Мы не мафия, мы хуже

– Поцеловав ее, перевернулся на правый бок. – Завтра все обговорим.

– Так, – кивнул, рассматривая свои ногти, Бугор. – Значит, ты все им сказал?

– Нет, Бугор, – испуганно ответил стоявший у стены парень. – Просто…

– Надо подстричь ногти, – не слушая его, буркнул Бугор и, взял с подоконника ножницы.

– Ты не так понял, – испуганно продолжил парень. – Я только сказал…

– Что же вы меня, псы, перед москвичонком опозорили? – аккуратно подстригая ногти, укоризненно проговорил Бугор. – Что они обо мне теперь мыслить станут? И бабки я, можно сказать, из-за вас потерял. – Вздохнув, взглянул на второго. – Почему они вас не прибили? – Он хмыкнул. – Наверное, вы с ними по своим разошлись. Они вам не заплатили?

– Да ты что, Бугор! – недовольно повысил тон второй. – Мы… – Не договорив, отскочил назад.

Стоявший перед Бугром парень, охнув, успел прижать ладонями закругленные концы ножниц.

– Ты что? – прохрипел он и бухнулся на колени. Стукнувшись головой об пол, замычал.

– Псина, – негромко бросил Бугор и мощным футбольным пинком разбил ему лицо. – А ты, – повернувшись, тяжело взглянул на другого, – можешь жить. Но даже дышать будешь, когда я скажу. Понял?

– Конечно, – торопливо, не сводя с него перепуганных глаз, проговорил парень. – Я, собственно…

– Все, – махнул рукой Бугор. – Дергай. Скажи похоронщикам, чтоб заскочили.

– Понял. – Снова кивнув, парень спиной открыл дверь и выскочил.

– Что это ты делаешь-то? – проворчал сидевший в углу перед телевизором невысокий высохший старик. – Прям на хате кровушку пущаешь. А ежели этот тебя счас мусорам продаст? Мозги твои куриные, – вздохнул он.

– Хорош, дед, – недовольно буркнул Бугор. – Ты говори, да не заговаривайся. – Что? – ожег его взглядом старик. – Да ты никак на меня рычать начинаешь? Зажрался ты, внучатый, ведь ежели не я, то сидел бы ты сейчас в тюряге и…

– Он, – пнул неподвижное тело Бугор, – сдал меня, козел. Что же я должен…

– Убить, – согласно кивнул дед. – Но не здеся и не сам. Ведь у тебя шестерок полнехонько. Ну а ежели уж невтерпеж, решил сам исполнить, то наедине надобно. Или уж и второго кончал бы. – Подрагивающей худой рукой старик взял золоченый портсигар и достал тонкую папироску.

Бугор шагнул вперед и, щелкнув зажигалкой, дал ему прикурить.

Затянувшись, старик закрыл глаза.

– На страхе дела не делаются, – не открывая глаз, поучительно проговорил он. – Ведь теперича этот, который ушел, в любое время тебе меж лопаток нож сунет. Из-за страху, что ты его убить могешь.

– Да все путем, дед. – Бугор закурил. – Не те времена сейчас, когда вы друг с друга спрашивали. И сейчас эти воры в законе имеются, и сходняк собирают, и все прочее есть, только бал сейчас не они правят. Я вот этого пса завалил, и что? – усмехнулся он. – Второй рта раскрыть не посмеет. Потому что, если меня возьмут, ему жить останется от силы полчаса. Сейчас миром правит мафия. Я только пешка в большой игре. А те, – он мотнул головой вверх, – кто надо мной, тоже всего лишь шахматные фигуры, хотя и строят из себя крутых. А вот над ними стоят те, кто играет и мной, и ими. Только этого они не понимают.

– А вот туточки, – пыхнул дымом дед, – я с тобой, внучатый, несогласный. Мафия, – едко повторил он. – Ведь не наше это, не русское. Вот братва, шайка, банда – знакомо и уважением пользуется. Вернее, страхом. А эти твои мафиозники, тудыть их мать, – он плюнул, – силу имеют, потому что деньга большая у их есть. Ну а ежели прихватит государство за задницу и запрет в камеру, куда вся ихняя мафия денется? – Он улыбнулся бескровными губами. – И заместо кресел бархатных будут на параше сидеть. Ежели, конечно, здеся где-то в тюрьме сидеть будут, то так и останутся королями. Ты им и в лагере завтрак будешь к нарам подносить. А вот на дальняк попадут, – он усмехнулся, – где действительно воры в законе сидят, им там зараз веселенькую житуху устроят. А то, видите ли, он вор в законе, а ухо проткнуто для серьги и хвост пучком завязан, тудыть твою мать. Да настоящий…

– А есть они, эти настоящие? – перебил его внук. – Сейчас все под кем-то ходят. А если блатовать не по делу начнешь – сразу пулю слопаешь. Вон…

– Все, – не стал слушать его дед. – Иди, внучатый, за своими шестерками. Пущай труп убирают. Я что-то к крови брезгливый стал, – вздохнул он. – Наверное, свою смертушку чую. Ранее энтой крови столько видал, что… – Не договорив, махнул рукой. – Пущай убирают трупишко.

– Сейчас сделаем, – кивнул Бугор.

– И вот еще что, Мишаня, – остановил его старик, – все дела свои до хаты не доводи. Мне покой нужен. Вот похоронишь, тогды делай все, что вздумаешь. Если есть делишки какие-то, выезжай на природу али еще куды. Но чтоб на хате более мертвечиной не воняло, понял, внучатый?

– А как же, – ответил Бугор, – все понял. Это ты, дед, живешь на десять лет позже. Сейчас время другое.

– Сгинь с глаз моих, внучатый, – буркнул старик. Усмехнувшись, Михаил ухватил труп за ноги, потащил к двери.

– И пущай кровушку замоют, – велел старик.

От сильного удара в живот рослый мужчина сложился пополам. Боковой в висок уложил его на пол. Рядом двое парней в черных спортивных костюмах пинали вскрикивающего от боли толстяка.

– Ну? – Родион взмахом руки остановил избиение. – Будем и дальше в несознанку идти? Вы не с органами дело имеете, – засмеялся он. – Там, говорят, сейчас и то все отбивают. Где у вас цеха?

– Не знаю я, – подняв окровавленное лицо, прохрипел полный, – про что вы говорите. Нет…

– Елкин, – сказал Родион, – неужели ты никак понять не можешь – не уйдем мы, пока ты нам все на блюдечке с голубой каемочкой, как говорил Остап Бендер, не выложишь. Давай начнем снова, но это в последний раз. Ты делаешь вазы, фужеры и еще кое-что из хрусталя. Ты же был технологом на хрустальном заводе. Два года назад ушел и организовал свое дело. Работяг у тебя знакомых полно. Им зарплату продукцией отдавали, а ты живой монетой рассчитывался. Вот они к тебе и перешли. Но сейчас, Елкин, – достав сигарету, жестко добавил он, – время конкуренции. И выживают сильнейшие. У тебя все останется, тебе будут привозить продукцию, и все будет по-прежнему. Только ты будешь не зарабатывать на этом, а получать зарплату. Ясно? – спросил он и поднес огонек зажигалки к носу отдернувшего голову Елкина. – Есть другой вариант. Мы тебя просто убьем, и тогда ты ничего получать не будешь. Мертвым без разницы. А ведь тебе всего-то сорок два. К тому же тебе не нужны будут лишние хлопоты. То достать, то расплатиться с рабочими не забудь. Милиции бойся, налоговой полиции. А тут все будет по закону. Будешь бригадиром одного из цехов по изготовлению хрустальной…

– Знаю я вас, – сплюнул кровь Елкин. – Обещать вы горазды. А скажи, где все есть, вы меня сразу и…

– Дурак ты, Елкин, – улыбнулся Родион, – мы же не выбивать из тебя бабки присланы, а сотрудничество тебе предложить. И давно бы уже обмыли наш договор бутылочкой коньячка, а ты на дыбы встал. Да еще этот, – он кивнул на застонавшего у стены рослого человека, – спортсмен вздумал нам свое умение показывать. Ну? – Затянувшись, он выпустил дым в лицо Елкину. – Что решил?

– Кто вас прислал? – снова сплюнул кровь тот.

– А вот это, – покачал головой Родион, – тебя волновать не должно. Я же говорил тебе – все у тебя будет по-прежнему. Твои работяги и знать ничего не будут. Просто вместо того, чтобы искать покупателей или отвозить продукцию куда-то, ты будешь сдавать ее нам. В определенное время будет приезжать человек и привозить деньги. Цену обговорим позже, после твоего согласия. И полуфабрикаты тебе будут поставлять. Ты со своими работягами будешь доводить ее до продажного вида. В деньгах ты, конечно, потеряешь, но совсем немного. Цена закупочная будет вполне приличная. К тому же тебе не придется платить «крыше». Кстати, кто тебя охраняет?

– Да вот, – Елкин, сев, рукавом вытер кровь с подбородка, – моя «крыша». Лежит и дышать боится.

Родион рассмеялся.