Когда сливаются реки

Лайзан снова ложится на кровать, и картины прошлого опять встают перед ним. Вспоминается Рига. Хорошо, что теперь посылают его туда. Так захотелось ему еще побывать в этом большом городе! Как там теперь? Ведь все переменилось. Уже сорок лет, как уехал он оттуда! «Интересно будет глянуть на свой завод... Да еще встретить бы того хозяина, который тогда призывал и натравливал полицию, — думает старый Ян, — сказал бы я ему кое-что по секрету... Да где его встретишь? И следа, наверное, не осталось... Подох, он и тогда был рыхлым, как тесто...»

Так Ян Лайзан и не заметил, как прошла короткая июльская ночь. Только собрался прижмурить глаза, а сквозь оконные стекла уже начал сочиться рассвет и за окном защебетали неугомонные воробьи.

«Нет, все-таки хорошо побывать в Риге, — снова возвращался к той же мысли Лайзан, умываясь в сенях холодной водой. — Скорей бы приезжал Каспар, а то как поехал в район, так уже два дня нету...» Наскоро перекусив, Лайзан, по обыкновению, направился в столярную мастерскую. На душе было весело, все окружающее радовало его. Со стороны леса поднялось желтое, как гигантский подсолнух, умытое туманами солнце и сразу обдало теплыми лучами. На травах висела утренняя роса, крупная и белая, словно бусинки белого горошка, а из-под Долгого прозрачными клубами расползался по низинам туман. Жаворонок звенел, — казалось, по невидимой струне он взвивался к небу. Издалека, с поля от березняка, доносилось мычание коров.

«До чего же хорошо жить на свете!» — радовался Лайзан, открывая ворота столярни. На него дохнуло запахом смоляной стружки, глянули давно знакомые предметы, и он сразу почувствовал себя на привычном месте. Он принялся за тройник к телеге, недоделанный вчера, и вспомнил про Петера. «Опять его нет? Непонятен мне этот Петер, — думал он. — Молодой, а тянет не в ту сторону... В мастерскую идет так, словно его на вожжах тащат, а у себя около хаты целую ночь в огороде копается...» Петер прожужжал ему все уши о своем желании как можно лучше устроить домик для себя и Марты. «Кротовая нора получится, а не дом, — качает головою Лайзан. — Хорошо, Марта из парня дурь выбивает, да и мне надо поосновательнее за него взяться...»

Он покончил с тройником, но раздумал доводить дело до конца и не стал прилаживать его к телеге. И не потому, что устал, а потому, что хотелось наконец выяснить все дела, связанные с поездкой в Ригу. Выйдя из столярни, он посмотрел на дорогу в надежде увидеть Петера, но дорога была пуста. Между тем солнце уже стояло сажени на две над лесом. «Значит, Петера не будет, пойду-ка я к Каспару», — решил Лайзан и аккуратно навесил на ворота столярки круглый тяжелый замок.

Хата Каспара Круминя стояла над ручейком, который бежал из леса в озеро. Это было красивое и удобное место, которое Каспар облюбовал после освобождения от немцев. И хотя построился Каспар сравнительно недавно, местность казалась уже вполне и давно обжитой. Вокруг огородика шумели десятка два деревьев, возле окошек стояли молоденькие березки, задиристый петух на заборе, распростерши крылья, так грозно кукарекал, словно хотел предупредить: «Не подходи, в клочки разнесу!» И, соскочив на землю, ходил по двору, важно выпятив грудь, как ульмановский генерал...

— Кыш! — крикнул Лайзан, и воинственный петух кинулся в палисадник.

Лайзан открыл дверь в хату и, хотя никого там не видел, поздоровался. Из боковушки слабым голосом отозвалась Аустра:

— Идите сюда, дядька Ян! Хочу на вас поглядеть.

Он зашел к ней. Аустра лежала одна в полумраке — окно было прикрыто занавеской. Показалась она такой одинокой, что у него защемило сердце. Но старик постарался, чтобы она не заметила этого.

— Где же Каспар, дети? — спросил Лайзан.

— Каспар еще из района не приехал. Говорят, задержался по делам строительства, а там кто его знает?

— Как же это — «кто знает»? — насторожился старик, догадываясь о некоторых подозрениях Аустры.

— Может, у Марты сидит...

— Как тебе не стыдно! — по-стариковски откровенно пристыдил Лайзан женщину. — Каспар такой почтенный и уважаемый человек, отец нескольких детей, а Марта молодая. Да у нее свой парень есть — мой Петер сколько лет по ней сохнет...

— А кто его знает, я и сама ничего не понимаю... Ну, что ему от меня, старой и хворой? Если хорошенько подумать, так Каспар и не виноват... И против Марты я ничего не имею, она работящая и хорошая девушка... Только все-таки Каспару совестно... перед детьми нехорошо...

— Да перестань ты, Аустра, все это тебе только кажется... Это у тебя от болезни... Я, например, ничего не замечал и не слыхал.

— А мне видней, я замечала. Я по ее глазам поняла, что она моей смерти хочет. Придет меня проведать, посочувствует, а в глазах так и читаю: «Скорей бы ты отошла, какое бы счастье было для меня с Каспаром...» Да и он, как я заметила, ласково разговаривает с нею. Я молчу, а сердце болит. — Худое, с зеленоватым оттенком лицо Аустры от этих воспоминаний вытянулось еще больше.

Старый Ян ласково взял ее руку.

— Да на что ей такое счастье, как твой Каспар? Напрасно ты наводишь себя на эти подозрения, Аустра! Если бы ты не сушила себя такими мыслями, скорей бы поправилась...

— Нет, я уже не встану, дядя Ян.

— Вот я тебе из Риги такого лекарства привезу, что сразу все как рукой снимет.

— А ты что, в Ригу едешь?

— А как же, еду, и, видать, скоро!

— Не поможет мне уже никакое лекарство... Чую, что помру. Только ты не говори ничего Каспару, дядя Ян. У меня все болит, я и смерти не боюсь... А Марта, что ж, она неплохая, вот только бы за детьми глядела... — говорила Аустра, и слезы катились по ее бледным щекам.

Ян Лайзан расстроился. Он вспомнил свою Расму, — как хорошо было бы ему, если бы она теперь жила с ним! А тут еще и это чужое горе. Ведь хотя он и утешал Аустру, но надежды на то, что она встанет, почти не было. «Что будет делать Каспар с малыми детьми? — думал он. — Неужто в Риге не найдется такого лекарства, чтобы поднять эту женщину?» Он смотрел на нее, а думы бежали одна за другой: «Аустра была доброй женой и матерью для своих детей... Как берегла она их, когда Каспар был в партизанском отряде! Да и заболела она, спасая их... С тех пор вот и сохнет, словно у нее отбили что-то внутри... Эх, если бы и вправду достать такое средство, чтобы вылечить ее!»

И Лайзан, погладив шершавой ладонью плечо Аустры, заговорил снова:

— Не плачь, Аустра! Вот увидишь, привезу я тебе замечательное лекарство. До самого высшего начальства дойду, а добуду. Скажу: «Делайте со мной что хотите, а лекарство давайте! Как это нету такого лекарства? Оно должно быть!» И старому Яну Лайзану дадут его: они знают, что я в свое время столько в Риге наделал кирпича, что, может быть, те самые дома, где они сидят, из него как раз и построены... Вот увидишь, что дадут!

В хату, как клубочек, вкатился маленький Томас, но, заметив деда Яна, нерешительно остановился возле дверей. Аустра вытерла слезы и, словно ничего не было, стараясь казаться веселой, спросила:

— Где был, сынок?

— На ручье... Мы там лодки пускали, — ответил мальчик, а сам посматривал на карманы старика Лайзана. И не ошибся. Лайзан подхватил его, высоко поднял над головой и, опустив на пол, вытащил из кармана несколько конфет.

— Раскрой руку, Томас! — нарочито строго приказал он мальчику. Тот подставил ладонь и широко раскрыл глаза. — Вот, бери... Из Долгого тебе привез!..

Томаса только и видели. Стукнули двери, и слышно было, как затопал он босыми ножками в сторону ручья.

В это время со двора послышался голос Каспара, Задребезжала щеколда, и он вошел в хату. Лицо его было возбужденным, — видимо, какие-то дела сильно волновали его, потому что он даже не заметил, что перед его приходом в хате велись невеселые разговоры и это явственно ощущалось в настроении Лайзана и Аустры.

— Очень кстати, что вы зашли, дядя Ян... Собирайтесь в Ригу! Попросите там наше правительство от имени колхоза Яна Райниса, чтобы помогли нам.