Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 92



Никки спросила детектива Раймера, не находился ли Спунер в плавании в день первого и второго убийств; оказалось, что этого никто не проверял. Она велела ему заняться этим и подумала: какого черта Уолли Айронс по телевизору назвал это «расследованием».

Неизбежная встреча с начальником участка произошла, когда Никки прятала своего старого друга, «зиг-зауэр», в сейф у дверей комнаты для допросов.

— Добро пожаловать обратно, Хит.

Она набрала комбинацию и обернулась. Айронс стоял у нее за спиной в компании детектива Гинсбург.

— Добрый день, капитан. — «Лаконичность, — подумала она, — вот лучший способ сохранить лицо».

— Что здесь происходит? Я так понимаю, вы собираетесь допросить моего арестованного?

— Да, сэр, — по-прежнему почтительным тоном ответила Никки. — У меня к нему имеется несколько вопросов. Скажите, нет никаких новостей о той пропавшей перчатке?

— Nada.[123]А я постарался быть занозой в заднице у этих криминалистов.

Детектив Гинсбург вмешалась в разговор:

— Но ведь сейчас это уже неважно, правда? Мы нашли убийцу.

Тупость Гинсбург могла бы позабавить Хит, если бы Шерон участвовала в телешоу «Настоящие домохозяйки», а не в реальном расследовании — деле, в котором ничего не смыслила.

— А как насчет того парня, в которого я стреляла и на котором была эта перчатка? У «нашего убийцы» нет пулевых ранений, или ты не заметила?

— Нет, — ответила Шерон. — Я бы наверняка это заметила.

Айронс бросился на помощь своему «детективу».

— Естественно, мы говорим о двух разных людях, Хит. Отсюда вывод, что человек, стрелявший в вас, вообще не имеет отношения к этому делу. Месть за старое. Может быть, это последний член той банды, которая пыталась прикончить вас в Центральном парке прошлой зимой.

Детектив Хит поняла, что разговор зашел в тупик, и решила покончить с пустой болтовней.

— Думаю, мы с этим рано или поздно разберемся. Извините.

— Погодите, — окликнул ее Айронс. — У нас уже имеется подписанное признание, зачем вы его допрашиваете?

Никки подняла папку с бумагами Спунера.

— Капитан, при всем моем уважении, факты, которые здесь содержатся, он мог почерпнуть из газет. Об этом было написано в журнальной статье Рука, говорили в новостях, к тому же неизвестные сотрудники полиции выдали прессе подробности…

Никки удалось при этом не смотреть на Гинсбург; она была уверена, что детектив послужила источником для многочисленных статеек, последовавших за первой. В последних сообщениях можно было прочесть даже такую важную информацию, которую обычно не сообщали журналистам: обнаружение железнодорожной пыли на одежде Николь и совпадение положения ножевых ран на теле ее матери и Бернарден.

Айронс замахал обеими руками:

— Ой, давайте не будем все усложнять, детектив. Неважно, прочитал он обо всем в газетах или нет, — этот парень сознался. И вы должны быть счастливы, поскольку это окончательно снимает подозрение с вашего отца. Так с какой целью вы туда идете? Разве наша работа не состоит в том, чтобы очищать улицы от преступников? Или мы начнем выпускать на свободу тех, кто сознался в преступлении?

— Наша работа состоит в том, чтобы искать правду. Именно это и является моей целью. Потому что, если арестованный лжет, чтобы прославиться, или по каким-то другим причинам, это значит, что убийца до сих пор на свободе. А теперь разрешите мне заняться своей работой. Вдруг вы арестовали не того человека? Вы же захотите узнать об этом сейчас, а не на пресс-конференции окружного прокурора, посвященной вашему провалу?

Никки ужасно понравилось, как Уолли выпучил глаза.

— Ладно, Хит. У вас есть одна попытка. Вперед. Я буду наблюдать за вами.

Когда детектив Хит открыла герметичную дверь комнаты для допросов, глаза Хэнка Нормана Спунера загорелись. Она села за стол, и на губах арестованного появилась улыбка — слишком широкая, по мнению Никки. Она ничего не сказала. Первое впечатление всякий раз оказывалось самым ценным, и для того чтобы получить его в чистом виде, Хит постаралась забыть об остальном: о важности дела, о волнениях последней недели, о зрителях — Айронсе и других, стоявших по другую сторону зеркального стекла. Никки Хит, как обычно, взглянула на подозреваемого глазами новичка.





Он не брился со вчерашнего дня, но тем не менее выглядел опрятно. В досье было сказано, что ему сорок два, однако она скинула бы ему лет семь — благодаря худобе и мальчишескому лицу. И аккуратно подстриженным, разделенным на пробор рыжим волосам. Не ярко-рыжим, скорее, золотистым. Вчерашняя щетина имела более светлый оттенок, отчего ее почти не было заметно на щеках. Хит увидела, как под ее взглядом он начинает розоветь. Но он продолжал улыбаться — слишком дружелюбно, слишком фамильярно. Зубы у него были желтоватыми, и он знал это, поскольку старался улыбаться, не показывая их. Руки мужчина сложил на коленях под столом, так что осмотр их пришлось отложить. Никки считала, что руки человека весьма красноречиво говорят о нем — пожалуй, откровеннее бывают только глаза. Его глаза были прикованы к ней, и выражение их можно было назвать не иначе как блаженным. Он спокойно выдерживал ее взгляд. Ее первое впечатление подтвердила его вступительная реплика.

— Не могу поверить, что передо мной настоящая Никки Хит.

Хэнк Спунер был ее поклонником.

Она решила пока не обращать на это внимания и сохранила должную дистанцию, опустив взгляд на досье. На чувствах поклонника можно будет сыграть позже, если возникнет необходимость, решила она. В данный момент следовало слушать и пытаться разгадать его. Если перед ней действительно сидел убийца, Никки нужно было искать информацию, подтверждающую это. Если он лгал, требовалось обращать внимание на несовпадения в его ответах, чтобы опровергнуть признание. Хит сделала то, что обычно делала во время допроса: постаралась взглянуть на подозреваемого внимательно и беспристрастно.

— Мне нужно получить от вас кое-какие разъяснения по поводу вашего заявления.

— Вы их получите.

— Но сначала я хочу подробнее узнать о вашем прошлом.

— Спрашивайте, детектив.

— Когда вы работали охранником, у вас были неприятности с полицией.

— На самом деле это было просто недоразумение.

Звякнули наручники, и он поднял руки, как бы желая отмахнуться от обвинения. Хит не удивилась, увидев безупречный маникюр, чистые тонкие пальцы с едва заметными веснушками. Веснушки проступали и на щеках.

— В документах сказано, что вы воровали вещи из офисов и преследовали женщин в домах, которые вам было поручено охранять.

— Повторяю, это недоразумение. Я действительно взял на время кое-какую технику, ну, знаете, компьютер и принтер, но собирался их вернуть.

— А преследование?

Он приложил руку к сердцу.

— Мне на горьком опыте пришлось узнать, что если ты ничтожный охранник, который сидит в вестибюле дома, то лучше даже не пытаться приглашать девушку на свидание.

— У вас три судебных запрета приближаться к женщинам.

— Это я и имел в виду, говоря о горьком опыте. — Арестованный опять улыбнулся, и Никки уткнулась в желтую папку.

— В течение последних десяти лет вы работали на круизных лайнерах?

— Верно. Ну, с небольшими перерывами.

— Какой конкретно работой вы занимались?

— Так, разное, то да се. Немного работал в казино, обслуживал игровые автоматы. Работал на палубе. Ну, знаете, расставлял шезлонги, выдавал полотенца, был спасателем.

— Вас уволили с корабля в две тысячи седьмом году.

— Только потому, что я отказался от перевода в бармены. У меня сильная аллергия на цитрусовые. — Хит подняла голову и вновь окинула мужчину долгим, пристальным взглядом. Он заерзал на стуле и начал объяснять: — Да, именно так. А попробуйте найти во время тропического круиза коктейль, в котором не было бы лимона, апельсина или лайма.

— Никогда о таком не слышала, — отозвалась она.

— Это и была настоящая причина, я не лгу. В детстве я чуть не умер от анафилактического шока и отказался идти в бармены наотрез, вот они меня и вышвырнули.