Страница 40 из 84
Посовещавшись, мы решили идти по лавине, покрытой ледяной коркой. Возможно на другом её краю найдётся наша тропинка...
Мужчины поочередно меняли впереди идущего. А Лейла с Наташей меня просто восхищали. Они ни разу не пожаловались на трудности перехода. А когда я заглядывал им в глаза, - ласково улыбались...
Неожиданно один из ишаков - "Черный", сорвался. Но он оказался сообразительным, и успел упереться копытом в торчащий из снега скальный выход.
Возвращение "Чёрного" на исходную позицию заняло больше часа. Эта
операция отняла последние силы, но перевал был уже перед нами. Казалось, что его можно "коснуться рукой"!
***
И вот наконец мы на Кумархском плато. Оно знаменито месторождением оловянного камня - касситерита.
Нашим взорам предстала площадка в четыре квадратных километра, обезображенная глубокими шрамами разведочных канав и
траншей.
Касситерит содержится в кварц-турмалиновых жилах, рассекающих месторождение с востока на запад и прослеживающихся на несколько километров. Жил -- десятки, а минерала немного и не везде. Методы поиска - обычные: На поверхности рудного поля, перпендикулярно направлению жильной серии, рылись канавы и траншеи. На вскрытых жилах брались пробы руды.
Через полгода приходили результаты химического и спектрального анализов, и мы начинали выделять рудные тела - более или менее протяженные участки кварц-турмалиновых жил мощностью (шириной) не менее 0,8 метров и с содержанием олова выше 0,40%. Иногда это удавалась сделать, и тогда рудное тело прослеживали на глубину.
Где-нибудь на крутом склоне, ниже канав, вгрызались в рудоносную жилу штрековой штольней и опробовали ее через каждые три метра. Или рассекали всю жильную серию штольней. А уже из нее проходили штреки по жилам, с промышленным содержанием касситерита и по жилам "слепым", то есть, не обнаруженным на поверхности. Много лет назад, уезжая с Кумарха, я думал, что никогда сюда не вернусь. Но через два года я приехал сюда со своим аспирантским отрядом.
Прошли годы, и я снова здесь... Землянки, в которых мы жили в течение
многих лет, растащены на дрова, устья многих штолен -- завалены. Природа почти "залечила раны", многие из которых были
нанесены лично мной. Бесчисленные канавы и траншеи, дороги и подъездные пути, отвалы и буровые площадки заросли бурьяном. Крутые склоны осыпались. И не было со мной товарищей, с которыми я делил радости и печали, хлеб и водку...
Их раскидало по месторождениям и рудопроявлениям Таджикистана.
А потом они стали беженцами и разбрелись по заброшенным городкам и сёлам России-матери.
Я скользил взглядом по развалинам нашего базового лагеря. Вот здесь была баня и бильярдная, здесь пекарня, а здесь -- моя камералка, в которой мы после прихода вахтовки частенько устраивали пиры и танцы... Вон там стояла моя палатка. А неподалёку от лагеря - "Восьмое чудо света". Так называемая, Верхняя тропа, извивающаяся по скалам стометровой высоты. По ней я гонял студентов, чтобы не боялись ни бога, ни чёрта!
Некоторых, наиболее впечатлительных, приходилось выносить на руках, но действовало безотказно. А вон там, в зарослях иван-чая до сих пор видны ржавые остатки бурового копра -- памятник моему позору!
Задавая эту скважину, я глупейшим образом ошибся в масштабе и вбил
определяющий устье кол, не в двухстах метрах от рудной зоны, а всего в пятидесяти. И рудная зона была вскрыта не на глубине 300 метров от
поверхности, как проектировалось, а в десять раз ближе.
Никто ничего не заподозрил, а я смолчал. И двести тысяч советских рублей вылетело в трубу.
А вон там, на той крутой канаве N1337, чуть не погибла Ксения, сваленная с ног солнечным ударом. Она катилась вниз по склону метров десять и искалечилась бы, если бы совершенно случайно ее не откинуло в мощный куст кислячки или, по-европейски, ревеня.
Вон стоит списанный, но почему-то не увезенный на металлолом, бульдозер ДТ, дэтешка.
Облупленный, заржавленный. А когда-то он был оранжево-голубым, веселым, шумным... Валька, мой пятилетний сын, любил, подражая бывалым бульдозеристам, сидеть за его рычагами с приклеенным к нижней губе окурком "Беломора".
Это мой Кумарх... Я знал здесь каждую канаву, знал, где и какой мощности в них подсечены рудные жилы и какое в них содержание олова. Я знал здесь каждую тропку, каждый камень, все грибные места и каждую неразорвавшуюся мину.
Я вернулся! Налюбовавшись красотами Памира, мы начали спускаться вниз, в долину Хаттанагуля, левого притока Кумарха. Не прошли и двух шагов, как Федя упал. Он поскользнулся на ровном месте и, опрокинувшись на спину, поехал вниз по склону. Ему понравилось, и он стал искать место, где бы еще прокатиться. Наташа тоже решила развлечься и, выбрав крутой участок, заскользила чуть согнув колени.
Когда их энергия иссякла, я решил прочитать лекцию о некоторых
правилах поведения на высокогорье. Выйдя вперед и, периодически
оборачиваясь к Наташе, я стал говорить, что спуск с вершины -- конечно, веселая штука, но, как ни странно, подниматься всегда труднее и опаснее.
"Человека тянет вниз вес его тела и кажущаяся легкость
спуска, -- поучал я. -- К тому же, почувствуйте разницу: он поднимается головой вперед, а при спуске -- впереди задница. Поэтому, чтобы не было ненужных приключений, давайте внимательнее глядеть под ноги и не..."
Последние слова я сказал уже кувыркаясь. В трёпе я не заметил, что склон слева стал значительно круче. И поэтому, оступившись, я не смог удержаться и рухнул вниз. Метров триста я скользил на седалище и финишировал на небольшой площадке перед известняковой грядой. Снега на ней почти не было, и между двух скальных выходов я увидел фрагмент тропы!
Я поднялся на ноги и стал кричать остальным, чтобы они спускались таким же способом, сбросив предварительно рюкзаки и ослиную поклажу. Услышав мои слова, Юрка и Сергей подошли к Бабеку и, размахивая руками, стали о чем-то говорить. Я понял, что они обсуждают горнолыжные способности наших ослов, И по последующим приготовлениям и нервозности длинноухих догадался, что они не согласны с решением Homo Sapiens.
Не прошло и пяти минут, как рюкзаки и остальная поклажа полетели вниз. За ними лихо соскользнула Наташа, но эффектного зрелища не получилось:
Примерно на середине пути она потеряла равновесие, и остаток пути ехала на животе головой вперед. Житник, недовольно покачав головой, снял куртку, сложил ее наподобие подушки и подошел к Лейле. Положив эти импровизированные салазки перед ней, он жестом пригласил ее воспользоваться ими.
Поколебавшись немного, Лейла села и поехала вниз и, к счастью, без
приключений.
"Еще немного снега, солнца и ветра и эти бархатные щечки, этот гладенький лобик и особенно этот миленький изящный носик станут такими, словно она побывала на Средиземноморском курорте".
Пока я смазывал лицо Лейлы, нашедшимся у меня в рюкзаке вазелином, наверху развернулась веселенькая сценка...
Ребята связали ослам ноги, и, лишив возможности самостоятельного спуска, скинули одного за другим. Ослы заскользили вниз, вращаясь вокруг своей оси. Им вдогонку покатились мои товарищи. Юрка догнал одного из ишаков и повалился на него. В Юрку врезался Бабек, и к нашим ногам скатилась куча из животных, чертыхающихся людей и снега. В общем, все обошлось. Тропа спускалась к подножью известнякового пласта и терялась под ледяной коркой. Посовещавшись, мы решили пробиваться через снежные навалы. У нас была саперная лопатка, охотничий топорик и ножи.