Страница 51 из 98
— Сколько ни старайся, ничего не поможет, — сказал один из полицейских. — Он умер.
Я снова разжег погасшую «Баианос», а Хенци закурил сигарету.
— На этом можно подвести черту под делом об убийстве Гритли Мозер, — заключил я и усталым шагом направился по нескончаемому коридору к себе в кабинет. — А вам, Маттеи, желаю приятного полета в Иорданию.
Однако, когда Феллер около двух часов дня в последний раз явился со служебной машиной в «Урбан», чтобы везти Маттеи на аэродром, и когда чемоданы уже были погружены в багажник, тот вдруг заявил, что времени до отлета много и можно сделать крюк через Мегендорф. Феллер послушно поехал лесом. На деревенскую площадь они выбрались в ту минуту, когда погребальная процессия, длинная вереница безмолвных людей, как раз вступала туда. На похороны собралось множество народа из ближайших деревень и даже из города. Газеты уже сообщили о смерти фон Гунтена; у всех отлегло от сердца: как-никак, а справедливость восторжествовала. Маттеи вышел из машины и вместе с Феллером встал в толпе детей у церковной паперти. Увитый белыми розами гроб стоял на колеснице, в которую было впряжено две лошади. За гробом, предводительствуемые учительницей, учителем и пастором, по двое шли мегендорфские детишки, и каждая пара несла венок, все девочки были в белых платьицах. За ними следовали две черные фигуры — родители Гритли Мозер. Мать остановилась и посмотрела на комиссара полиции. Лицо ее словно окаменело, в глазах — пустота.
— Вы сдержали обещание, — произнесла она тихо, но так внятно, что Маттеи расслышал каждое слово. — Благодарю вас. — И пошла дальше, выступая прямо и гордо рядом со сгорбленным, разом состарившимся мужем.
Маттеи подождал, пока мимо него не прошла вся процессия: председатель общины, представители властей, крестьяне, рабочие, матери семейств, девушки — все в самой парадной, праздничной одежде. Все безмолвствовало под лучами предвечернего солнца, замерла и толпа зрителей, только слышались гулкие удары колоколов, громыхание колесницы и топот бесчисленных шагов по булыжной деревенской мостовой.
— В Клотен, — распорядился Маттеи, снова садясь в служебную машину.
Попрощавшись с Феллером и пройдя паспортный контроль, он купил в зале ожидания «Нойе цюрихер цайтунг». Там был напечатан портрет фон Гунтена, как убийцы Гритли Мозер, и тут же портрет Маттеи с заметкой о его лестном назначении. О нем говорилось как о человеке, достигшем высшей ступени служебной лестницы. Перекинув через руку дождевик, он уже шагал по летному полю, как вдруг заметил, что терраса аэровокзала битком набита детьми. Это были школьники, совершавшие экскурсию по аэропорту. Это были девочки и мальчики в яркой летней одежде; они махали флажками и носовыми платочками, взвизгивая от восторга при виде взлета и посадки гигантских серебристых машин. Маттеи остановился было, но тут же двинулся дальше, к стоявшему наготове самолету компании «Свисс-эр»; когда он подошел, остальные пассажиры уже заняли свои места. Стюардесса, проводившая отъезжающих к самолету, протянула руку за билетом Маттеи, но тот обернулся и, не отрываясь, смотрел на ораву детей, радостно и завистливо махавших руками готовой к отлету машине.
— Я не полечу, фрейлейн, — сказал он, вернулся в здание аэровокзала, прошел под террасой, набитой детворой, и направился к выходу.
Я принял Маттеи только в воскресенье утром, и не в своей «Boutique», а в официальном служебном кабинете, откуда открывается столь же казенный вид на Сильскую набережную. Стены увешаны полотнами признанных цюрихских живописцев — Гублера, Моргенталера, Хунцикера. Я уже получил порцию неприятностей и был донельзя зол — мне звонило из политического департамента сановное лицо, которое изъяснялось не иначе как по-французски. Иорданское посольство заявило протест, и Союзный совет сделал запрос, на который я не мог ответить потому, что и сам не понимал поведения своего бывшего подчиненного.
— Садитесь, господин Маттеи, — предложил я.
Официальность моего тона явно огорчила его. Мы сели. Я не курил и закуривать не собирался. Это встревожило его.
— Федеральное правительство заключило с государством Иордания договор, в соответствии с которым предоставило в его распоряжение специалиста по организации полицейского дела, — начал я. — Вы, доктор Маттеи, в свою очередь, заключили с Иорданией соответствующий контракт. Вы не пожелали ехать и тем самым нарушили оба договора. Мы с вами юристы, а посему разъяснения тут излишни.
— Конечно, — подтвердил Маттеи.
— В связи с этим прошу вас возможно скорее отправиться в Иорданию, — заключил я.
— Я не поеду, — ответил Маттеи.
— Почему?
— Убийца Гритли Мозер еще не найден.
— Вы считаете разносчика невиновным?
— Да.
— Но у нас его признание.
— Должно быть, у него сдали нервы. Еще бы: непрерывный допрос, безнадежность, чувство отверженности. Есть тут и моя доля вины, — вполголоса продолжал он. — Разносчик обратился ко мне, а я ему не помог. Я торопился в Иорданию.
Странное создалось положение. Еще накануне в наших разговорах царила полная непринужденность. А сейчас мы сидели друг против друга с официальным, чопорным видом, оба в парадных костюмах.
— Прошу вас, майор, передать мне это дело на доследование, — сказал Маттеи.
— На это я не могу согласиться. Ни под каким видом! Вы больше у нас не работаете, доктор Маттеи.
Маттеи в изумлении воззрился на меня.
— Я уволен?
— Вы поступили на службу к иорданскому правительству и, таким образом, ушли от нас, — спокойно пояснил я. — Договор вы нарушили — это ваше дело. Но, зачислив вас снова, мы тем самым косвенно одобрим ваш поступок. Поймите, это невозможно.
— Вот как. Понимаю, — произнес Маттеи.
— И ничего тут поделать нельзя, — заключил я.
Мы помолчали.
— Когда я по дороге в аэропорт завернул в Мегендорф, я видел там детей.
— И что же?
— За гробом шли дети, много детей.
— Ничего удивительного.
— И на аэродроме тоже были дети, школьники, целыми классами.
— Ну, так что же? — Я удивленно посмотрел на Маттеи.
— А что, если я прав, что, если убийца Гритли жив, тогда, значит, другим детям грозит такая же опасность? — задал мне вопрос Маттеи.
— Разумеется, — спокойно подтвердил я.
— А раз такая угроза существует, обязанность полиции защитить детей, пресечь возможность нового преступления, — с жаром подхватил Маттеи.
— Так вот почему вы не улетели: чтобы защитить детей, — медленно выговорил я.
— Да, потому, — ответил Маттеи.
Я помолчал. Поведение Маттеи стало мне понятнее. Да, согласился я, вполне возможно, что угроза для детей не устранена. В случае, если его, Маттеи, предположение правильно, надо только пожелать, чтобы истинный убийца как-то выдал себя или, на худой конец, в следующий раз оставил такие следы преступления, за которые можно будет уцепиться. Мои слова звучат цинично. Но это не цинизм, а жестокая правда. Власть полиции ограничена — и должна быть ограничена. Хотя на свете возможно решительно все, даже самое невероятное, но исходить надо из вероятия. Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что фон Гунтен виновен, впрочем, такой уверенности, у нас почти и не бывает. Мы можем говорить только о вероятии его виновности. Если отбросить домыслы о каких-то неведомых преступниках, единственным, на кого падает подозрение, остается разносчик. Он уже был повинен в преступлении против нравственности, при нем найдены бритвы и шоколад, на одежде у него обнаружена кровь, далее — своими торговыми делами он занимался также в кантонах Швиц и Санкт-Галлен, где были совершены два таких же убийства, и, наконец, он сознался сам и покончил с собой. Здравый человеческий смысл говорит, что убийство совершил фон Гунтен. Конечно, здравый смысл может дать осечку, а мы можем по-человечески заблуждаться. Но такой риск нам часто приходится брать на себя. Убийство Гритли Мозер не единственное преступление, которым мы вынуждены заниматься. Только что оперативная группа выехала в Шлифен. Кроме того, за нынешнюю ночь совершены четыре кражи со взломом. Даже по чисто техническим причинам мы не можем позволить себе роскошь повторной), расследования. Что было возможно, мы сделали. А дети всегда под угрозой. За год происходит свыше двухсот преступлений против нравственности. В одном только нашем кантоне. Надо инструктировать родителей, предостерегать детей, мы все это и делаем, но сплести такую частую полицейскую сеть, чтобы не оставить лазейки для преступлений, это не в наших силах. Преступления совершаются постоянно, и объяснять это следует вовсе не тем, что полицейских мало, а тем, что они вообще есть. В нас не было бы необходимости, не будь преступлений. Вот о чем нам всегда надо помнить. Он, Маттеи, прав, мы должны исполнять свой долг, и первый наш долг — не выходить за положенные нам пределы, иначе мы попросту создадим полицейское государство.