Страница 33 из 143
Были и другие, кто так же думал, что Екатерина найдет выход в пользу торгующего дворянства, и руководствовался этим предположением в своих действиях. В начале апреля 1789 года императрице сообщили, что несколько московских дворян — в их числе князья из семейств Долгоруковых, Гагариных и Куракиных — получили винные откупа. В общей сложности откупные контракты получили десять дворян, записавшись в гильдии: девять — в первые две, один — в третью гильдию мелочных торговцев. Они оправдывали свои действия ссылкой на статью 92 Жалованной грамоты городам{320}. Если императрица действительно не одобряет их действий, то свое недовольство ей придется облечь в формы более четкие, чем прежние.
И надежды этих дворян, и опасения Щербатова оказались беспочвенны: Екатерина удивилась, узнав о том, что московские дворяне получили винные откупа, и тут же велела контракты приостановить. Двумя указами она приказала строго применять все законы, касающиеся рыночной продажи вина{321}. Во избежание неверного толкования Екатерина воспользовалась случаем, чтобы распространить все существующие предписания и на тех купцов, кто недавно получил дворянство, как отмечалось ранее. Если говорить коротко, то никому из дворян не разрешалось вступать в винные торги. Однако оставался неразрешенным более широкий вопрос: уместно ли позволять дворянам записываться в гильдии, уплачивать соответствующие налоги и пользоваться обычными преимуществами купцов — уже за исключением немного постыдной торговли вином? Екатерина теперь решила, что существующее законодательство, взятое в совокупности с ее публичными высказываниями по этому вопросу, дает достаточно указаний, чтобы местные власти, согласуясь с Правительствующим сенатом, приняли ожидаемую резолюцию. В мае 1790 года императрица потребовала, чтобы московские власти представили в Сенат доклад и свое мнение о том, уместно ли дворянам состоять в гильдиях; и только если в Сенате не будет единогласия в этом вопросе, она сама примет решение{322}.
Вердикт московских чиновников, основанный на всестороннем изучении екатерининского законодательства, но прежде всего — на екатерининском «Большом наказе», был следующим: торговля действительно несовместима с образованием, честью и обязанностями дворянина. Применение статьи 31 Жалованной грамоты дворянству, описывающей пользование «городовым правом», власти ограничили, распространив ее действие лишь на государственных чиновников, не являющихся потомственными дворянами. Что касается статьи 92 Жалованной грамоты городам, то власти заявили, что поскольку в ней прямо не говорится, что дворянин имеет право записаться в купеческую гильдию, то таким правом он и не обладает. Следовательно, дворянин должен был ограничиться использованием только тех прав, которыми он наделен в прямой форме по Жалованной грамоте дворянству, так как «по точной силе и разуму законов» долг каждого дворянина — служить отечеству: либо в армии, либо на местных выборных должностях. Во время, свободное от службы, дворянин, как от него ожидало сенатское постановление, посвящает себя хозяйству в своем поместье, стремясь к его процветанию. Для этого у дворян уже более чем достаточно привилегий, рассчитанных на то, чтобы приносить пользу не только отдельному дворянину, но и обществу в целом.
Правительствующий сенат одобрил этот вердикт (бесспорно, вердикт императрицы) и тем самым законодательно запретил дворянам записываться в купеческие гильдии или пользоваться их правами{323}. Сенаторы, без сомнения, знали о взглядах императрицы и явно желали ей угодить, так что самой лучшей защитой их решению служило предъявленное ими толкование (единодушное) статьи 31-й Жалованной грамоты дворянству и 92-й Жалованной грамоты городам. Как бы то ни было, вопросы казались решенными раз и навсегда. Священная традиция служилого дворянства с ясно очерченными границами, которая рассыпалась на Западе, была сохранена в России.
Екатерининский способ решения этой проблемы не смог пережить ее правление. В 1796 году императрица скончалась, Павел вскоре отменил ее основные законодательные меры, и дебаты о правах дворян на занятия торговлей оказались вновь открытыми. Решать их судьбу теперь пришлось Александру I. Во время его царствования Россия вошла в группу европейских стран, осознававших потребность в более гибкой социальной структуре. (Во Франции, где зародился спор о «торгующем дворянстве», последние препятствия для занятий дворян торговлей были ликвидированы в 1767 году.) В серии указов, основанных, как ни странно, на законах своей бабки, Александр постановил, что служба как на уровне государственном, так и на местном, а также заботы о процветании сельской экономики — отнюдь не единственные законные занятия дворянина. Со временем царь представил собственную трактовку Жалованных грамот дворянству и городам, изданных Екатериной, и, ссылаясь на них, не просто позволил неслужащим дворянам записываться в гильдии и участвовать в торговле, но и стал поощрять их к тому, чтобы те из них, кто не был занят на действительной службе, могли вносить больший вклад в «общее благо»[117]. Койе был реабилитирован, но поздно.
Хотя сравнительно легко осуждать Екатерину за избранный ею способ решения вопроса о «торгующем дворянстве» — путем укрепления устаревших структур, — необходимо сказать, что нет данных, которые позволяли бы предполагать, что многие дворяне действительно были готовы порвать с традицией и заняться торговлей или что участие дворян в торговле в XVIII веке ощутимо способствовало бы преодолению экономической отсталости, от которой Россия страдала уже в начале XIX века. Ведь на самом деле дворяне не проявляли активного интереса к регулярным занятиям торговлей, что видно из подавляющего большинства дворянских наказов депутатам Уложенной комиссии. Но если принять во внимание ограниченность рынка земли и отсутствие практики продажи должностей, то в России XVIII века было очень мало возможностей с выгодой использовать избытки капитала[118]. Если к этому обстоятельству прибавить еще и постоянное увеличение расходов на подражание западноевропейскому образу жизни{324}, то вполне оправданным выглядит предположение, что некоторые из наиболее предприимчивых дворян с удовольствием пустились бы в торговлю, будь то по убеждению или из необходимости. Как мы уже видели, в Уложенной комиссии были дворяне, которые требовали права торговать; и неслучайно самые настойчивые требования исходили от дворян Москвы и Ярославля, проживавших на территории, входившей до 1775 года в Московскую губернию, которая отличалась самыми заметными в России темпами роста экономической активности. Другие дворяне, если судить по жалобам купцов в Комиссии, занимались торговлей, не имея официального разрешения (однако даже примерное число этих дворян узнать очень трудно). Были, однако, и те, кто ухватились за екатерининские Жалованные грамоты, чтобы заняться торговлей, которая, как они посчитали, была для них теперь открыта. Таким образом, нельзя отрицать, что в определенной степени заинтересованность в занятии коммерцией у дворян все же существовала.
И пусть этого ограниченного числа дворян было недостаточно для бурного роста торговли, их вполне хватило бы, чтобы компенсировать утечку талантов и капитала, связанную с небольшим, но постоянным оттоком купцов, оставляющих свое занятие ради получения дворянского звания. Ведь Екатерина, исключив дворян из прямых форм торговли и серьезно ограничив права крестьян в этой области (со временем все более ужесточавшиеся требования для записи в городское сословие сделали для крестьянина этот переход почти невозможным, а Жалованная грамота городам позволяла крестьянину продавать только то, что было произведено в его деревне), не сделала следующего логического шага — не запретила переход купцов в дворяне и не сделала купеческое сословие совершенно закрытым. Хотя императрица не решилась все же зайти слишком далеко и удовлетворить просьбу ряжских купцов о пожаловании дворянства всем купцам, занимающимся оптовой внешней торговлей{325}, она продолжала жаловать дворянство по императорскому указу или пользуясь системой гражданских чинов Табели о рангах. Таким образом, отток таланта и капитала продолжался, так как богатые промышленники, откупщики, поставщики государства и обычные купцы получали от благодарного государства дворянские грамоты и тут же бросали занятие, давшее им видное положение{326}.[119] Приняв во внимание этот отток, усиленный естественным сокращением вследствие банкротства купцов, нам приходится объяснять «недостаток купеческого капитала» начала XIX века отчасти и чрезмерно жесткой государственной политикой Екатерины{327}.[120] Во имя развития торговли требовалось перенаправить деньги и таланты обратно в торговлю через дворян и крестьян, чтобы восполнить, как предлагал Койе, уход удачливых предпринимателей или же сделать этот переход еще более сложным, если не невозможным, за что последовательно выступал князь Щербатов. Императрица, однако, отвергла оба подхода, последствия чего стали видны в XIX столетии.
117
Возвращение к законам Екатерины началось в апреле 1801 г. вскоре после восхождения на трон Александра, когда новый царь подтвердил привилегии, провозглашенные в Жалованных грамотах дворянству и городам: О восстановлении Городового положения и грамоты данной городам (2 апреля 1801 г.) // ПСЗ РИ I. Т. 26. № 19811. С. 602–603. Эта мера, взятая сама по себе, никак не отменяла запрет дворянам участвовать в торговле. Но в ноябре следующего года Александр издал указ, где излагал свою трактовку спорных статей двух Жалованных грамот. Статьи 31 Жалованной грамоты дворянству и 92 Жалованной грамоты городам, как заявил Александр, его бабкой были рассчитаны на то, чтобы позволить дворянам заниматься торговлей при определенных условиях. Но в 1790 г. Сенат, фактически отменив эти положения, запретил дворянам торговать (отсюда, очевидно, толкование Романовича-Славинского и Вернадского, приведенное выше в сноске 49, которые приняли формулировку в указе Александра за чистую монету). Решение Сената, в свою очередь, было отменено, как объяснял император Александр, данным им годом ранее (в апреле 1801 г. — Примеч. науч. ред.) подтверждением Жалованных грамот. Соответственно, все дворяне, желающие заняться оптовой иностранной внешней торговлей, могут ею заниматься (ПСЗ РИ I. Т. 28. № 20493). (Мы не находим данных, подтверждающих слова Александра, что Жалованные грамоты применялись для того, чтобы не позволять дворянам заниматься оптовой торговлей с иностранными государствами.) Но это было еще не все: в первый день нового, 1807 г. появилось новое разъяснение: Александр I своим указом объявлял, что он желает поощрять вступление дворян в торговые компании, «дабы Дворяне, не состоящие в Нашей военной и гражданской службе, содействовать могли общему благу на поприще трудолюбия торгового». С этого времени любой не находящийся на службе дворянин мог записаться в купеческую гильдию (кроме третьей — низшей) и подчиниться юрисдикции купеческого суда во всех вопросах, касающихся торговли. Кроме всех обязанностей члена гильдии дворянин должен был выполнять и обязанности представителя сословия, в котором он был рожден. Как и в прежнем законодательстве, право дворянина заниматься коммерцией основывалось на том, как Александр официально толковал — или скорее превратно толковал — спорные статьи Жалованных грамот Екатерины, см.: Манифест «О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий (1 января 1807 г.)» // ПСЗ РИ I. Т. 29. № 22418. С. 971–978. Таким образом, юридическое перетолкование завершилось, и теперь дворянину открылся путь, впервые предложенный в плане Воронцова, — преследование частных экономических интересов посредством торговли. Закон 1824 г., определивший структуру гильдий, уточнил законодательство Александра по этому вопросу. Хотя дворянин мог быть членом только первой гильдии, он получил полную свободу торговать, не подвергаясь бесчестью: Дополнительное постановление — об устройстве гильдий и о торговле прочих состояний (14 ноября 1824 г.) // ПСЗ РИ I. Т. 39. № 30115. С. 588–612. Наконец, в мае 1825 г. был сделан последний шаг: неслужащим дворянам было позволено записываться в нижние купеческие гильдии без всякого урона для их чести: О разрешении неслужащим Дворянам и Чиновникам вступать в нижние гильдии; и о дозволении иностранным гостям производить оптовую продажу иностранных товаров купцам 3 гильдии и крестьянам (6 мая 1825 г.) // ПСЗ РИ I. Т. 40. № 30337. С. 264–265. К 1827 г. дворянин, если он записывался в гильдию, мог владеть фабриками где угодно. Следует заметить, что в соответствии с тенденцией к менее жестким социальным границам крестьянам также было позволено торговать.
118
Николай Иванович Павленко обнаружил, что удивительно большое число избыточного дворянского капитала в третьей четверти XVIII в. проникло в торговлю и промышленность в виде ростовщических кредитов и что среди кредиторов было непропорционально много княжеских фамилий: Павленко Н.И. О ростовщичестве дворян в XVIII в. (к постановке вопроса) // Дворянство и крепостной строй. С. 265–271. Его вывод о том, что дворяне обладали избыточным капиталом и что они вкладывали его архаичными способами, в известной мере верен; но Павленко не упоминает, что само государство частично виновато в том, что способы эти были архаичны, ведь оно предоставило дворянству мало законных путей вложения своего избыточного капитала. Право владеть фабриками в городах, например, было отнято у дворян в 1785 г. и возвращено только в 1827-м.
119
Если учесть относительную отсталость экономики России и то, что большой частью капитала владело всего нескольких купеческих семей, то двадцать или тридцать семей, получивших дворянство за полвека, — это довольно много.
120
В стандартной марксистской манере Павел Григорьевич Рындзюнский объясняет упадок купечества отсутствием возможности у крестьян записываться в гильдии. Как и его коллеги, он абсолютно упускает из виду дворянство.