед.
-- Давай всех наверх, -- ответил я раздраженно, мысленно сокрушаясь тому, что никто из нас не подумал, что мы будем делать, выбравшись на волю.
--Вон, уже светает, драпать надо.
"Никто не думал, что так повезет... Становимся пессимистами, перестаем верить в удачу..." -- думал я, помогая Бабеку выбраться.
Как только он сделал несколько шагов - все встало на свои места. Ночная тишина со всех сторон взорвалась разноголосым лаем и через несколько секунд на нас набросились разъяренные волкодавы. Их было пять или шесть штук.
Бабек побежал в сторону скалы, но его сбила с ног огромная овчарка и принялась грызть. На меня бросились сразу две собаки. Я успел протолкнуть самой крупной из них руку в пасть и схватить за язык. Она жалобно завизжала, и стал вырываться. Вторая собака вцепилась мне в левое запястье, к счастью защищенное отвёрнутым обшлагом штормовки, и стала тянуть на себя. Я упал на нее и придавил своим телом. Сергею повело меньше всех. На него напал вожак. Он вцепился в плечо и опрокинул его на землю. Кивелиди, как мог, защищал лицо.
В это время к полю боя, не спеша, подошли трое охранников с автоматами. Оживленно переговариваясь, они стали смотреть на неравную схватку.
Было понятно, что основная задача своры заключалась в том, чтобы
испугать нас и подавить всякое желание повторить побег. Когда
волкодав, лежавший подо мной вырвался, охранники разогнали и остальных, тыкая в их головы дулами автоматов. Пока мы приходили в себя, один из охранников сходил в глубь промплощадки и принес новенькую аптечку и большую керосиновую лампу. Из штольни поднялась Лейла, за ней Наташа. Слава богу, что они не успели вылезти раньше! Вместе с Наташей они осмотрели Сергея. Правое плечо было изрядно порвано. Моя рана на запястье не представляла опасности. Лейла вручила мне найденный в аптечке перевязочный пакет. Я приладил его к руке, затем уселся на камень и стал наблюдать, как Наташа перевязывает Сергея, а Лейла осматривает Бабека.