Страница 18 из 50
Сара проснулась посреди ночи и, поборовшись несколько секунд, все же нашла в себе силы встать и пойти в туалет, чтобы облегчить переполненный мочевой пузырь. Она попыталась проморгаться, но её веки отказывались подчиняться, и она сидела с почти полностью закрытыми глазами и думала о похудении. Несмотря на то что она практически все еще спала и ее сознание было затуманено, Сара осознавала, какое огромное количество воды проходит через ее организм и по какой причине это происходит – худейхудейхудей – потом вдруг – zophticzophticzophtic – разве я не достойна быть первой? Всё еще сонная, она стояла, глядя и слушая, как журчит вода в унитазе, с радостью, потому что понимала, что в канализацию и в конце концов в океан смывались не только ее лишние фунты, но и ее старая жизнь, в которой она была одна, жизнь, в которой она была никому не нужна и бесполезна. Иногда она была нужна Гарри, но… Она слушала музыку наполняющей сливной бачок воды и сонно улыбалась, зная, что свежесть наполняет ее и скоро она станет новой Сарой Голдфарб. Свежая вода в унитазе была кристально чистой, свежей, даже в унитазе она казалась прохладной. Чистое, значит, чистое, новое, значит, новое… но лучше я все же буду пить воду из-под крана, спасибо большое. Сара вернулась в постель. Простыни казались прохладными и освежающими; лежа в постели, она провела пальцами по шелковой гладкой ткани ночной рубашки, расплываясь в улыбке, которая отражалась на внутренней поверхности ее век. Она дышала глубоко и медленно, а потом, глубоко, с радостью вздохнув, воспарила в счастливой невесомости на границе сна и пробуждения, всем телом чувствуя приятные волны, что прокатывались по ее телу и заканчивались где-то на кончиках пальцев ее ног, и зарылась в пушистую легкость своей старой подушки, Сара пожелала себе спокойной ночи, счастливо уплывая в мир своих снов.
Когда Гарри вернулся к Мэрион, он был все еще заряжен выше крыши. Она дала ему парочку снотворных таблеток, и некоторое время они просто сидели на диване, покуривая косячок, пока Гарри не начал зевать, и тогда они легли спать, чтобы проспать напролет удушливый жаркий день.
Сегодня волосы стали идеальными. Какой цвет. Он столь прекрасен, что на радостях хочется выпрыгнуть из окна. Теперь ты должна поторопиться, чтобы попасть на шоу до того, как начнут отрастать корни. Я бы очень хотела, уж поверь мне, но я рада, что они выжидают, пока я не сброшу лишний вес. Когда я пройдусь по сцене, ты услышишь только восхищенный шепот. Я посмотрю на них через плечо и скажу, что мне хочется побыть одной. Так ты теперь у нас шведоамериканка? Они посмеялись, и Сара вернулась к себе в квартиру, посмотреть, как теперь будет смотреться ее красное платье вместе с новой прической. Надев платье и золотые туфли, она вертелась и позировала перед зеркалом. Ей показалось, что на этот раз застежка почти сходится. Она чувствовала, что похудела. От радости она даже взвизгнула и послала своему отражению в зеркале воздушный поцелуй: ты прекрасна, прямо куколка. Она снова взвизгнула и поцеловала свою руку, улыбаясь отражению. Конечно, не Грета Гарбо, но и не Уоллес Бири. Она бросила взгляд через плечо на холодильник: ну что, умник, что, господин Селедка? Почти сошлось. Еще пара-тройка дюймов, и будет сидеть как влитое, спасибо большое. А селедку можешь оставить себе. Кому она нужна? Я люблю яйца и грейпфруты. И салат. Она покривлялась перед зеркалом еще некоторое время, потом решила пообедать и выйти погреться на солнышке. С выражением самодовольного превосходства она вынула из холодильника яйцо, грейпфрут и салат. Презрительно дернув головой, она толкнула, закрывая, дверцу своим tuchis’ом. Ну и как вам это, господин Умник? Видишь, как я выгляжу ,нечего сказать? Она показала язык холодильнику и пошла готовить себе обед, напевая и пританцовывая, чувствуя себя в боевом настроении. пообедав, она помыла тарелки, убрала их, взяла свой раскладной стул и, поцеловав кончики своих пальцев, похлопала холодильник. не плачь, малышка. Как говорит мой Гарри, все ништяк. Она хохотнула, выключила телевизор, вышла из квартиры и присоединилась к сидящим на солнышке женщинам. Женщины сидели и разговаривали, не меняя положения, глядя в направлении солнца и поворачивая свои раскладные стулья вслед за тенью, чтобы оно светило им прямо в лица. Ну что, узнала, какое шоу? Что-нибудь слышно нового? Откуда? Я же только вчера все отправила. Может, завтра узнаю. А может, через несколько дней. И вообще, какая разница? Мне все равно, какое это будет шоу. Вот так вот я думаю. Самое главное – это попасть на телевидение. А они тебя предупредят заранее? А что, по-твоему, они расскажут после шоу? А ты можешь прийти с подругой? Сара пожала плечами: откуда мне знать? Они должны, по крайней мере, разрешить тебе взять с собой schlepper’а. Кто потащит все эти призы? Уж поверь, я справлюсь. Особенно с Робертом Редфордом. Для него мне schlepper не понадобится. Все засмеялись и закивали, продолжая смотреть на солнце, и проходившие мимо женщины останавливались поговорить с Сарой, и уже через полчаса она была окружена со всех сторон болтающими, смеющимися, возбужденными, радостными соседками. Саре было тепло не только от солнца, но и от внимания, которым ее внезапно окружили. Она чувствовала себя звездой.
Мэрион купила несколько альбомов для рисования, карандаши и уголь. Она хотела купить мелков пастельных цветов, однако то, что было в магазине, ее не устроило, и она решила на этот раз обойтись без них. всегда можно купить их потом. Может, через несколько дней она съездит в центр и пройдется по большим специализированным магазинам для художников, трогая холсты, подрамники, кисти, и для начала просто приценится. У нее не было намерения покупать масляные краски дол тех пор, пока у нее не появится своя студия, но она была не против попробовать акварель. И именно этим сейчас и была занята ее голова. Она снова чувствовала тот мягкий свет внутри себя, который, как она знала, мог превратиться в прекрасные и хрупкие акварели. Именно это ей и нравилось в акварелях – их хрупкость. Она уже не могла ждать. Она чувствовала почти непреодолимое желание нарисовать одинокую розу в изящной прозрачно-голубой вазе венецианского стекла или, возможно, лежащую на бархате. Да, это было бы тоже красиво. С легкими тенями. Такую нежную и хрупкую, что она даже почувствовала ее аромат. Ладно, посмотрим. Может, через несколько дней. А пока просто наброски, чтобы глаза и рука снова пришли в норму. Она чувствовала сильное желание рисовать все, что попадалось ей на глаза, пока она шла по улице. Сейчас все казалось ей таким живым и ярким. Она быстро отмечала про себя формы носов, глаз, ушей; рельефы лиц, подбородков, скул; изгибы шей и руки. Ей очень нравились руки. По рукам можно многое сказать о человеке, по форме пальцев и в основном по тому, как люди держат руки и обращаются с ними. Она была очень юной, почти девочкой, когда впервые увидела картину Микеланджело «Сотворение мира», и, когда она в подробностях разглядела Господа, дающего жизнь Адаму, образ этот сразу и навсегда остался в ее сознании. Чем больше она изучала живопись, тем больше удивлялась простоте, стоявшей за этим образом, концепции и невероятной мощи этих рук. Вот что она пыталась передать в своих работах, и время от времени ей казалось, что у нее это получается, по крайней мере в какой-то степени. Ей хотелось прямо и просто донести до зрителя эти ощущения, выложить свои потаенные чувства на холст… выразить свое отношение через искусство, чтобы люди смогли увидеть и ощутить тонкость ее чувств.
Следующие несколько дней не отличались разнообразием для Мэрион, Гарри и Тая. Гарри и Тай к ночи под завязку заряжались дексом и работали как черти, сбавляя темп, только когда другие парни начинали напрягаться по их поводу, а потом принимали по паре снотворных таблеток и спали в течение дня. Через пару дней Гарри стало скучно, поэтому, придя домой однажды утром, он пару часов занимался любовью с Мэрион перед тем, как принять снотворное и отрубиться. Теперь я понимаю, почему на амфетаминах теряешь вес – ты просто трахаешься как ненормальный, и все дела. Знаешь, у некоторых мужчин это вызывает абсолютно противоположный эффект. Шутишь? Вовсе нет. Они становятся полностью недееспособными и в некоторых случаях совсем равнодушными. Не везет же некоторым.