Страница 13 из 18
Но тот стучал зубами больше от испуга, чем от холода и крепко держался. Меня стало поколачивать, весь хмель, что ещё оставался, сразу вышибло. Сверху мелькнула тень, это один из сержантов в спринтерском беге обогнул холм и, пробежав по плотине, спустился по лестнице.
— Давай, подними его сюда, я помогу. — Он протянул руку.
Крякнув от напряжения, я выпихнул мальчишку к сержанту. Он его тут же подхватил и поднял наверх. Следом начал подтягиваться я, но вдруг перекладина оторвалась от решетки, и я сорвался вниз, в последний момент, схватившись за другую железину. Вынырнув из потока, услышал крик:
— Серёга держись!
Мимо меня, фыркая как морж, кто-то пролетел в трубу. Свободной рукой я схватил его за руку. Из потока вынырнула голова и, отбила зубами чечётку:
— С-с-сер-р-рёга, держись.
Савин судорожно вцепился в мою руку. Блин, он ещё на мою голову!
— Сам д-держись п-п-прд-дурок.
Что-то треснуло, и арматурина решетки отогнулась. Млять, да что это такое? Ей, как назло, сейчас приспичило сломаться? Ещё этот, спасатель, мля!
— С-с-сав-в-вин, как-к-ого хрен-на т-ты сюда п-п-полез?
Снаружи что-то кричали, но слышно не было. Над решеткой показалась голова сержанта. Сквозь сильный шум воды я услышал:
— Руку, руку давай! Тяни его сюда.
Он свесился и протянул руку. Ругаясь и заикаясь от холода, я стал подтягивать Савина ближе.
— Д-держ-жи его. Олег, т-т-тянись д-д-д-давай!
Еле-еле, сил хватило вытянуть Савина до решетки. Тот ухватился за неё, подтянулся и, вынырнув снаружи, с помощью меня и сержанта поднялся наверх. Теперь я. Но ноги свело судорогой, руки ныли от напряжения. Резко рванул тело к нижней перекладине, где уже маячили руки сержанта. Ещё чуть-чуть…
Крак!
И меня, с частью проклятой решетки, быстро понесло по трубе.
Бум! Ударился боком и сразу головой. Бросил железо и сгруппировался. Бам! Аквапарк, мля! Хватанул воздуха в одном из изгибов трубы, и опять поток, который, как показалось, ещё больше ускорился. Стенки трубы не ощущались, отшлифованные водой за долгие годы. Только из-за изгибов трубы я получал болезненные удары. Удар боком, спиной, опять боком. Успел подумать — крутит как в стиральной машине…
Удар! Темнота.
Глава 3
Не знаю как у других, но во сне я сам себе царь и бог, в смысле всегда понимаю, что это сон. Крут без меры и надумать что-нибудь этакое, как, например, крупнокалиберный пулемёт с бесконечным зарядом, или лазерный меч. Да без проблем! Все могу. И то, что наяву не получается, тоже могу. Тут все приёмы проходят как по маслу…
Вот и сейчас кругом одни враги, а я как Джеки Чан, Жан-Клод ван Дам и Стивен Сигал в одном флаконе. Одним махом всех злодеев побивахом. А что? Лезут и лезут…
Вот чего не могу надумать, так ограниченного количества врагов. Они плодятся самостоятельно. Какая-то злодейская прогрессия…
Только кончились твари с автоматами, как полезли террористы с бомбами, собранными из бутылок с жидкостью. А я знаю — что делать! Сливать. Режу ножом бутылки, но почему-то ничего не льётся.
У всех террористов лица мертвецов. Они с улыбкой лезут ко мне, держа в синюшных руках ручки активаторов. Хоп! У меня четыре, шесть, восемь рук, но террористов становится много и зажать все кнопки не выходит. Мертвецы ещё больше щерятся и одновременно отпускают кнопку…
Бабах!
Я оказываюсь на дне огромной воронки. Жив и цел. Вот так — это мой сон, сколько бы вас ни было!
Ой! Сверху сыпется земля. Вижу тучную фигуру с огромной совковой лопатой.
— Я тебя закопаю! — орёт Громин и очередная порция грунта летит на меня. Изворачиваюсь и, выпрыгнув, оказываюсь на лопате. Громозека хохочет и делает резкий взмах. И что? Лечу. Во сне все летают! Бам! Ударился обо что-то жесткое. Оглядываюсь. Около меня сидят Савин и Расулов с пивными кружками. Ильяс чистит тарань, а Олег сдувает пену и возмущенно говорит мне:
— Чё смотришь? Вытаскивай нас отсюда!
Откуда вытаскивать? Ещё раз осматриваюсь. Да мы на вершине горы! Вершина плоская, а со всех сторон обрыв. Лысый Горшок что ли? Но не такой. Ну и сон у меня.
— И как вас выта…
На вершине никого. Савин и Расулов исчезли. Остались только пустые пивные кружки и шелуха чешуи, да кости от тарани. Хоп — исчезает и гора, а я лечу вниз, причем имеется рюкзачок и колечко. Хлопок! — это раскрылся парашют. Вот так! Бум! Упал на что-то, и сразу накрыло куполом. Запутался. Выбираюсь с матом, что-то у парашюта конструкция очень на пододеяльник похожа.
Ха! А я и не заметил, как проснулся! Откинул одеяло, зевая и потирая заспанные глаза я поплелся… а куда я поплёлся? А, в туалет, конечно. Обычный утренний маршрут. Пока шел, сознание отмечало некие несусветности, но пока ещё полусонное состояние ничего не понимало. Из туалета завернул в ванную. В ванную? Какая ванная? Я вроде у Савина остановился, а у него чугунных ванн не было. Хм, где это я? И вообще, все странно, чуждо и одновременно знакомо. Сунул голову под кран. Холодная вода взбодрила. Умыл лицо, шею, уши. Теперь, чтоб окончательно проснуться, осталось почистить зубы и выпить горячий чай. Рукой нащупал полотенце и, вытерев голову, посмотрел в зеркало.
— А-а-а-а!
Чтоб не упасть, ухватился руками за полотенцесушитель и край ванной. Отдышался и, приподнявшись, опять взглянул в зеркало.
Что это? Кто это?
На меня смотрела маленькая голова, с копной русых волос и очень испуганное конопатое лицо. Это кто? Это я? Показал язык, отражение повторило. Это что, кошмар продолжается? Я всё ещё сплю? Ущипнул себя — больно. Значит не сплю.
А как это?
— Серёженька, что случилось? Ты чего кричал?
В ванную заглянула моя мама. Такая молодая! Чуть в обморок не свалился. Я сглотнул и, почему-то, прошептал:
— Ничего, мам, обжегся просто. Горячую воду включил. — Даже голос свой не узнаю.
— Сильно? Дай погляжу.
— Нет-нет, мам, ничего. Совсем не болит.
— Ладно, — кивнула мама, — тогда чисти зубы и завтракай. В школу не опоздай. Я там на столе три рубля оставила. Как из школы пойдёшь, зайди в магазин. Купи хлеба, молока, сметаны.
— Не забудь, — мама улыбнулась, протянула руку и закрыла мне рот, — ну, всё, я побежала.
Я как завороженный проводил её до выхода и ещё долго стоял, тупо смотря на закрытую дверь. Вот это я попал! Как так вышло? Фантастика. А вспомнил! Желание! Я же загадал желание. Вот так шутка! И надо же было тогда по радио услышать Стаса Пьеху про плацкартный билет в детство. Я и набрал тогда «Хочу в детство». Хорошая шутка была. Дошутился, придурок. Получил билет в детство! А кто знал, что сбудется?
У большого зеркала пристально рассматривал себя. Провел рукой по взъерошенным волосам, по худым плечам и груди, где отчетливо проглядывались ребра. Худой я был, худым и вырос… вырасту. Если домой, то есть, обратно не попаду. Оттянул резинку трусов и глянул туда. М-да. Неужели он такой был?
И что мне делать на данный момент? В школу идти? А что остаётся? Какое хоть сейчас число? Я кинулся к окну — там бушевало лето. Стоп, какое лето? Или осень или весна раз в школу надо идти. Судя по яркой зелени — весна, а по градуснику, что висит прямо за стеклом — на улице жара. Двадцать шесть в тени, и это утром в полвосьмого. Что будет к обеду? Скорей всего сейчас май, а какой год? По моей детской физиономии не разобрать. Тогда где узнать? Дневник! Я побежал в комнату. Так, где тут у меня портфель… тьфу, какой портфель? Вот сумка с учебниками. А, нашел, вот дневник. На нем было написано, что я ученик седьмого «А» класса, семидесятой школы. М-да, чудеса. В восемьдесят четвёртый год попал! Попал, так попал. А день недели? Какие хоть уроки будут? Мать ети, что я там скажу, если к доске вызовут? Что я вообще скажу? Как себя вести?
Взгляд коснулся часов на стене. Ой, без двадцать восемь! До школы пять минут хода, но ещё надо узнать — какие уроки на носу. Быстро оделся в костюм, который заменял мне школьную форму и был привезён отцом из-за «бугра». Отец, его я так давно не видел. Опять уехал на службу рано, а вернется как всегда — за полночь. Я вздохнул, нашел ключи, благо, что помнил, где они всегда лежали, взял оставленные мамой деньги и, закрыв дверь, пошел в школу.