Страница 4 из 82
«Должно быть, еще старый ксендз там хозяйствует», — подумал Алесь, невольно поворачиваясь в сторону хуторов.
— Блямкает и блямкает, — словно угадав мысли ученика, заметил Якуб Панасович. — Заманивает...
— И много таких, что отзываются?
— К сожалению, много. И особенно в Лукштах. Хутора способствуют этому... Много еще у нас темноты, Алесь! — И старик, вздохнув, начал набивать свою трубку.
Внезапно на дорожке появилась грузовая машина и резко, до песка срезая дернину, затормозила и остановилась. Машина была полна девчат, которые старались перепеть и перекричать одна другую. От их платьев, украшенных разноцветными лентами, рябило в глазах. На головах у многих возвышались отделанные золотом и серебром кепуреле[3]. Это ехала на праздник песни молодежь из колхоза «Пергале».
Из кабины выскочил Йонас Нерута, приятель Алеся с детства.
Прежде чем поздороваться с другом, он громко крикнул девушкам:
— Эй вы, тихо!
Девчата сразу примолкли, Йонас подошел к Алесю и Гаманьку, поглаживая свой непокорный черный чуб.
— Свейки[4], товарищ Алесь! Свейки, дядька Гаманек! — уважительно пожимая руки, говорил Йонас. — И вы к нам приехали, товарищ Алесь? Надолго?
— Насовсем, Йонас! — И Алесь крепко обнял его за плечи.
— Начальником строительства к нам назначен! — не без гордости пояснил Гаманек.
— Здорово! О, герай![5] — радовался Йонас. — Меня к себе возьмешь? — всерьез спросил он.
— Не только возьму, дружище, а еще и просить буду.
— Ачу, ачу[6], товарищ Алесь! Спасибо за память... А у меня, видишь, какое хозяйство? — показал Йонас на кузов машины, где, притихнув на минуту, уже снова расщебетались девчата.
Алесь заметил, что многие из них с интересом поглядывали на него и, заинтригованные, невольно бросали укоризненные взгляды на суетящихся подруг, словно желая утихомирить их: «Да тише вы, не видите, что ли!..» Девчата все были в старинных вышитых уборах, и с непривычки трудно было отличить одну от другой. Внимание Алеся привлекла одна из них, которая стояла отдельно, опершись на кабину, и словно ожидала, чем все это кончится. Она была невысокого роста, тоненькая, стройная, белолицая и черноглазая. Девушка молчала, словно задумавшись. Зеленое платье, вышитое красными елочками и крестиками, плотно облегало ее стан. Две черные косы свисали за спину.
— Целый воз красавиц, — засмеялся Йонас. — Может, поедем вместе?
— Вы, молодые, как хотите, а я по-стариковски, пешочком, — отказался Якуб Панасович.
— Я тоже, — присоединился к нему Алесь, хотя был не прочь поехать с девчатами.
Йонас вскочил в кабину, и вскоре машина, увозя песни и девичий гомон, скрылась за молодыми соснами.
На лугу было многолюдно. Почему называлось Антоновым лугом это место, вовсе не похожее на луг, никто не знал. Это был довольно высокий, поросший вереском и мелкими сосенками холм около озера Долгого. Теперь на этом взгорье, с трех сторон закрытом лесом и открытом с одной, со стороны озера, стояло несколько машин и множество распряженных телег и колымажек, поднявших кверху связанные оглобли.
— Гляди, Алесь, — показал Гаманек, — ты ведь еще не бывал на нашем совместном празднике...
Алесь видел, что старый учитель гордится этим огромным сборищем людей и тем, что этот некогда совсем глухой уголок возле озера стал теперь таким шумным, как городская площадь. В конце поляны из-под брезентовых козырьков выглядывали два ларька, чуть поодаль от них стояла и лавка на резиновых колесах. Плакаты и объявления были написаны на трех языках — на белорусском, литовском и латышском. В глубине сосняка виднелись дощатые подмостки, которые должны были служить сценой, и ровные ряды скамеек, прибитых прямо к сосновым пенькам. Некоторые места были уже заняты, но люди пока что толпились на краю поляны. Здесь стоял большой, на двух побеленных фанерных листах, плакат в стихах:
— Это что же за поэт у вас объявился? — усмехнулся Алесь. — Уж не Ярошка ли?
— Должно быть... Раз про девчат и красоту — кому же больше? — ответил Якуб Панасович. — Стихи вычитал где-нибудь, а концовку — сам придумал... Мещанство!
— Что вы, Якуб Панасович! — не согласился Алесь. — Шутка при большом деле — вещь хорошая. Я только удивляюсь, откуда у Ярошки такая прыть...
— Ну, прыти у него хватает... У него на каждый день своя выдумка.
Возле плаката останавливались люди, читали, щелкали языками, посмеивались. Посасывая трубку, пожилой колхозник, с белыми, как льняная куделя, бровями, ораторствовал:
— Главное — что дрова будет пилить! Мы со старухой как возьмемся за пилу — так и ссора: то быстро тяну, то медленно, то налегаю, то поверху пускаю... Не столько чурки, сколько друг друга пилим!
— А может, брешут, — выразила сомнение женщина в цветастом платке. — Может, оно и не будет пилить?..
— Будет! Заставим!..
— Вот если бы электричество пиво делало! — засмеялся слегка подгулявший парень.
— Кому что, а свинье месиво, — отозвалась женщина.
Этот самодельный плакат задевал каждого по-своему, мимо него нельзя было пройти равнодушно, и это значило, что авторы его рассчитали правильно. На селе уже переставали замечать примелькавшиеся плакаты, в которых нет ни живых фактов, ни свежего слова... Неожиданно в сосняке возникла и поплыла над головами песня. На лесной дорожке показалась группа эглайненских девчат, они шли медленно, в разноцветных длинных платьях, подпоясанных самоткаными поясками. Позади шли парни, высокие, загорелые, неторопливые. На поляне песня закончилась последним взлетом:
— Весело будет! — радостно сказал Гаманек. — Вон молодежи подвалило сколько...
Алесь поискал глазами девушку в зеленом платье. Где же она?.. Но слова плаката снова вернули его к тревожным думам о стройке. Он был уверен в своих знаниях, но впервые брался за самостоятельную работу. Сумеет ли он ее организовать? Хватит ли у него выдержки, характера, умения преодолеть технические трудности и сложность людских отношений?
— А вот и они! — послышался веселый голос Захара Рудака.
В молодом березничке, на траве, кому как удобнее, расположились мужчины. Были тут Якуб Панасович и Алесь. Подошли еще два председателя колхозов — литовского и латышского — Юозас Мешкялис и Каспар Круминь. Алесь и Гаманек устроились в сторонке. Вид у председателей был праздничный, но, как водится, заговорили они о делах. Одно поразило Алеся — в разговорах и шутках соседей он не слышал ни слова об электростанции, о которой, по его мнению, только и должны были говорить председатели. Споры шли о другом.
— Дай ты мне твою землю, — говорил Антону Самусевичу худощавый и подвижный Юозас Мешкялис, — так я уж буду знать, сколько мне скотины держать...
— Так ведь у тебя лугов больше, — спокойно возражал Самусевич.
— А земля у кого лучше, а?
— Хорошо в чужом кармане денежки считать... А их, может, не так и много!..
— Земля у нас тяжелая, пока подымешь — гашник порвешь...
3
Головные уборы (лит.).
4
Здравствуйте (лит.).
5
Ах, хорошо! (лит.).
6
Спасибо (лит.).
7
Куда спешишь ты, куда спешишь ты, петушок мой, так рано поутру?.. (латышск.)