Страница 2 из 14
Ее французский звучал так красиво, что она не могла подавить едва заметную горделивую улыбку. Слова легко слетали с языка, Кэйд лишь чуть-чуть запнулась вначале. И все благодаря усердно исполненным домашним заданиям.
– Yes, мадам. – Молодой человек в накрахмаленной форме ответил ей по-английски, уколов ее подчеркнутой равнодушной вежливостью.
Она удивленно прищурилась, воздушный шар ее счастья слегка сдулся, проколотый одним словом на ее родном языке.
– Господин Маркиз занят, мадам. Он занимается изготовлением шоколада, – сообщил он все так же по-английски, вынудив Кэйд стиснуть зубы.
Вот уж мерси… Или благодарю покорно, ее французский звучал гораздо лучше его английского. Молоденькая продавщица начала наполнять коробки заказанными Кэйд конфетами, а парижский сноб провел ее через дверь в заднюю часть кондитерской.
Вступив в волшебный мир, она почти забыла об «английской» пощечине, поскольку воздушный шар ее счастья вновь раздулся до должного объема. В одном углу комнаты тощий очкарик с утонченным лицом поэта или ученого зануды щедро разливал по формочкам ковши белого шоколада. В другой стороне женщина с волосами, покрытыми бумажной шляпой с оборочкой, обмахивала кисточкой шоколадных совят. Еще две заполняли коробки маленькими конфетками. Другие аккуратно накладывали пластиковые листы с тонкими украшениями на сгруппированные по дюжине конфеты и, слегка надавливая, переносили украшение на каждую конфетку.
За центральным столом со столешницей из розового мрамора кондитер орудовал большим венчиком, колдуя над кастрюлей в пароварке, на вид весившей не менее сорока фунтов[9]. Оттуда, окружая его, поднималось облачко белой пыли. Напротив него другой тощий кондитер с аккуратной темной бородкой выдавливал шоколадную массу из кондитерского мешка в формы, из которых торчали палочки леденцов. В лучах льющегося из окон света у него на пальце поблескивало обручальное кольцо.
Все здешние работники отличались худобой. Удивительно для людей, целые дни проводивших рядом с соблазнительным шоколадом. Только один высокий здоровяк выделялся небольшим брюшком, хотя при этом казался вполне довольным собственной комплекцией. Все были в белой униформе и бумажных поварских шапках разных фасонов. В этом мире царила строгая иерархия, заметная для любого наблюдателя. Над раковинами висели кухонные кисточки, лопатки и мутовки. На мраморной столешнице стояли большие электронные весы и огромный миксер. По одному краю рабочего стола располагались контейнеры и миски разных размеров. Заполненные изюмом, цукатами, сахарным песком, они окружали работавших на этом просторном мраморном островке. Люди мельком взглянули на вошедшую особу, но большинство вновь сосредоточились на работе. Лишь один мужчина, мастерски пластовавший шоколад на мраморе, подарил ей долгий взгляд, выражавший особую властность и, вероятно, некоторое пренебрежение.
Высокий и худощавый брюнет с ниспадающими волнистыми волосами. Небрежно заправленные за одно ухо, они позволяли хорошо видеть идеально соразмерные черты его лица. Белый поварской колпак минимизировал риск попадания его волос в конфеты невезучих клиентов. Спереди на его поварской куртке темнели размазанные шоколадные пятна. Он был красив.
Кэйд судорожно сглотнула, почувствовав, что во рту пересохло. Витавшие здесь ароматы, сосредоточенная работа кондитеров, осознание того, что лучший шоколатье Парижа оказался в реальности более привлекательным, чем на фотографии, – все это кружило ей голову, порождая еще более сильное волнение. Она попала сюда: сбылась ее мечта!
А вот Сильван Маркиз выглядел раздраженным.
Наверное, она перенервничала. Может, не так уж он великолепен? Ладно, на своих фотографиях он смотрелся потрясающе, и снимок его руки постоянно являлся ей во снах, но Кэйд всегда старалась относиться ко всему этому критически.
Однако сейчас, при личной встрече, она ощутила исходящую от него энергию и власть, страсть, укрощенную самодисциплиной. Это увеличило ее волнение, провоцируя на чрезмерную чувствительность. Кэйд вдруг представила себя упавшей банкой кока-колы, взорвавшейся пенной струей.
– Bonjour, monsieur, – старательно произнесла она, следуя советам своих французских наставников, и самонадеянно шагнула вперед, протягивая руку.
В ответ, обескуражив ее, он выставил локоть. Удивленно взглянув на предложенную часть руки, Кэйд посмотрела на шеф-повара.
Он выразительно приподнял брови и произнес:
– Hygiène. Je travaille le chocolat. Comment puis-je vous aider, mademoiselle Coree?[10]
Она мысленно перевела его слова с французского, еще больше разволновавшись оттого, что смогла понять их, что ее учеба дала хорошие плоды. Он выражался так изысканно, что ей захотелось в восторге буквально обнять сам его голос. Вместо этого она неловко коснулась его локтя, невольно заливаясь румянцем. Как, черт возьми, можно пожать чей-то локоть?
Его рука опустилась. С сосредоточенным видом он коснулся пальцем разогретой шоколадной массы. А о Кэйд, похоже, уже забыл. Странно. Он же знал, кто она такая. Она ведь явилась не с неожиданным визитом. Шеф-повар должен сознавать, что она может существенно повысить его доходы. Почему же он не обращает на нее внимания?
Но он, видимо, считал ее визит менее важным, чем процесс пластования шоколада.
– Не могли бы мы побеседовать с вами в более уединенной обстановке? – спросила Кэйд.
Его брови сошлись у переносицы.
– Это важный момент, – отозвался он. Имея в виду шоколад.
Неужели Сильван Маркиз полагает, что она зашла сюда просто из любопытства, как турист, интересующийся производством любимых шоколадок?
– Мы ищем партнера для создания новой линии шоколадной продукции, – спокойно произнесла Кэйд, мысленно прибавив: «Так что же для вас важно, Сильван Маркиз, процесс или результат?»
Много раз она репетировала со своим французским учителем эту речь, и теперь, произнося ее вслух в этой кондитерской, Кэйд испытывала головокружение от успеха.
– Мы будем выпускать шоколад высшего качества и полагаем, что будет очень изысканно, очень по-парижски, если на нем будет значиться ваше имя.
«Наконец-то он обратил на меня внимание!» – самодовольно подумала Кэйд, заметив, как пристально Маркиз взглянул на нее, а его длинная узкая лопатка замерла на шоколадной массе. Ей показалось, будто она буквально видит, как вспыхнули в его мозгу денежные знаки. Или он просто добавил несколько нулей к концу своего банковского счета?
– Pardon, – медленно и настороженно произнес он. – Вы хотите поместить мое имя на вашу продукцию?
Кэйд кивнула, довольная тем, что все-таки потрясла его. Ее волнение вновь взлетело к небесам с напором струи гейзера «Верный старик» из Йеллоустонского парка. Новая линия шоколада для гурманов станет ее подарком семейному делу. Она сама будет заниматься его производством и обеспечит новую продукцию всеми изысканными достоинствами выпускаемого в Париже шоколада, какими ей только захочется.
– Вероятно. Именно это я и хотела бы обсудить с вами.
Его рот открылся и закрылся. Кэйд торжествующе усмехнулась. Что, интересно, почувствует его рука, когда они скрепят рукопожатием такую сделку?
Сердечное тепло. Силу. Уверенность. Полноту энергии и власти, способной превратить сырые необработанные ингредиенты в некую совершенную чувственную редкость. В Кэйд вновь забурлили пузырьки восторга. Она окинула взглядом эту скромную laboratoire, чудо мастерства и творчества, разительно отличавшуюся от знакомых ей с детства просторов шоколадных фабрик.
– Vous…[11] – Сильван Маркиз оборвал начатую фразу, решительно сжав губы. Что-то вспыхнуло в его глазах, разбив маску холодного самообладания.
Ярость, гнев?
– Вы хотите поместить мое имя на вашей продукции? – повторил он, с трудом контролируя свой голос и пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя глаза его практически полыхали. – Мое имя? – Он жестом показал на пару боковых столов, где коробка за коробкой с соблазнительным оттиском его имени заполнялись, закрывались и связывались. – Имя Сильвана Маркиза?
9
Около 18 кг.
10
Гигиена. Я готовлю шоколад. Чем я могу вам помочь, мисс Кори? (фр.)
11
Вы… (фр.).