Страница 26 из 84
Они на блёстки слюды пялятся, языками цокают, сетуют, что очень мелкие камешки...
Мне этот цирк очень скоро надоел. В речке форель плещется, в кармане леска с крючком на палочку намотана, а я золото "ищу"!
Я им говорю: "Давайте, ребята, хватит! Поздно уже, топайте в лагерь, отдыхайтеа я с удочкой пройдусь". А они: "Нет, ты -- гость, охранять будем".
Рыбалка была сказочная! Форель на голый крючок бросалась!
Но это не мешало мне быть начеку.
***
Через пару дней наш бугор, Харон, осознав, наконец, что чеченского золота нет, и не будет, предложил сходить за ним в соседнюю Грузию. По его словам неподалеку от границы, было какое-то промышленное месторождение.
Часть чеченцев понимающе закивали головами, другая же часть, человек шесть, после небольшого обсуждения, предложили оперативный план с использованием вертолета Ми-8, отвлекающим маневром и совсем небольшим кровопролитием. В качестве тренировки они тут же устроили соревнование по стрельбе. Полюбовавшись на это безобразие, я предложил в качестве цели свой геологический молоток. Воткнул его торчком на расстоянии сто метров, а призом выставил право росписи на берёзовой ручке. Но, к великому огорчению стрелявших, никто не потревожил покой моего верного "друга"! В Грузию я не поехал, сославшись на "неизлечимый недуг". Через пару дней я был в Москве и искал работу. Вот и весь вояж! Ну что? Пошли, что ли, рыбу половим! А то после воспоминаний о чеченской форели у меня слюнки потекли...
Сергей с радостью согласился и тут - же полез в воду за рачками для наживки. Я пошел к машине, достал из кузова удочки и вернулся к реке. Очень скоро на наших куканах трепыхались четыре небольших, с ладонь, маринки.
Удовлетворившись этим, мы пошли к машине, чтобы немедленно зажарить рыбу на углях. По пути я заметил небольшую скалу с
прилепившимся сбоку деревом. Обычно около них вода вымывает глубокие ямы, в которой наверняка сидит крупняк. Вода медленно кружилась в омуте, устремляя за собой опавшие листья и пену.
Почему-то волнуясь, мы насадили наживку и стали ждать поклевки.
Сереге повезло, и он быстро вытащил форель граммов на четыреста и неплохую маринку. Я занервничал, ведь до этого самой крупной была моя рыбина! Я терпеливо ждал, и не напрасно! За следующие две минуты мне удалось вытащить одну за другой три большие маринки.
Когда я вынимал крючок из пасти четвертой, из глубины омута медленно поднялось лицо с закрытыми студенистыми веками. Вслед за головой всплыли белые вымоченные руки с пальцами, объеденными рыбой. Утопленник был в ковбойке и черных джинсах. Ноги его либо застряли в корнях росшей на берегу чинары, либо были обуты в тяжелую обувь, либо просто были
утяжелены грузом, и поэтому тело не поднялось полностью, а косо расположилось в воде под углом около 50 градусов. Потеряв способность говорить, мы сели на край омута и стали смотреть на утопленника.
-- И за что ты его не любишь. Черный? -- выдержав паузу, спросил тихо Сергей. -- Вроде нормальный парень...
-- Понимаешь, Серый, трудный он, -- ответил я, поняв, что речь пошла о Житнике. -- Но ты не прав. Я его "люблю" по - своему, потому что подлянок он мне сделал - не счесть! Понимаешь, если каким-то чудесным образом из памяти выбросить все плохое, то все хорошее в ней поблекнет! Вот за эту непонятную метаморфозу я и терплю Юрия Львовича!
Я говорил, а в мозгу шевелились мысли: "Мужик русский, голова пробита, на боку, похоже, тоже рана, в воде -- около недели. Надо бы возвращаться ..."
Время от времени тело утопленника сносило течением немного вправо.
-- Может, вытащим, закопаем по-христиански, а? Нерешительно спросил Сергей.
-- И охота тебе? За руку потянешь, -- оторвется. Видишь, он в кисель превратился! Не отмоешься потом. Пусть здесь покоится.
Похоже, ему нравится. Как в ванне нежится! Кайфует.
-- Можно его в речку отбуксировать...
-- Да ну его к чёрту! А если тут их десяток таких? Хоронить будешь неделю! Забудь, пошли назад.
-- Пошли. Рыбу из омута с собой возьмем или выбросим?
-- Давай возьмем. Хоть похвастаемся...
Мы нанизали выловленную в омуте рыбу на кукан из ивовой ветки и
решили никому не говорить об утопленнике.
Все равно Юрку с намеченной цели не свернуть, один пойдет!
-- Так что одно нам осталось -- вперед и прямо. Серёга немного подумал, а потом нерешительно выдал: А рыбу-то жаль
выбрасывать! Послушай, однажды в Каратегине у меня в отряде провиант закончился. Осталось полмешка сушёных, заплесневелых буханок хлеба, галки в небе и сурки вокруг. Патронов не было, и стали мы сурков ловить. А они поняли и попрятались... Еще вчера табунами бегали, а тут ни сурченка вокруг! Наконец, через два дня один удавился... Шерсть клочьями, блохи, с муху размером, тучей из него прыгают. Стал я его разделывать.
Шкуру снял, брюхо распорол. Меня чуть не вырвало. Забросил я его подальше в траву.
Два дня мы ходили вокруг тушки, а она провялилась на ветру, симпатичная такая стала, в общем, аппетитная почти. Собратья же бедняги вовсе исчезли, как ветром сдуло. К вечеру третьего дня мы переглянулись, потом порубили сурка на мелкие кусочки и зажарили в жиру до красноты. Ничего, вкусно было, хоть и не на хлопковом масле...
Ты уже, наверное, понял, к чему я это рассказываю?
-- Понял. Рыбу, пойманную в яме, зажарим до красноты и съедим!
***
Когда мы шли к биваку, Кивелиди начал разговор, давно терзавший его: - Знаешь, почему я ушел из Управления геологии на стройку, потом на тюльпаны, потом цитрусовыми занялся и прочее?
Хотел сам прорваться, своими руками и головой. Но не вышло!
В такой "грязи извалялся"!
БИЧ я теперь -- Больной Индифферентный Человек! И не возражай мне! Были такие моменты, -- убил бы свою жену! За понимание и всепрощение!
Меня обманут, обидят -- она успокаивает: "Не расстраивайся, мелочи все это!" Сделала из меня Толстовца! За это я озлобился на неё!
И не могу простить!
-- Серый! Ты же большой мальчик! И поэтому должен понимать, что
прорываются только через "дерьмо''! Надеюсь, в школе учил зоологию?
Слушай загадку: "Оно всегда там, где люди"! А здесь "его" нет. Здесь
дремучий лес, крутые скалы, тихие омуты! А это, сам понимаешь, ни с чем не сравнимо. Так что дерзай, друг прорывайся!
Фортуна сегодня с тобой!
У машины нас ждал дастархан. Лейла приготовила рис с зернами граната и он, белоснежный, зернышко к зернышку, аппетитно дымился на блюде. Рядом стояла чашка с извлеченными со дна казана кусками поджарки. Завершала весь этот изыск тушёнка, с поджаренными на костре кусочками лука и хлеба!
Не мешкая, я соорудил из камней нечто, подобное мангалу. Нагреб туда утлей из костра, сделал из зеленых веток решетку и бросил на неё нашу добычу.
Через десять минут сказочный запах жареной рыбы
распространился по всей поляне, и мы забыли и о рисе, и о тушенке.
После форели и двух маринок, а также полкружки спирта, жизнь
показалась мне настолько прекрасной и удивительной, что я рассказал товарищам о причине повышенной упитанности рыбы, только что
выловленной, из омута...
Нисколько не смутившись, Федя и Юрка по - братски разделили