Страница 12 из 14
– Bon[38], – кивнула Шанталь. – Не станем больше говорить о ней.
– Да. Давай не будем портить приятный вечер. – Сильван пристукнул пару раз костяшками пальцев по столу и вдруг выпалил: – А ты знаешь, что она сделала? Едва ее самолет из Америки приземлился у нас, как она заявилась в мою кондитерскую и попыталась купить меня. Купить мое имя, фирменный бренд Сильвана Маркиза, чтобы украсить им этикетки «Шоколада Кори». Представляешь?
Рот Шанталь невольно открылся.
– C’est vrai?[39] Но, Сильван, ты сколотил бы целое состояние!
Его рука резко взметнулась, словно он хотел одним этим махом срубить с плеч голову Кэйд Кори.
– Продать имя «Сильван Маркиз»? И увидеть его на дешевых «Плитках Кори»?
– Верно, – согласилась она. – Вероятно, это было бы унизительно, зато ты смог бы заслуженно отдохнуть на Таити.
Сильван пристально взглянул на нее. Они с Шанталь подружились еще в средней школе. То есть тогда он сильно увлекся ею, и она пользовалась этим, а в результате их отношения переросли в настоящую крепкую дружбу. Ему никогда не приходило в голову, что Шанталь не понимает его.
– На Таити нельзя сделать хороший шоколад. Слишком жарко и влажно, да и вообще, кто захочет попробовать шоколад, сделанный на Таити?
Сильван стал лучшим шоколатье Парижа не случайно. И считал бы грустным и прискорбным, если бы его признавали лучшим исключительно таитянские дикари.
– Ладно, ладно. – Шанталь сделала примирительный жест рукой. – Прости, что упомянула о таких преимуществах. Разумеется, ты не можешь позволить ей купить тебя.
– Благодарю за понимание, – отозвался Сильван, немного успокоившись.
Что ни говори, а годы делают свое дело: пятнадцать лет дружбы в итоге приводят к взаимопониманию.
– Только не позволяй ей окрутить себя, – выразительно прибавила Шанталь.
Он скрипнул зубами.
– Не собираюсь. Разве мы не решили, что не будем говорить о ней?
– Ну, ты сам не можешь остановиться, – ледяным тоном парировала Шанталь.
Сильван покраснел. И остаток вечера ему удалось не упоминать больше имени Кэйд Кори, до того момента, пока он не собрался заплатить по счету.
– Что она сделала? – грозно спросил он у Грегори, их официанта.
– Оплатила ваши заказы, – с удовольствием произнес тот.
– И ты позволил ей?
Грегори пришел в замешательство.
– А что плохого в том, что она заплатила за ваш ужин?
– Все. – Сильван резко встал, громыхнув стулом.
Официант пожал плечами.
– А я подумал, что это пикантная шутка. И сама она показалась мне весьма пикантной дамочкой.
Он коснулся своего уха, словно опять вспомнил, как дыхание Кэйд щекотало его, когда она шептала ему.
– Son petit accent…[40]
Проглотив бранное слово, Сильван издал лишь невнятное ворчание. Он имел особые привилегии в этом отменном ресторане, расположенном неподалеку от его квартиры. Меньше всего ему хотелось поссориться с официантом и быть отлученным от этого заведения из-за какой-то избалованной миллиардерши.
Она хотела купить его. Но легким росчерком пера просто купила его ужин. Словно бросила чаевые чистильщику обуви. Сильван с такой силой сжал зубы, что у него свело скулы.
– Не забудь напомнить мне, чтобы я никогда больше не угощала тебя ужином, – пробормотала Шанталь, пораженная его реакцией.
– Ты – совсем другое дело, – процедил он сквозь зубы.
Она отвела взгляд.
– Вот этого-то я и боялась.
Рассвет словно не решался разогнать тусклые сумерки парижских улиц. Поэтичные и настороженные, они еще цеплялись за ночь, несмотря на то, что утро неумолимо вытаскивало их из-под мягкого одеяла тумана. Вот кто-то помедлил в дверном проеме и, опустив голову, устремился вперед, навстречу новому холодному дню, нацелившись на теплый свет пекарни, разливавшийся из-под ее багрянистого тента.
Улицы продолжали подремывать, а люди натягивали теплые вещи, или еще согревались под душем, или уже заваривали кофе. Все свидетельствовало о наступлении очередного напряженного парижского дня. Что он сулит? Стоя возле окна и глядя на бледную серость рассвета, Кэйд боролась с желанием проверить свою электронную почту и – под предлогом своих обязанностей – улететь домой. Она поплотнее запахнула халатик, выискивая за окнами на противоположной стороне улицы признаки жизни. Во всех домах уже начали зажигаться огни, но спорадически, не таким одновременным и дружным порывом, как вчерашним утром. Сегодня же воскресенье, вспомнила она. Значит, шоколадные кондитерские будут закрыты. Значит, сегодня у нее нет ни малейшего шанса осуществить свою мечту, но также ни единой возможности потерпеть очередные неудачи на этом пути.
Кэйд отвернулась от окна. У нее возникло ощущение, будто, проснувшись, она обнаружила, что Санта-Клаус заглянул сюда на месяц раньше, повсюду разбросав для нее чудесные подарки: можно пойти в Лувр, пробежаться по каменной набережной канала Сен-Мартен, перекусить в пекарне «Пуалан», заглянуть в частный дом «Братья Марияж». Просто побродить по Парижу. Никаких покупок, связанных с деловыми обязательствами. Никакого риска – только сияющая мечта!
Кэйд промчалась мимо грозящей клаустрофобией кабинки лифта и сбежала по лестнице, охваченная внезапным радостным порывом. По мостовой возле ее дома на скорости, слишком быстрой для такой короткой и узкой улочки, проскочил автомобильчик размером с обувную коробку. В воскресное утро могло случиться все что угодно, но рулевое колесо автомобиля всегда действовало на парижских водителей так же возбуждающе, как кофе. Погруженный в собственный мир долговязый юнец, согнувшись в три погибели, с серьезным видом затягивал на ногах шнурки роликовых коньков. Мужчина постарше, возможно, уже отягощенный семейными заботами, вышел из пекарни, обхватив одной рукой белый бумажный пакет, а на пальце другой руки болталась аккуратно завязанная на бантик белая коробка. Он спешил к перекрестку, встречая утреннюю умиротворенность Парижа и воскресное утро легкой рассеянной улыбкой. Кэйд представила ожидавшую его семью и детей, перед которыми он с удовольствием выкладывает богатый ассортимент утренней воскресной выпечки.
А возле кондитерской Сильвана Маркиза топталась группа из шести женщин и одного мужчины. Одни оживленно переговаривались, другие вели себя как малознакомые люди. Особняком держались три изящные японки. Две другие дамы, очевидно, прибыли из Америки.
– Не думаю, что он сегодня откроется, – сообщила им Кэйд.
Во всем мире не нашлось бы человека, который меньше, чем Сильван Маркиз, нуждался в поклонницах, целыми днями толпившихся перед его заведением.
– О, мы приехали сюда ради мастер-класса, – гордо заявила американка лет шестидесяти.
В пурпурном брючном костюме, под густым слоем косметики она выглядела румяной и довольной собой.
– Ради мастер-класса? – «Неужели Сильван Маркиз делится секретами своего искусства? Вы шутите?» – подумала Кейд.
– Мы хотим научиться изготавливать шоколадные конфеты по рецепту Сильвана Маркиза, – воодушевленно пояснила женщина.
– Вот как! – Кэйд немного помедлила. – Можно я задам вам личный вопрос? – Она жестом предложила американкам отойти подальше от любопытных ушей.
– О чем? – мгновенно насторожившись, спросила любительница пурпурного цвета. – Может, вы собираетесь ограбить меня?
Слегка прищурившись, Кэйд посмотрела на свой элегантный и дорогой наряд: пальто, сапожки и перчатки.
– Неужели я выгляжу так, будто способна на кого-нибудь напасть в подворотне?
– Ну… нет, пожалуй, – признала ее более респектабельная спутница. – Но это ведь Париж! Здешние грабители наверняка одеваются еще шикарнее.
– Нет, все по-честному… Сколько вы хотите получить, чтобы отказаться от вашего приглашения на этот мастер-класс и позволить мне занять ваше место?
38
Ладно (фр.).
39
Так это правда? (фр.)
40
С таким милым акцентом… (фр.).