Подлетыши

— Давай, Илья, драпанем домой на неделю. Сейчас с кедров орехи сыпятся, кета прет на нерест.

Долго сидели вместе земляки, вспоминали родное село, потом Дегтярев сказал:

— Ну, а теперь давай — о делах нынешних. Настораживает меня кое-кто. Пока ты был у старшего мастера, поговорил я тут накоротке с воспитательницей Галиной Андреевной…

— Ну и что?.. Она уже успела наплести на меня с три короба. Да не слушай ты ее.

— Узнал я, что убегал ты с картофельного поля…

— Так ведь дождь лил…

— Куришь, пальцы-то пожелтели… И потом, Игорь, мы с тобой, верно, из одной деревни, однако между нами есть кое-какая разница… Ты сначала доживи до двадцати четырех лет, училище закончи, в армии отслужи с честью. Вот тогда, браток, со мной равняйся… А что, Игорь, давай заключим с тобой пари, договор то есть, не подводить друг друга. И пусть все знают: мы с тобой из одной деревни — Голубичной! Ну как, вник, согласен, земляк? — Илья с улыбкой вставил из словечек подростка — «вник». — Кстати, где ты таких развеселых словечек поднабрал, как пес Полкан на хвост репейников? Неужели на картошке успел? В нашей деревне, кажется, так не говорят.

— Да ну тебя, Илюха, — засмеялся Мороков, — не успели встретиться, а ты уж притомляешь меня воспитанием. Ты лучше расскажи, как там в Голубичной. Мамка моя ничего не передала, дядя Миша все на пасеке? — так Игорь называл третьего отчима. — А тетя Надя, мать твоя, строит дом? Вот кто, Илья, настоящий человек. Женщина, а терем строит! Уж сколько лет она добивается своего, мне бы такую силу воли.

Игорь поднял с земли рюкзак и подался к общежитию.

Глянул милиционер на грубоватое лицо Игоря Морокова, на его костистое сложение и сразу решил: этого парня только назначь старшим, он-то уж заставит до пота трудиться своего подчиненного. Так и стал Игорь начальником над Сергеем Порошкиным. Но тут милиционер промахнулся. Сам Игорь, верно, рьяно рубил топором кустарник, стаскивал в кучу — расширяли улицу города, — а товарища не принуждал да еще успокаивал:

— Не горюй, Серега, замполит — мой лучший друг детства, — говорил ломким баском, — он уж постоит за нас. Если турнут, махну я в леспромхоз сучкорубом. И ты айда со мной, Серега. Ну что ты повесил нос да все смотришь в сторону училища? Неужели успел прикипеть?.. Тебя отфутболят — и ты забудь. Земля большая, везде романтика.

Ребят отвлек от тяжелых мыслей Дегтярев. Незаметно подошел к ним, бодро спросил:

— Что вы, парни, приуныли? Или не все положенные блюда выдали вам в ресторане «Люкс»? А, понимаю и сочувствую: не по специальности и призванию подкинули работенку, так ведь?

Еще не зная, с чем пожаловал замполит: с вестью об изгнании из училища или с чем-то радостным, парни шмыгали носами, бестолково ухмыляясь. Хоть провались от насмешливых слов замполита…

— Дай, Илья, с горя закурить, — попросил Мороков.

— Вырастешь большой, вот тогда и покуришь вдоволь.

— Нас турнут или нет? — спросил Порошкин. — Было б за что…

— И не подумают даже, — заверил Дегтярев. — Решили так: посадить вас на Доску почета, в золотые рамочки…

— Да хватит тебе, Илья, острить, — обиженно прогудел Мороков.

Ребята переминались с ноги на ногу, стараясь уловить в словах замполита опасную суть.

— И без тебя Серега вон с лица сошел. Заступился бы лучше. А за это дай нам любую работу — все перевернем! И потом в долгу не останемся… Понимаешь, Илья, вчера был день рождения дяди Миши, отчима моего. Ты его знаешь, добрячий мужик, правда? Идет он получать зарплату и ребятишек за собой тянет. Накупит им полные карманы конфет, шагает улицей и песни распевает, у самого же — ни в одном глазу. Вот такой потешный мой батя! Ну вот, уселись мы с Сергеем в клумбу цветов, пьем ситро. Да ради дяди Миши можно бы и вино раскупорить, но денег ни гроша. В колхозе все копейки расфукали. Сидим в цветах, тянем по очереди из горлышка, тихо разговариваем про жизнь. Подвалили к нам три лба с красными повязками на рукавах и сразу напали: «Вы чего тут хулиганите?.. Ну-ка, — говорят, — дыхните… А-а, лимоном заели. Все ясно… Пошли в пикет…» Верно я рассказываю? — Мороков повернулся к молчаливому Сергею, тюкающему топором по корню куста. — Мы же не виноваты!.. Нет, я молчу… Меня обида гложет. Серега, расскажи, как дело было, я больше не могу.

— Нехорошие эти дружинники, — вроде бы посочувствовал ребятам Дегтярев. — Их не трогают, они все равно нападают. Что и говорить, тяжела судьба подростка. Ладно, парни, верю вам. Нам целых два года вместе жить и учиться, как же не верить друг другу?

Обнадежил, успокоил Дегтярев провинившихся, но сам еще не знал, удастся ли ему оставить их в училище. Перед тем, как идти в милицию, он выгораживал бедолаг перед старшим мастером, завучем, перед директором. Все стояли на отчислении ребят. Особенно усердствовал Парков. Дегтярев надеялся лишь на поддержку мастера Ергина, хотя у того был полный состав группы…

Глава вторая

За дверью кабинета Дегтярева кто-то запокашливал, нерешительно трогая ручку. Наконец порог переступил столяр Коновалов, высокий, сухопарый, лет за шестьдесят ему.

— Здравствуйте, Демьян Васильевич! — приветствовал Коновалова Дегтярев. — Отчего мой сосед так несмело заходит?

Коновалов снял суконную, блином, фуражку, пригладил ладонью реденькие светло-серые волосы и важным тоном ответил:

— Захожу с уважением, как и положено к должностному лицу заходить. Примите меня, товарищ замполит, и давайте поговорим серьезно и основательно.

Коновалов расстегнул старый бостоновый пиджак, в швы которого въелась древесная пыль, прочно сел на стул, — устроился надолго.

— Ну и как вы уживаетесь в одной избе с Ергиным? — неожиданно спросил Илью. — Еще не выкурил он вас брехалками? Советую: пока не поздно, переселяйтесь ко мне. Монатки перетащить помогу…

Илье пообещали квартиру не раньше как через полгода после назначения в училище. Собрались вместе директор, старший мастер и завуч, — стали решать, куда поселить новичка: в общежитии предоставить ему комнату или выкроить подходящее место в учебном корпусе. Но опять же, если обосноваться Дегтяреву в училище, тогда не жди покоя ни днем, ни ночью. Какой там отдых, на рабочем объекте…

— Рядом дома частников, — вежливо сказал директор. — Частники сдают времянки и комнаты.

— У Коновалова и Ергина тоже свои дома, — заметил хмурый завуч. — Люди хорошие…

— К столяру?.. — рассеянно улыбнулся директор. — К столяру Коновалову не надо бы… А вот у Ергина, думаю, поселиться можно.

Позвали мастера Ергина. Тот вскоре пришел. Годами за пятьдесят, невысокого роста, сухопар; под кустистыми, черными, с проседью бровями быстрые, хваткие глаза.

— Не везет нам, Елизар Мокеич, с замполитами, — начал издалека директор. — Бегут от нас замполиты. Оно и понятно, отчего бегут: работа адская, результатов годами не слышно, не видно, и талант воспитателя — редкость, да и нервы надо иметь железные… Знакомьтесь: новый замполит… После пединститута ушел в армию, после армии — к нам.

— Ну и пусть работает на здоровье, — Ергин сдернул с вьющихся, когда-то смолисто-черных, теперь сплошь седых волос кожаную кепку-восьмиклинку.

— Илья Степанович, — продолжал учтиво директор, — квартиру получит не сразу, жить ему сейчас негде…

— Вон о чем вы! — Ергин пронзительно глянул на Дегтярева. — Да поселяйтесь у меня. Угла не жалко, — и спешно вышел из кабинета.

…Гуляли по училищу слухи, будто столяр Коновалов не дает прохода мастеру Ергину — уличает его в сочинительстве баек, и где — в стенах училища! А байки подхватывают ребята… Однако успел Дегтярев заметить: если почему-то не было на работе Елизара Мокеича, то именно в это время крайне нуждался в мастере столяр; он неприкаянно бродил по мастерской, у каждого встречного спрашивал: не видел ли кто Ергина? Жили они рядом. Дегтярев не раз наблюдал: копался в саду Ергин — и Коновалов непременно что-нибудь начинал делать на своем подворье. Жены их бегали друг к дружке то одно занять, то другое или просто так, посудачить. А вот мужья, кажется, сходились только для того, чтобы хоть в чем-то да подзучить один другого…