Страница 48 из 84
Ребята ушли загодя, а у меня на выход было всего минуты полторы времени.
Грохнуло, когда я корячился в лазе. Часов через шесть, когда пыль осядет, можно будет начинать "битву за урожай".
Оказавшись рядом с товарищами, я закурил и вспомнил внимательные, недоверчивые глаза учителя. Хорошее настроение сразу улетучилось, я помрачнел и стал цепляться ко всем подряд.
Сначала я ласково поинтересовался у Феди, чем он размешивает сахар, когда пьёт чай.
Тот дружелюбно ответил, что нашёл гладкую палочку с зарубками, отмыл и высушил её на солнце. А теперь пользуется. Очень удобная палочка!
-- Ты, чудище, сначала посмотрел бы на друзей своих! Тебя бы
высушить так! Дети, наверное, у них были?
-- Не было! Васька -- тот вовсе от баб подальше держался. Корешки
трепали, что в городе его какая-то аппетитная немочка охмуряла, домой все зазывала. А он, вроде не отказывался. Хряпнет пару мерзавчиков и в аут! До утра храпит промеж её тёплых сисек. И все потому, что на подлодке матросил. А второй замоченный -- и без моей помощи сдох бы от цирроза через месяц, или в горячке через два. Себе они были не нужны, а я думай о них?! Мусор! Я и себя то не больно когда жалел!
Наконец - то Федя показал своё настоящее лицо! И я не упустил случая
поговорить с ним о будущем:
-- Вот скажи мне, Фёдор, только откровенно! Каковы наши шансы дожить до старости и нянчить внуков? Я знаю, что наша встреча - это не игра случая, а изощрённо сыгранный тобою спектакль. Пройдёт несколько лет, и ты расскажешь очередным лохам о нас, убогих, которые портили, извиняюсь, воздух около тебя? А ты, как я понял, подрядился санитаром работать! Марафет взялся наводить!
Федя как - то странно взглянул на меня, криво улыбнулся и выдал:
-- Если ты, Чёрный, будешь своим спиногрызам мозги квасить так же, как мне сейчас, они тебя в дурку упрячут и правильно сделают!
-- Браво! Хорошо сказал. Обнадёжил! Спасибо! Теперь я знаю, кого мне опасаться! А ведь я засомневался в тебе!
Знаешь что? Расскажу - ка я тебе стихотворение. Один странствующий монах зарифмовал безобразия, творящиеся в его стране. Крик его души дошёл до нашего времени из мрачного средневековья! Не знаю, дойдёт до тебя или нет! Но всё равно, слушай!
Ложь и злоба миром правят,
Совесть душат, правду травят
Мёртв закон, убита честь,
Непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
Доброте, Любви и Вере.
Церковь учит в наши дни:
Укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
На супруга врёт супруга,
И торгует братом брат!
Вот какой царит разврат!
Ни порядка, ни покоя,
Что за времечко такое!
И Господень Сын у нас
Вновь распят! В который раз!
Когда я говорил последнюю фразу, закрыл глаза, чтобы никого не видеть. Было такое ощущение, что эти строчки написаны не в глубине веков, а только что, и с одной единственной целью - вывернуть нас всех наизнанку! В душе каждого, я уверен, было смятение. Я это чувствовал, как никогда остро. Все молчали. Причём очень долго.
Первой заговорила Наташа.
-- Убийцам и всякой мрази надо красить головы в несмываемый красный цвет! Пусть отличаются от нормальных людей!
Все посмотрели на Федю...А Сергей подошёл к нему, взял за грудки, притянул к себе и ласково сказал:
-- А тебя, дорогой мы выкрасим с головы до ног! Был Гусём лапчатым - станешь Петушком гамбургским!
До этого момента Федя терпел все наши упрёки, но когда Кивелиди назвал его петухом, взорвался...
-- Вы чё, в натуре, мужики! Задолбали! Знали ведь, что свидитесь с моими жмуриками! Лучше порешите меня, шакала! Смойте кровью моё паскудство! Только лепить горбатого мне не надо!
Все молчали.
А - а - а! не хотите свои крючья марать! Тогда чёрт с вами! Красьте! Я согласен! Хоть сейчас!
Федя бился в истерике, но жалости не вызывал.
А Наташа добавила:
-- А тех, кто животных убивает, надо пачкать зелёной краской.
Я её поддержал:
-- Идея мне нравится. Представьте -- идут по улице внешне приличные люди, а головы у них красно - зелёные!
Сразу же в моду войдут очки на всю "харчевню" или какие-нибудь шляпы с вуалькой!
Сергей сморщился и жалобно констатировал:
-- Черного хлебом не корми, а дай Слово молвить!
Измучил ты нас своими кроссвордами! Перевернул всё внутри! Не надо так делать! А не то я повернусь и уйду. И на золото наплюю!
Дождись, когда куча ''зелени" будет лежать у нас в кармане, тогда
хоть о Юрском периоде рассказывай!
-- Ты, Серый, зануда. Не можешь понять простых вещей! Мне
Федя поднял настроение до невиданных высот! Ты порадуйся!
Но Кивелиди молчал. Он не мог вычислить источник моего, мягко говоря, нездорового энтузиазма. А я просто не хотел жить по принципу:
"Нашёл - молчи, потерял - молчи!"
И, чтобы раз и навсегда избавить друга от депрессии, я вытянул руку вперёд ладонью вниз, развёл пальцы веером, растопырил ноги и голосом всенародно любимого Муслима ибн Магометовича Магомаева запел:
" Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала!"
А я на этой свадьбе водку пил!
И мне на этой свадьбе было места мало!
Невесту друга с детства, нежно я любил!
Ну, как? Лейла смотрела на меня с восхищением. У Житника и Феди лица остались прежние, то есть - хмурые. Серёга, улыбаясь, махнул на меня рукой:
-- Ладно, чеши, пока есть здоровье! -
А Наташа заказала ещё спеть о любви. Я хитро прищурился и начал:
-- Пролог геолога: Ты красивая женщина! А была бы ещё красивее -
потеряла бы что - то Земное. Это закон природы! Один мой приятель, увидев совершенную красавицу, воскликнул:
"Безнадежно, безнадежно красивая". И добавил: "Красота должна быть с изъяном". А теперь слушай...
Без возлюбленной бутылки - тяжесть чувствую в затылке!
Без любезного винца - я тоскливей мертвеца!
Но когда я пьян мертвецки, веселюсь по-молодецки!
И горланя, во хмелю, Бога истово хвалю!
Наташа ожидала чего-то более лиричного. Но я не оправдал её надежд. Юрка, заметив огорчение на лице девушки, зашипел:
-- Давай, топай отсюда! Смотришь на нас со своей "кривой
колокольни" и ни шиша не видишь! Мы тебе не козявки, а люди! И кое - что видели в жизни. Не такие, как ты ломали себе шейки!
Я понимал, что Юрка не тот человек, который может оценить поэзию вагантов, да ещё в моём исполнении, поэтому не стал с ним дискутировать о том, что я "вижу со своей колокольни".
Я подкрался к предыдущей "жертве своего длинного языка" и с энергией, достойной лучшего применения, затеял разговор по душам...
-- Федя, милый, давно хотел тебя спросить, -- ты знаешь, для чего нужны насечки на твоей чайной палочке?
-- Не знаю. Веревочки, наверное, разные для нужды какой накручивать.
-- Не веревочки, кормилец, а кое-что очень похожее. Эту деревяшку чабаны наверное потеряли. У каждого есть такая палочка.