Азарт

В оборудованной палате главврач разрешил остаться только средней сестре семейства и даже мать попросил удалиться:

– Анастасия Витальевна, лучше наблюдай из операторской. Лишнее расслоение внимания твоему сыну помешает, а с его настройкой на определённые действия мы с Вероникой и сами справимся.

Та, конечно же, хотела возмутиться и настоять на своём присутствии, но тут вмешалась старшая дочь, попросту ухватив мать за руку и настойчиво утянув за собой к выходу. Ещё и наущения на ходу шептала весьма строгим тоном.

Оставшись наедине с больным, специалист и родственница уселись в удобные кресла с двух сторон изголовья, а само ложе высоко подняли автоматикой. Теперь можно было не наклоняясь говорить на ухо Максима-Адриано что следовало. Аристарх Александрович дал женщине последние инструкции:

– Твоё дело спокойно и терпеливо сообщать брату о правильной постановке ладони. Но берегись, чтобы он случайно твою руку не схватил. Иначе со своей неконтролируемой силой попросту поломает тебе пальчики.

Женщина понятливо кивала, с состраданием разглядывая лицо любимого брата:

– А вы что говорить будете?

– Постараюсь держать его глаза открытыми и всё время информировать о двигающихся частях тела. Это ему должно помочь вернуть управление над ними. И старайся не обращать внимания на экран. Первое время там будет одно и то же: падение первых трёх фигур.

– Но вдруг он нас не услышит?

– Хм… Ну, мы-то с тобой вдвоём уверены, что он нас слышит. Так что… начали.

Свет в помещении погас почти полностью, а с потолка опустился под определённым углом большой экран на жидких кристаллах. Появившееся на нём изображение медленно падающего вниз уголка, наверное, было знакомо каждому обитателю планеты Земля. Фигуру следовало просто сдвинуть в нижний левый угол экрана, чтобы укладывать в нужном положении последующие геометрические «болванки», более сложные по конфигурации и величине. Это был привычный «Тетрис», разве что падение происходило несколько медленнее, чем в обычной игре.

Деликатный шёпот попеременно раздавался у каждого уха недвижимого пациента:

– Джойстик у тебя вплотную к ладони. Большой палец на верхней кнопке…

– Расслабься… Сейчас ты пытаешься поднять голову…

– Сыграй со мной… Давай узнаем, кто из нас лучший…

– Левую ногу пытаешься согнуть в колене… Вернись назад… Вторая попытка…

– Помнишь, сколько раз ты у меня выигрывал? Забыл наверняка… Потому что я тебя всё время побеждала. Правда?..

– Ты уже пятый раз пытаешься закрыть глаза… Расслабься, вспомни детство…

Казалось, что после первых обнадёживающих результатов не заставят себя ждать и последующие. При этом вчерашнее сжатие джойстика нельзя было считать удачным, оно могло оказаться рефлекторным. Но зато следующие проведённые Синицыным эксперименты настраивали его на преодоление любых трудностей. Но предположить, как долго эти трудности продлятся, он не мог.

Только через два часа ладонь Максима приняла правильное положение на джойстике. Но уголок на экране впервые дёрнулся в нужную, левую сторону лишь к началу четвёртого часа. Ещё минут через сорок падающие «болванки» стали под ликующий шёпот врача сдвигаться туда, куда им и следовало или куда требовал голос Вероники.

Это уже был феноменальный прорыв!

Дальнейший эксперимент был прерван следящей аппаратурой, которая под перемигивание лампочек и надрывный писк выдала запись: «Пациент крайне измучен. Нуждается в обильном питании и смене одежды». Только тогда Синицын обратил внимание, что больной на удивление сильно вспотел.

Когда экспериментаторы прекратили сеанс и с трудом поднялись со своих кресел, то сами чувствовали себя выжатыми, потными и уставшими. Даже чтобы порадоваться, сил не осталось.

Пока они разминались после долгого сидения, вместе с сёстрами и санитарами в «Тетрис» ворвалась старшая из сестёр Ланфер:

– Ну что?! У него получилось? – она выглядела уставшей не меньше главврача и сестры.

– Скажем так, начало получаться, – сделал осторожный вывод Аристарх Александрович. – А разве в операторской не было видно итогов?

– Ой, я в них не очень разбираюсь. Этот ваш зам-швейцарец тараторил о какой-то коморбидности[4], катамнезе[5], рефлекторной иннервации и прочей белиберде. Похоже, он только на латыни разговаривает. Но вы мне русским языком скажите: есть улучшения?

– Про улучшения говорить рано, а вот первые позитивные результаты – имеются. Пусть и скромные… А где…

– Мать ещё на втором часу не выдержала ожидания, жутко разнервничалась, и отец её домой увёз, – уже убегая из палаты, доложила женщина. – Сейчас я им позвоню, обрадую…

Подхватив Веронику под руку, Синицын тоже двинулся к выходу:

– Теперь, красавица, всё зависит от тебя и твоего свободного времени. Я, конечно, и сам буду уделять твоему брату всё возможное время, но и твоё присутствие, как ты понимаешь, необходимо ежедневно. Хотя бы первую неделю. На какие часы я могу рассчитывать и в какой период суток?

Женщина думала недолго:

– Постараюсь уже сегодня решить эти вопросы с заместителем и помощниками. Вы ведь знаете, как у меня…

– Конечно, знаю. Потому и отношусь с пониманием.

– Скорей всего, завтра после обеда смогу опять здесь появиться часа на четыре или пять. Тогда и окончательное расписание составим. Мне кажется, что в утренние часы будет сложно вырваться, а вот с одиннадцати до трёх… подойдёт? – Вероника улыбнулась и вопросительно посмотрела Синицыну в глаза.

– Отлично! Уже начинаю ориентироваться на это время. И будем надеяться, что улучшения дойдут до такой степени, что твоё постоянное присутствие не понадобится уже в скором времени.

– Тогда я убегаю. – Женщина ринулась по коридору в сторону говорящей по телефону сестры. – А то мои четверо сорванцов без моего присутствия весь дом вверх тормашками перевернут.

Как мать четверых детей, да ещё и финансовый директор одного из крупнейших банков – Вероника была чрезвычайно занята. Времени всегда катастрофически не хватало, но сегодня ей на удивление долго удалось посидеть с братом. Такая дополнительная нагрузка в течение недели наверняка вынудит отменить множество деловых встреч, в том числе и семейных. А в последующие дни Вероника планировала пожертвовать даже своими обеденными перерывами.

«Сергей мне не простит вынужденную диету средней дочери, – размышлял Синицын, переходя в операторскую. – Поэтому надо на завтра заказать обед, чтобы мы могли подкрепиться прямо во время процесса игротерапии. Думаю, это общему порядку лечения не помешает».

В соседней комнате, куда сводились все сведения о состоянии Максима и показания датчиков, у экранов наблюдения восседал чернявый швейцарец, в роговых очках явно ему не по возрасту. Этот раритет прошлого века его старил лет на пятнадцать, делая чуть ли не сверстником главврача. Освальд, по основной специальности врач-психиатр, был своеобразным придатком к купленному «Тетрису». Этакий наладчик-инструктор в одном лице, плохо говорящий по-русски, зато свободно изъясняющийся на английском, немецком и французском.

Сам Аристарх Александрович в совершенстве владел только английским, но при этом неплохо разбирался в специальной терминологии коллег из Германии и Франции. Латынь – она везде латынь. И в общении коллеги не испытывали трудностей, сразу переходя к делу без долгих прелюдий о настроении или погоде.

– Статистика рецепторных движений, которые всё больше и больше подпадают под контроль сознания – явно позитивная! – с ходу порадовал Освальд итогами работы аппаратуры. – Если так и дальше пойдёт, мы с вами вскоре станем академиками!

– Не в мантии академика счастье, – тут же осадил швейцарца Синицын. – А в скорости излечения. А она – слишком мала. Думаю, что надо ускорить, усложнить визуальные образы первой игры, и как можно быстрей переходить к сложным вариантам.

4

К о м о р б и́ д н о с т ь (лат. со – вместе, morbus – болезнь) – это наличие дополнительной клинической картины, которая уже существует или может появиться самостоятельно, помимо текущего заболевания, и всегда отличается от него.

5

К а т а м н е з (от др.-греч. κατα – приставка, здесь обозначающая завершение действия, и μνημονεύω – вспоминаю) – вся медицинская информация о пациенте, собираемая однократно или многократно по окончании первичного наблюдения над ним.