Страница 13 из 16
— А медведь-то ушел?
— Ушел, открывай, кто там?
Дверь медленно открылась и все увидели перепуганного Симу Пронина. Насилу добились от него правды. Оказалось, что, кончив дежурить на горе, он присоединился к ребятам, дразнившим медведя. Потом заспорили, у кого лучше собаки. Стали натравливать их на Бельку. Неосторожный Дружок получил удар лапой и вот издыхает... Остальные все разбежались.
Рассерженный медведь рванул цепь. Ошейник лопнул, и зверь полез на крышу. Больше Сима ничего не видел, так как спрятался.
В это время на крыше, над толпой, показался Белька. Все бросились врассыпную. Напрасно Семен и Варвара успокаивали людей.
Никто больше не восторгался медведем. Все были возмущены и издалека требовали, чтобы Семен немедленно же застрелил Бельку, иначе они сами его прикончат.
— С цепи сорвался! Пса загрыз! Дикий он! — кричали с разных сторон.
Нюшка разревелась и бросилась обнимать Бельку. Варвара ее успокаивала, как могла, и сама готова была заплакать. Неизвестно чем бы кончилось все это, если бы от берега не донесся крик:
— Ура! Ребятки приехали! Уррра!
Бросая на ходу угрозы и ругательства по адресу Бельки, промышленники побежали к пристани. За ними торопились жены, дети, неслись с громким лаем собаки.
Семен и Варвара тоже поспешили на берег, а Нюшка села на камень, обняла своего друга и задумалась. Белька лег у ее ног, положив свою прекрасную голову ей на колени. Она гладила его, чесала за ушами и поливала его голову слезами. Медведь тихонько заскулил. Точно так он жаловался в первый день их знакомства, когда лишился матери. Девочка вздохнула и прижалась к Бельке. Медведь, обняв ее лапой, грозно глядел по сторонам.
Нюшка пришла в себя, когда Петя нагнулся к ней, поцеловал и голову и сказал:
— Конечно, такого медведя жалко... Вот зверь-то. Здравствуй, Нюша. — Они крепко обняли друг дружку и поцеловались. Вася поздоровался, как взрослый, и Нюшка протянула ему руку. Плакать ей или смеяться?
— Петичка, братик! Васинька, голубчик... Да, а Бельку убьют...
Промышленники, встретившие своих ребят, не знали куда их вести.
У входа в общежитие лежал грозный зверь. И они издали кричали:
— Да уберите же куда-нибудь своего дьявола...
Некоторые грозили. Промышленник Антон Доманин показывал кулак из-за ближайшего дома и предупреждал:
— Не стрелишь зверя, Яреньгин, сами стрелим... Нам это не резон. Медведь — не собака.
Потом он осторожно подошел ближе:
— Слышь, Семен. Кто тебе дороже, зверь или люди? Стрели ты его, проклятого... На что его беречь? Даром шубу носит и людей пугает... Разве ж такому можно доверять?
— Ты злой, дяденька, — крикнула Нюшка и топнула ножкой. — Я не дам Бельку. Он меня любит, он мой товарищ... Уйди, дяденька!
Нюшка замахнулась на Доманина. Этот жест был для Бельки сигналом. Он прыгнул, толкнул мордой Доманина, и тот отлетел метров на пять.
— Спасите, братцы, спасите! — кричал он, свалившись в лужу.
— Ружжо бери! Винтовки давай! Доманина задрал! Неси, давай, бей! — кричали промышленники.
Но никто не приближался. А Белька, расправившись с Доманиным, вернулся на свое место и снова улегся у Нюшкиных ног.
Прошло несколько минут и к дому общежития, осторожно, как на охоте, стали подбираться вооруженные промышленники с собаками. Нюшка умоляюще протянула руки, бросилась к отцу, к матери, но они не смотрели на нее. Отворачивались... Тогда девочка обняла медведя, прижалась к нему и закричала:
— Не уйду! Не уйду! Не дам!
Никто не осмелился выстрелить. Снова послышались крики:
— Эй, Семен, убери девчонку! Чего она в него вцепилась? Этак стрелить невозможно! Убери, слышь? — кричали промышленники.
Петя вдруг хлопнул себя по лбу:
— Эка штука? Нюшка, дело скажу. Московские ребята просили медвежонка прислать... Мы всей школой отписали, что поищем... Чем твоему Бельке пропадать, давай его москвичам отошлем. А, Нюшка? Как ты?
— Я тоже в Москву хочу... В Москву... — отвечала Нюшка сквозь слезы.
— Да куда же ты, — резонно заметил Петя, — не будешь же с Белькой в клетке сидеть?
— И вовсе не в клетке, — поправил его Вася, — а на свободе там устроено. И бассейн в зоологическом саду. Учитель сказывал... Будет ему хорошо там. Ты, Нюшка, вырастешь большая, поедешь учиться и повидаешься с ним...
Семен махнул рукой и повернулся к промышленникам.
— Кончай войну, товарищи! Зверь нам жизнь спас. Но правильно, негоже жить ему на свободе. Натура у него мало от дикой отличается... Посылаем мы его в подарок ребятам Москвы, пускай живет в зоологическом саду. Пусть любуется на него народ, какой он большой вырастет и красивый... А теперь вешай ружья на стену и — айда, клетку строить, да покрепче. А я поеду с капитаном договариваться.
ЕГОР ЕВДОКИМОВИЧ
Темно еще, а в сенях уже стучит кто-то подкованными сапогами
— Можно?
— Заходи... Кто там?
— Это я, Егор Евдокимович.
— Заходи, Егор Евдокимович. Гостем будешь...
— Спасибо, гостить некогда. За делом пришел...
— Садись, рассказывай. Не стесняйся, садись. Я пока чаю налью..
Мой гость с трудом взлезает на стул. Несмотря на всю его солидность, ему только семь лет. Он мой лучший друг. Мы с ним и песцов подкармливаем, и на лыжах бегаем, и чучела набиваем, на охоту ездим, рыбу ловим, — всё вместе.
Я наливаю чай и говорю:
— Выкладывай, Егор Евдокимович, какие у нас сегодня дела?
— Ты, — говорит он, хитро кося глазенками, — картинки вчера показывал?
— Показывал.
— Бумагу мне давал?
— Давал.
— На, гляди чего тут нарисовано...
Он гордо извлекает из-под куртки самодельную тетрадь и показывает листок, на котором изображена высокая мачта, вся покрытая крючками.
— Замечательно, Егор Евдокимович! Просто удивительно! Только вот не пойму, что это ты нарисовал?
Он соболезнующе качает головой:
— Эх ты. А еще большой... Дерево тут нарисовано.
— Дерево? Так бы и сказал. А я думал — мачта.
— Мачты не такие...
— Егор Евдокимович, ты здорово нарисовал, но, скажу тебе по секрету, и деревья не такие... Вот, гляди, как в книжке. Видишь? Вот это зеленое — это все листья.
— Листья не такие, — уверено заявляет Егорушка. — Листья вон какие, а это просто намазюкано.
Егор Евдокимович в жизни не видел дерева. На нашем острове растет только мох, да кое-где коротким летом выглянет жесткая, как проволока, трава. Почти половину года у нас или совсем нет солнца, или появляется оно на короткое время. Зимой большие морозы. Полярные ветры замораживают море, секут скалы. Не могут расти поэтому деревья на нашем острове.
Но Егорушка любит деревья. Он не знает каковы они, даже книжным картинкам не верит, но любит.
— Петрович, — просит он, — ты мне бумаги дашь, а я тебе много чего нарисую. Пароход нарисую... Нерпу нарисую...
У меня осталось мало бумаги. Боюсь, что скоро не на чем будет писать.
По лицу моему он видит, что я раздумываю, и спешит заинтересовать меня еще больше:
— Хочешь, я автомобиль тебе нарисую! Нет, не автомобиль, а аэроплан. Ты на нем летишь, будто...
Ничего не поделаешь, приходится исполнить его просьбу...
— Вот тебе, Егор Евдокимович, лист бумаги: ты мне так его зарисуй, чтобы белого места не осталось. Ладно?
— Ладно! Зарисую! Ну, спасибо! Пора и ко двору...
— А чай? Выпей чаю, Егор Евдокимович.
— Нет, спасибо. Чай у меня свой ... Поди, дома уже приготовили...
Он уходит, а я принимаюсь за работу. Нужно записать вчерашние наблюдения над песцами, над погодой; нужно набить чучело полярной совы... Мне попался редкий экземпляр: снежно-белая сова, с хохолком на круглой голове. Она сидела высоко на скале. Ее выдали большие круглые глаза с золотыми ободками. Я приложился из маузера, и сова покатилась к моим ногам.