Месть Седьмой (ЛП)

— Входите, — приглашает нас из номера скрипучий голос. — Тут нет никого, кто мог бы на вас напасть.

— Это Сандерсон, — шепчет Уокер.

Мы с Девятым обмениваемся быстрыми взглядами, и он, пожав плечами, взмахивает рукой в сторону двери. Я иду первым, Девятый за мной, Уокер замыкает.

В номере я первым делом обращаю внимание на сырой запах плесени. Воняет гнилью с оттенком мяты, как дедушкин крем для бритья. На обеденном столе разложена карта Нью-Йорка с нацарапанными на могадорском пометками в различных местах. Рядом со столом валяется опрокинутый стул, будто кто-то вставал в спешке. К стене, рядом с какими-то темными холщовыми рюкзаками, прислонены могадорские пушки. Я успеваю заметить ноутбук, несколько мобильников и толстую книгу в кожаном переплете.

Все это интересует меня намного меньше старика, сидящего на краю огромной кровати. Он смотрит телек через открытую в спальне дверь — неужели так слаб, что не в состоянии самостоятельно перейти в гостиную?

— Офигеть, дедан, — восклицает Девятый, увидев Сандерсона. — Что с тобой такое?

За последние пару дней я видел много фото Бада Сандерсона. Первый раз в «Они ходят среди нас». Сандерсон выглядел как старик с поредевшими седыми волосами, обвислыми щеками и брюшком. В интернет-статье, в стиле желтой прессы, Марк Джеймс обвинял Сандерсона в использовании некоего могадорского лечения от старения, так что я не придал ей большого значения. Потом я видел фото Сандерсона в папке агента Уокер, где он обедал с замаскированным Сетракусом Ра, здоровый и бодрый, с копной седых, зачесанных назад, волос, и производил впечатление, словно может пробежать несколько миль, как только доест свой кобб-салат.

Сандерсон, представший передо мной, не похож на мужчину ни с одной из тех фотографий. Мы с Девятым заходим в спальню, чтобы взглянуть на него поближе, Уокер топчется где-то позади. Министр обороны оказывается дряблым стариком со сгорбившимся телом, обернутым в вычурный гостиничный халат. Правая сторона его лица выглядит вялой и обвисшей. Веко провисло, а линия подбородка исчезла под складками дряблой кожи. Седина страшно поредела, и даже зачёс уже не в силах спрятать старческие пятна. Он улыбается нам — а может, строит рожу — зубы пожелтели и отходят от десен. На не прикрытой халатом шее и предплечьях я замечаю выступающие черные вены.

— Четвертый и Девятый, — говорит Сандерсон, указывая дрожащим пальцем сначала на меня, а потом на Девятого. Кажется, он ни капли не обижен хамским поведением Девятого, а то и вовсе этого не заметил. — Ваши фото годами ложились мне на стол. Редкие кадры с камер наблюдений и тому подобное. Я, можно сказать, наблюдал как вы, мальчики, растёте.

Сандерсон говорит как склонный к воспоминаниям, трясущийся дед. Я в замешательстве. Я ожидал встретить продажного политика, который попытается задавить меня рассуждениями о преимуществах могадорского прогресса. Но этот парень даже с постели встать не может, не то что выступать перед ООН.

— А ты... — Сандерсон склоняет голову, чтобы посмотреть на Уокер. — Ты одна из моих людей?

— Специальный агент Карен Уокер, — отвечает она, проходя в комнату. — Только я не из ваших. Теперь я служу человечеству, сэр.

— Ну и замечательно, — снисходительно говорит Сандерсон. Не похоже, чтобы она его хоть сколько-нибудь заинтересовала. Его черные глаза-бусинки задерживаются на мне и Девятом с таким выражением, словно мы давно потерянные родственники, собравшиеся у его смертного одра. От этого мне становится не по себе. Даже Девятый впал в неловкое молчание.

Я замечаю на кровати рядом с Сандерсоном небольшую аптечку. В ней лежат несколько блестящих шприцов, наполненные темной жидкостью, которая смутно напоминает мне кровь пайкенов.

Я делаю шаг к Сандерсону и тихо говорю:

— Что они с вами сделали?

— Ничего, о чем бы я сам не попросил, — с сожалением отвечает Сандерсон. — Жаль, вы не нашли меня раньше. А сейчас уже слишком поздно.

— Это еще слабо сказано, — отвечает Девятый.

— Даже если вы меня убьете, это уже ничего не изменит, — покорно отвечает Сандерсон скрипучим голосом.

— Мы здесь не для этого, — отвечаю я. — Не знаю, что они вам наговорили, чем напичкали ваш разум и тело, но мы еще не закончили бороться.

— В отличии от меня, — отвечает Сандерсон и достает небольшой пистолет из кармана халата. Прежде чем я успеваю его остановить, он поднимает пистолет к виску и жмет на курок.

Глава 21

ДЖОН

Если бы у меня было время все обдумать, я бы, скорее всего, не смог совершить того, что сделал.

Между виском Бада Сандерсона и дулом пистолета от силы миллиметр. И именно в этом пространстве я умудряюсь остановить пулю телекинезом. Требуемая точность заставляет меня захрипеть от напряжения. Каждый мускул тела напрягся, кулаки сжались, а пальцы на ногах подогнулись. Кажется, будто я бросил на удержание этой пули все тело.

Даже не верится, что у меня получилось. Никогда еще не делал ничего подобного.

На виске Сандерсона отпечатывается кольцевой ожог от дула пистолета, но во всем остальном его голова совершенно цела.

Только когда стихает эхо от выстрела, министр обороны понимает, что его попытка самоубийства не удалась. Он моргает, глядя на меня слезящимися глазами и не понимая, почему все еще жив.

— Как...?

Пока Сандерсон не додумался снова взвести курок, Девятый бросается вперед и выбивает у него пистолет. Я очень медленно выдыхаю, позволяя телу расслабиться.

— Так нельзя, — говорит мне Сандерсон с укором. Его нижняя губа дрожит. Он потирает запястье, куда его ударил Девятый. — Просто дайте мне умереть.

— И в самом деле, — вставляет Уокер, крепко держа свой собственный пистолет. — Зачем ты его остановил? Его смерть решила бы все наши проблемы.

— Ничего бы это не решило, — говорю я, кидая на неё недовольный взгляд и позволяя пуле упасть на неубранную постель Сандерсона.

— Он прав, — ссутулившись, говорит Сандерсон Уокер. — Моё убийство ничего не изменит, но оставлять меня в живых просто жестоко.

— Не тебе, старик, выбирать, когда помирать, — говорю я Сандерсону. — Когда мы выиграем войну, земляне сами решат как поступить с предателями.

— Юношеский оптимизм, — сухо усмехается Сандерсон.

Я приседаю, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Еще есть время, искупить свою вину, — говорю я. — Сделать нечто значимое.

Сандерсон вскидывает бровь, его глаза ненадолго фокусируются. Но затем правая сторона рта отвисает, и ему приходится стереть текущую слюну рукавом халата. Совершенно разбитый, Сандерсон отводит глаза.

— Нет, — тихо говорит он. — Думаю, времени уже не осталось.

Девятый вздыхает от скуки и берет набор шприцов, лежащий рядом с Сандерсоном. Недолго изучает смолянистое вещество внутри одного из шприцов и машет им перед лицом Сандерсона.

— Что за дрянь они вам кололи? — спрашивает Девятый. — И ради этого вы продали родную планету?

Сандерсон с тоской всматривается в шприц, а затем слабо отталкивает его от себя.

— Они меня вылечили, — объясняет Сандерсон. — И даже больше. Они снова сделали меня молодым.

— И посмотри во что ты превратился, — бурчит Девятый. — Свеж как маргаритка, да?

— Между прочим, их лидеру уже много веков, — настаивает Сандерсон, дико вращая глазами то на меня, то на Девятого. — Вам ли не знать. Он обещал нам тоже самое. Бессмертие и власть.

— Он наврал, — говорю я.

Сандерсон опускает взгляд в пол.

— Знаю.

— Ты жалок, — говорит Уокер, но от ее злости не осталось и следа. Что до меня, то не думаю, что Сандерсон такой уж мерзавец, как ожидала Уокер. Возможно, он и был кукловодом международного заговора в поддержу могов, но сейчас Могадорский Прогресс прожевал и выплюнул его. Не на такой перевес в борьбе надеялась Уокер. Боюсь, мы впустую потратили остававшееся нам время.

Сандерсон игнорирует Девятого и Уокер. По какой-то причине, может потому, что я не дал ему умереть, он обращается непосредственно ко мне: