Страница 14 из 19
Афанасьев ответил честно:
— Пока не знаю. Непрерывно ломаю голову — и все зря. Будем думать еще, будем ждать… Стоп! Идет наш страж. Давай ругаться.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Подкованные солдатские сапоги гремели по камню.
Афанасьев поспешно пересел на свою койку. Звуки замерли, часовой остановился у двери.
— Все американцы скоты! — громко сказал Афанасьев.
Вэдж принял угрожающую позу.
— Поговори! Башку разобью!
Лицо часового прильнуло к решетке окошка.
— Тише, парни! Чего вы не поделили?
Арестанты не ответили. Часовой оглядел камеру, повернулся, медленно побрел прочь…
Дня через три однообразие заключения нарушилось. Утром, сразу после завтрака, за Вэджем пришли солдаты и увели его в контору. В первый раз за пять месяцев Афанасьев остался один.
Время тянулось отвратительно медленно. По солнцу Афанасьев определил, что прошло не менее двух часов.
«Что случилось? Неужели Майкла переведут отсюда?.. Я останусь один. Один!..» — От этой мысли стало страшно.
Он подбежал к двери и прислушался. Из коридора доносились голоса и шум шагов. Люди остановились у двери.
— Здесь! Прошу вас, сэр! — услышал Афанасьев, и узнал голос О’Бриена.
Афанасьев на цыпочках отступил и сел на койку. Дверь растворилась, в комнату вошел Картрайт.
Афанасьев с усилием поборол инстинктивное желание вскочить, броситься к офицеру, схватить его за горло. Не вставая, он повернулся спиной к вошедшему.
— Здравствуйте, лейтенант! — сказал Картрайт по-русски.
— Здравствуйте, лейтенант, — ответил Афанасьев по-английски. Он не изменил позы, не взглянул на вошедшего.
Картрайт улыбнулся, снял фуражку.
— А… а! Научились по-английски. Разрешите сесть?
Офицер сел на койку Бэджа, махнул рукой О’Бриену, стоявшему в дверях. Сержант исчез в коридоре.
Несколько минут Картрайт молча с любопытством рассматривал Афанасьева.
— Д… да… — пробормотал он сквозь зубы. — Вы изменились, но узнать вас можно… Кстати, я не лейтенант, а капитан.
— С повышением, — насмешливо произнес Афанасьев. — Ну и подлец же вы, Картрайт!
— Я? — удивился капитан. — Разве я действовал по своей воле? Я хотел вам добра, но полковник…
— Виноват. Вы лакей подлецов!
Картрайт нетерпеливо двинул ногой, хотел ответить резкостью, но сдержался.
— Не ругайтесь! — попросил он. — Знаете ли вы, что я принес вам свободу?
— Что? — не понял Афанасьев.
— Свободу, — не смущаясь повторил американец. — Вы сможете выйти отсюда, вернуться к нормальной жизни.
Афанасьев опешил. «Шутка? Или обстоятельства изменились?»
— Вы серьезно? Я могу вернуться на Родину?
— Жить можно не только в России, — уклончиво ответил Картрайт. — Перед вами откроется вся Европа… И Париж, и Монте-Карло. Все будет для вас… Если вы захотите…
Он сделал паузу. Афанасьев молчал.
«Вот как. Опять какая-то очередная гнусность… Однако надо узнать… дослушать его до конца…»
— Итак, — продолжал Картрайт, не глядя на Афанасьева, — вы можете освободиться, если согласитесь на два условия. Первое: в Россию вы не вернетесь. Нечего вам там делать, да и не можем мы вас отпустить. Второе: вы должны забыть и лагерь, и причину, по которой сюда попали. Словом забыть прошедшее, словно его и не было. Вы дадите нам письменное заявление о том, что отбыли заключение законно. Причину после придумаем… — Американец поднял руку предупреждая возражение. — Слушайте до конца, потом выскажетесь. Теперь я буду вполне откровенен, сейчас поймете почему. Никто не давал нам права засадить вас. Мы поступили противозаконно. Это на свой риск сделал старый дурак полковник. Джекобс — трус и карьерист; он согласился и меня втянул в эту историю. Мы оба сделали подлость, я это признаю. Но теперь хотим ее исправить. На свете нет ничего непоправимого. Давайте мириться! Оставайтесь у нас, и вы не пожалеете! Сейчас открывается иное поле деятельности. Вся Европа будет для вас открыта. Вы получите деньги, у вас будет вилла, автомобиль… женщины. У вас будет все, если вы станете нашим. Забудьте нанесенную вам обиду! Забудьте Россию, где вас не оценят. Вы будете работать в Венгрии, у ваших недавних врагов. Там широкие воз…
— Вы с ума сошли! — резко перебил Афанасьев. — Советский Союз и Венгрия заключили перемирие. Теперь, возможно, мир. Я не знаю.
— Именно! — подтвердил Картрайт. — Вы оторвались от жизни и не знаете, что в Венгрии возродился фашизм. Там много осталось гитлеровцев. Демократические страны и США в первую очередь должны навести порядок. Вы могли бы очень помочь и нам… и даже вашей Родине!
«Лжет… — гневно подумал Афанасьев. — Лжет не краснея! Венгрию освободили наши, там не было американцев. Это похоже на то, о чем рассказывал Майкл. Не новая ли пакость против народной республики…»
— Помочь вам? — Афанасьев ехидно усмехнулся. — Организовать в Венгрии подрывную работу. Этой помощи вы от меня хотите?
— Я вижу мы все так же упрямы и неразумны, — холодно сказал Картрайт. — Мы желаем вам только добра. На родине вас давно считают погибшим и прекратили поиски. Никто не ждет вас там. Ни мать, ни невеста. Для них вы мертвы. Так зачем вам Россия? Соглашайтесь и вы найдете новую родину, которая щедро вознаградит вас.
— У советского человека только одна Родина. Идите к черту!
— Вам мало этого урока? Хотите остаться здесь до смерти? Отсюда не убежишь.
— Знаю!
— И все-таки не хотите получить свободу?
— Такую «свободу»! Не хочу!
— Напрасно… Вы просто не в своем уме, если отказываетесь. — Картрайт поднялся, взял фуражку. — Это ваше последнее слово? Ведь вам нельзя вернуться в Россию.
— Почему?
Тонкие губы американца искривились.
— Потому, что вы долго пробыли у нас. Вас все равно сочтут за шпиона и посадят в тюрьму. Никчемное донкихотство.
Афанасьев не сдержался. Американец показался ему гнусным до предела. Эти слащавые уговоры, эти угрозы и цинизм! Николай вскочил с койки и выкрикнул прямо в лицо капитану:
— Вы бездарный идиот! У нас умеют разбираться, кто шпион, а кто честный человек. Я молчать не стану!
— Мы в этом уверены, — любезно подтвердил Картрайт и наклонил узкую голову, рассеченную пополам ровной ниточкой пробора. — Поэтому и предлагаем вам: либо помириться с нами, остаться у нас навсегда и забыть Россию. Либо быть уничтоженным! Поймите — другого выхода нет. Лагерь скоро ликвидируется. Куда мы вас денем?
— Вы намерены убить меня?
— Нет, зачем? Этакого греха не возьмет на душу даже Джекобс. Есть иные способы… На днях мы отправляем небольшую партию заключенных на строительство в Арктику. Шпионов, убийц и тому подобных… Условия там очень суровые, да очень. Вы попадете в первую очередь… дня через три, если мы не договоримся. И, возможно, умрете там естественной смертью. Во всяком случае пробудете там долго. Теперь вы знаете все. Ваша жизнь в ваших руках.
Чувство омерзения, какое приходилось испытывать на охоте в лесу, встречая гадюку, все сильнее охватывало Афанасьева. Он медленно поднялся, еще не отдавая отчета в том, что сделает. Картрайт попятился к двери.
— Вот что, мистер! — Афанасьев с усилием развел пальцы, сжимавшиеся в кулак. — Убирайтесь отсюда не медля! Не то я забуду достоинство советского офицера и ударю вас!
Картрайт схватился за кобуру, закричал визгливо:
— Угрожать! Мне! Да я вас…
Он топнул ногой, неожиданно рассмеялся гаденьким захлебывающимся смехом.
— Ладно… Я вытащить вас хотел из ямы. Не согласны — туда вам и дорога. Отправитесь на самолете, с комфортом! Когда полетите вблизи Советской зоны, кланяйтесь вашим большевикам.
Последние слова Картрайт выкрикнул из коридора. Дверь захлопнулась, заскрипел замок.
«Какая гадина!.. Напрасно я погорячился, мог бы узнать побольше… Хотя зачем, поздно… Значит снова мука, может быть смерть… Конец… Но… но… Он сказал самолет?.. Полетим близко от Советской зоны оккупации. Самолет. Значит людей немного…»