Страница 55 из 84
-- Я знать, что ты их увидишь, -- злой будешь. Они мне все рассказал про твой иранский жизнь!
Нет, Бабек, не всё! Фатима хотела, чтобы я стал её мужем. А я полюбил Лейлу! Ладно, дальше рассказывай! Кто еще с ними был?
-- Еще шесть человек был. Два -- уже мертвый, на перевале умирал. Они вертолет видел. Он низко вокруг летал. Как в Гускеф. Они в его
автоматный залп дали и вертолет падал прямо в них и савсем убивал.
-- Да ты что!!? Какой вертолет был?
-- Маленкий, не болшой. Взрывался савсем и гарел.
-- И кто в нем был?
-- Три человек. Один черный был, савсем гарел. В лоб его кокарда был. Летчик, наверна. Другой таджик белый короткий рубашка
был, голова тоже горел, два нога нет, сначала живой был, потом умирал...
Русский еще был, белый волоса чуть - чуть остался...
-- Ну и дела! Всё это хорошо, Бабек, но противовоздушный бой на нас повесят!
-- Не повесят. Резвон там горелый бумага находил. Полетный документ. Там был написан, вертолет савсем другой сторона летает, Барзанги-Калон.
-- Все равно машину найдут. С воздуха.
-- Э!!! Зачем боишься? Это долго не будет. Месяц, наверно, пройдет. Мы Душанбе уже сидим.
-- Может быть, ты и прав. Валяй дальше. Если ты мне скажешь, что у тебя в палатке рота марсиан сидит, с портативным, аффинажным заводиком, я поверю сразу... без вопросов и улыбок!
-- Никакой завод и марсиан палатка нет. Один Фатима и Фарида там.
-- Жаль. Ну, потом вы лагерь здесь поставили и пошли нас мочить. Дальше что?
-- Ночью, когда от ваш лагерь и штольня пришли. Резвон злой был. Он с пропавший афганец штольня ходил, немного дробь ему жопа попадал. Меня ругал, -- зачем стрелял, не резал. Я нарошно в скала стрелял, -- вас предупреждать хотел.
-- Нарочно скала стрелял? Да ты чуть Сергея не убил, -- бедро ему насквозь прострелил!
-- Сергей пападал? Жалка, ругать меня будет... Ракашет, наверно. Я в сторона стрелял.
-- Рикошетом пуля так не ранит, не ври! Странный ты человек -- сначала их привел, потом нас предупредил. А вечером, после чая, всех дружков перестрелял.
-- Зачем странный? Если другой был, -- давно ворона и шакал
дикий меня мертвый кушал. Это вы странный, -- сюда пришел, наш золото брал, люди убивал! А меня наш мулла спасибо за Резвон и его шайка будет говорить. Уважать будет!
-- Да ты, братец мой, стратег и тактик! Давай, рассказывай, что дальше было!
-- Дальше он говорил, что утром ловит вас будет. Лейла хорошая наживка! Потом Лейла брал, палатка шел. Фатима, мама ее, и тетя руки его хватал. Он сказал мне привязать их. Что буду делать? Привязал, за палатка положил... Потом Лейла кричать сильно стал, меня звал. Я ее уважал, хороший она девочка и палатка пошел. Другой человек не пускал. Я злой стал, автомат брал, его стрелял. Резвон палатка выскочил, -- я его стрелял. Вовчик сзади меня толкал, -- я его тоже стрелял. Палатка потом зашел, -- Лейла угол лежит, голый совсем, ничего говорить не может, ходить не может. Меня увидел -- из палатка побежал, в речка с обрыв падал. Я ее ловил, она кусался, царапался, убежать опять хотел. Я ее одевал, очень красивый девочка, вязал, на одеяло ложил. Чай крепкий, сладкий через ложка давал. Я знал, кто- нибудь придет, потом тебя видел, рука махал...
-- Ты говорил, кроме тебя и Резвона еще четыре человека было. Где
четвертый?
-- Он меня стрелял, но плохо. Потом убежал. Я в него попал,
наверно. Вниз убежал Если в Нагз первый попадет, -- плохо мне будет! У него родственник много, злой будут, никакой мулла не помогает!
-- Времени на размышления у меня не было. "Ночь длинных
ножей" - иначе не назовёшь то, что сделал Бабек ...
-- Спасибо! Ты молодец! Всё сделал правильно! Ты иди сейчас за четвертым! Если он в Дехиколон убежал и людей сюда поведет -- не пускай их. Впрочем, в кишлаке все равно слышали пальбу и прибегут посмотреть. До вечера не пускай никого сюда. Скажи им, что из города плохие люди пришли, всех убивают, а тот, сбежавший -- один из них. Слушай, а если ты опять от нас убежишь? К местным?
-- Не убегу, наверно. Их много, на всех золота мало будет. Но если плохо будет -- убегу, может быть. Зачем умирать? Я долго жить хочу. Жить хорошо, Руслан. Ладно, я пойду тот человек искать...
Савсем не могу больше Лейла твой смотреть. Такой белый!
-- Иди, иди! Только, сначала подбери за собой. Возьми женщин и закопайте тела бандитов вон там, в углу полянки, под скалой. Вечером, если мы не придем, найдешь нас на штольне. И не смотри на Лейлу
такими жалостливыми глазами, не береди душу!
Бабек пошел в палатку, развязал женщин и приказал им оттащить трупы Резвона и его подручных в дальний угол полянки. Когда сестры тащили мимо меня Резвона, я оглянулся и посмотрел на него. Он был светел лицом и казался вполне довольным.
-- Резвон мне говорил, что он сабля нарошно тебе на стена оставлял, -- сказал Бабек. заметив мой пристальный взгляд на покойного.
"Я, -- говорил, -- режиссер!"
- И мне об этом же говорил... -- устало сказал я.
-- Он слишком был уверен в себе и не допускал мысли о провале своего кровавого "спектакля"!
Яму копать они не стали. Просто заложили трупы камнями, воткнули в
продолговатые холмики палки, с привязанными к ним, лоскутами белой ткани. Оглядев плоды своего труда, Бабек помолился вместе
с женщинами, засунул за пазуху пару лепешек и ушел.
***
Я проводил его взглядом, а когда посмотрел на Лейлу, увидел, что она пришла в себя и, не мигая, смотрит мне в грудь сквозь длинные свои ресницы
В её глазах я прочитал ужас, смешенный с отвращением к себе. Я хотел поцеловать её в губы, но она, резко и истерично задергав головой, отвернулась. По её щекам катились слезы...
-- Я люблю тебя, I lоvе уои... Все будет хорошо, вот увидишь, -- шептал я ей.
-- Тебе плохо, но я постараюсь. Пройдет совсем немного времени, и ты
забудешь обо всем! Кроме меня! Ты полежи здесь немного! Я сейчас...
К счастью, и на этой полянке нашлась кумархская рудостойка. То ли местные чабаны ее сюда притащили, то ли -- люди Резвона, но костер было чем раскочегарить. Под палаткой я нашел топорик и начал рубить дрова. Когда я разогнулся, то сразу же уперся глазами в черные, зловещие фигуры двух женщин. Меня охватил приступ ярости, я замахал топором, и стал кричать им срывающимся голосом, чтобы ушли с глаз долой.
С тех пор, как мы с Лейлой покинули Иран, я не воспринимал этих двух
фурий, как некую реальность. Все в них было мне непонятно.
"Зачем они здесь? -- думал я, провожая их взглядом. -- Зачем они преследуют нас? Чего хотят? Наверное, им до чертиков надоела родная пустыня... Или Фатима -- просто больная, как и говорила Лейла... А почему я перестал бояться ее?
Она ведь сюда приехала по мою душу. А здесь автоматы на каждом углу валяются..."
Поглощенный этими сумбурными мыслями, я вырыл позади палатки, прямо под отвесной скалой, яму диаметром около полуметра, выложил ее плоским булыжником и развел на них огонь. Затем обложил костёр крупными камнями. В оцинкованне ведра и два больших алюминиевых чайника набрал воды и поставил греться.
К этому времени Лейла начала приходить в себя, и я с трудом влил ей в рот полкружки разведенного сгущенного молока. Но ее вырвало. Отерев ей шею и грудь байковым пробным мешочком, я перенес ее поближе к костру с тем, чтобы она могла наблюдать за мной, а я за ней. Краешком глаза я видел ее безжизненное лицо, пустые равнодушные глаза. Но в них отражалось пламя костра. Живое, озорное пламя, и это вселяло в меня надежду...