Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 84

Подружились даже, как брат мне стал. Резвончиком меня называл, ящик водки выпили, три барана съели.,.

   А потом убежать хотел... Неблагодарный. От меня убежать! Сам убил его и в воду бросил. Хороший парень был. Боксер. Часто говорил мне: "Давай, ака, помолочу кого-нибудь из твоих

джигитов". Всех моих богатырей побил. Робертом его звали. Все о жене своей рассказывал, "Тамара, Тамара" -- головой качал, плакал даже.

   Мы с Сергеем в удивлении переглянулись: "Это Роберт, наш однокашник, был там в воде!" Чтобы скрыть минутное замешательство, я спросил Резвона:

   -- Ты, командир, говорил: "познакомимся поближе". Ты что, в зиндан с нами пойдешь?

   -- Ха-ха, насмешил! В яме будешь сидеть липший день! Шутка, дорогой! За два-три дня в яме каждый из вас раскроется -- кто злой, кто хитрый, кто слабый знать буду. Потом кто-нибудь на кол сядет и расскажет мне подробно, почему сюда в такое время геологи зачастили, и куда они на самом деле рвутся. А еще завтра мулла Рамитский сюда приедет, будет меня воспитывать.

Зачем его волновать?

   -- Не любит он вас? -- спросил я.-- Очень не любит! -- рассмеялся Резвон. А сделать ничего не может. Здесь, дорогой, я сила и власть! Сейчас вам чай-пай принесут. Пейте, ешьте последний раз, может быть, ха-ха...

Он ушел. Через некоторое время нам принесли зеленый чай, горячие лепешки, карамель и чуть позже -- по большой чашке шурпо.

Шурпо был очень красивый! Куски аппетитной баранины, желтоватые

картофелины, узкие дольки ярко-оранжевой моркови и пузатые горошины купались в прозрачном бульоне, посыпанном зеленью. Красота могла поспорить со вкусом. Это было чудо поварского искусства! В шурпо каждый ингредиент сумел сохранить свой неповторимый вкус. Наши ложки стучали до тех пор, пока не показалось дно пиал...

   ***

   После обеда нас посадили в глубокую каменистую яму, вырытую во дворе дома между курятником и хлевом.

   "Неплохое место для Даунклуба"... с грустью подумал я, но промолчал...

   Зиндан был тесноват, но мы кое-как расположились и стали обсуждать сложившееся положение: "Услышит или не услышит охранник шум при попытке освободиться"? Решили ждать -- утро вечера мудренее...

   Разговор постепенно перешел в другое русло:

   Был или нет полуразложившийся парень в омуте нашим однокашником и мужем нашей однокурсницы Тамары?

***

   "Тамара, Тамара, ты мне не пара... Я влюбился, женился и с супругой живу..." -- пел под гитару Таиров Искандер, наш курсовой весельчак и сорвиголова... Пел, не сводя озорного взгляда с нежного личика Тамары Галкиной, наверное, самой привлекательной девушки на нашем факультете.

   Однажды, на первом курсе, на лекции по истории таджикского народа, я

   провел конкурс на самую красивую студентку. После подсчета голосов

   оказалось, что над моим эксклюзивным опросом посмеялись! Первое место завоевал я. Томочка заняла второе место.

   Перед моим очередным днем рождения мама посоветовала мне пригласить Тамару. На мой удивленный вопрос, откуда она вообще ее знает, мама ответила, что эта симпатичная девушка давно ходит к ней на работу и рассказывает обо мне очень пикантные истории. Например: как я стираю полотенце вместе с грязными носками и очень удивляюсь идентичности конечных расцветок...

   На дне рождения Томка была в умопомрачительном, обтягивающем, черном платье. Яшмовые запонки подарила. Когда все ушли, я поставил пласт Давида Тухманова "По волне моей памяти" и мы присели с ней на диван. Во время затяжного поцелуя я краем глаза увидел, как приоткрылась дверь, и в проеме нарисовалось любопытное личико моей сестренки...

   Всё мои линии на руке оказались параллельны Тамариным линиям.

   А на следующей неделе я случайно познакомился с ее подругой, маленькой, очень милой Наташей. До сих пор помню ее очень открытое лицо, лучащиеся голубые глаза, нежные, чувственные поцелуи...





Я хотел быть рядом с ней! Млел, но руки не мог протянуть, чтобы

прикоснуться... Мы стали встречаться, но однажды Наташа мне сказала, медленно и четко выговаривая слова, что у нее есть парень, и она его любит. Лишь многие годы спустя я узнал, что Тома жестоко избила свою подругу и вынудила порвать со мной.

   На второй практике ко мне стал придираться Роберт Калганов с первого курса. Он часто был безмолвным третьим в Тамариной палатке, куда я частенько заходил позубоскалить. Ему, крепкому парню, боксеру-перворазряднику, мои экспромты и комплименты почему-то не нравились, и он начинал приставать:

   "Выйдем, да выйдем". Я не понимал зачем, отмахивался...

Кончилось все поздней осенью. Ночью меня избили до полусмерти у дверей собственной квартиры. Человек семь. Когда я уже на звук и свет не реагировал, двое взяли меня под руки, а третий с размаху начал бить в пах... и приговаривать: "Это тебе от Тамары... А это -- от Роберта!"

   -- Ты бы, наверное, хотел, чтобы это был Калганов? -- "вернул" меня в яму Сергей.

   -- Чепуха, я наоборот, жалел его. Ты помнишь, когда я выяснил, что моя возлюбленная Ксеничка не девственница, я переживал очень. Но я хотя бы не знал парня, опередившего меня. А Калганов был уверен, что именно я лишил его жену целомудрия. Его можно

понять. А Томку жалко... С ней я понял, что такое женщина. Мужчиной,

можно сказать, стал.

   -- Кончай треп, спать давай, первый час уже, -- зло проскрипел

Юрка, которому всегда доставались всласть погулявшие

женщины. Понял, не понял. Какая теперь разница? Завтра ты поймешь, что такое осиновый кол в твоей заднице...

   -- Завтра здесь не будет ни моей, ни твоей задницы...

   -- Хотел бы я в это верить... -- усмехнулся Сергей. -- А почему ты так

считаешь? Цыганка нагадала?

   -- Опыт, дорогой! Смерть избегает встреч со мной!

   --Ну, ну...

   -- Нет, серьезно. Я понял это, когда в геологии начал работать. В 75-ом

со мной случились три неприятности.

Расскажу по порядку: в конце мая, мне впервые в жизни доверили

документировать забой на пятой штольне. Пришел с горным мастером, как и полагается по технике безопасности. Он ломиком основательно прошелся по кровле и стенкам, заколы снял и разрешил работать. Гордость так и распирала меня: это не какие-то канавы или керн документировать, а штольню - тяжелую горную выработку, да еще, идущую по рудному телу! В обстановке необычайного душевного подъема я зарисовал забой и начал набрасывать развертку штрека.

   И тут мне понадобился компас, чтобы замерить элементы залегания пласта. Я похлопал по карманам, посмотрел в полевой сумке -- нигде нет. Оглянулся вокруг и в ярком луче недавно снятого с зарядки фонаря увидел компас у кромки забоя. Забыл, оказывается на камешке, когда азимуты мерил.

И только я шаг ступил в сторону забоя, как с кровли чемодан упал весом килограммов триста.. Аккуратненько, на то самое место, где я только что стоял! Упал и кованым уголком карман моей штормовки оторвал... Я только и услышал звук рвущейся ткани и глухой звук - "шмяк!"

   А неделей позже я делал повторные пробы на второй штольне. Часа три

ковырялся, потом поболтал немного с буровиками, которые в камере напротив бурили, и на обед пошел. Кто-то из проходчиков крупного фазана застрелил, и повариха обещала его в суп положить вместо тушенки. Когда я наслаждался его крылышком, приходят буровики и говорят: