Страница 87 из 108
Вытянув сомкнутые ноги, лежа на груди, Дима направил на соседний скафандр луч своего фонаря.
— Плутон! А, Плутон! — тихо позвал Дима. — Ну, что же ты молчишь?
Послышалось слабое повизгивание. Сквозь прозрачный шлем растерянно и скорбно глядели преданные глаза собаки, словно она жаловалась и искала помощи у друга. Бедному Плутону было очень неудобно в огромном скафандре. Он то вытягивал передние лапы, стараясь просунуть их в воротник, чтобы подложить под морду, то поджимал их под грудь. От этих движений скафандр вертелся с боку на бок, вместе с ним вертелась и собака, и Дима должен был крепко прижимать его к себе, чтобы Плутон не измучился вконец.
— Тебе нехорошо, Плутоня моя? — касаясь своим шлемом шлема собаки, говорил Дима, и слабое ответное подвывание раздавалось теперь громким гудящим шумом в ушах мальчика. — Потерпи, потерпи…
Иван Павлович внимательно следил за курсом, за изменчивым рельефом дна мелководного в этих областях Карского моря. Отряд плыл, то поднимаясь, над мелями и подводными плато, то выравниваясь над глубинами.
Комаров был молчалив и задумчив.
Мысль о Коновалове не оставляла майора. Где он? Что делает? Кто знает, какие, может быть, еще более ужасные преступления он готовит сейчас! Скорее, скорее к шахте…
— Смотрите! Смотрите — раздался вдруг крик Димы.
Сверху широким веером навстречу путникам метнулось множество довольно крупных рыб. Следом за ними черной молнией мелькнула узкая тень с круглой головой и длинным телом.
— Тюлень на охоте, — сказал Иван Павлович.
С удивительной быстротой тюлень догнал рыбу. Раскрытая пасть со множеством мелких острых зубов схватила и мгновенно проглотила ее, словно втянув в себя.
В стороне, среди рассыпавшейся стаи рыб, виднелось еще несколько тюленей. Быстрота, ловкость и гибкость их движений были поразительны. Они извивались, как змеи, и почти без промаха настигали добычу. Стая рыб была очень велика, и, очевидно, совершала один из обычных переходов в поисках новых пастбищ. Чем дальше, тем гуще делалась она и, наконец, совершенно затемнила поверхность моря. Множество тюленей сопровождало стаю. Добыча шла так густо, что можно сказать, сама лезла в пасть охотнику. Часто тюлени, увлеченные преследованием, так близко подплывали к людям, что неожиданно оказывались в луче фонаря. И тогда Дима успевал рассмотреть их круглые, гладкие, словно прилизанные головы, осмысленное выражение больших глаз с необычайным зрачком в виде четырехконечной звезды, их запертые клапанами ноздри, подвижные, послушные ласты и все их гибкое тело, способное к самым необыкновенным акробатические упражнениям в воде. Ослепленные и растерянные, они кружились и метались в световом луче и через некоторое время, придя в себя и выпустив в испуге добычу, устремлялись вверх.
— Какие они ловкие! — воскликнул Дима. — Какие быстрые! Не то что на льду!
Его слова то и дело заглушал лай Плутона, наблюдавшего эту охоту и пришедшего в необычайное возбуждение.
— Родная стихия, — сказал Иван Павлович. — Вода для них значит больше, чем земля. Вода — это пища, а значит — жизнь.
Через несколько минут, когда люди пересекли уже путь стаи и поднялись ближе к поверхности, новое зрелище представилось их глазам.
Среди рыб начали быстро мелькать небольшие вытянутые фигурки с длинными гибкими шеями и крыльями, работающими, как весла.
— А это кто, Иван Павлович? — с недоумением спросил Дима. — Неужели птицы?
— Совершенно верно. Чайки на охоте.
Чайки с раскрытыми крючковатыми клювами преследовали рыб, пожалуй, так же ловко и быстро, как тюлени. Но справляться с добычей под водой им, несомненно, было трудней. Тюлень тут же проглатывал захваченную рыбу, не опасаясь благодаря особому строению горла проникновения воды в легкие. А чайка должна была извлечь свою извивающуюся и бьющеюся добычу из воды на воздух, чтобы полакомиться ею. Но чайки справлялись и с этой трудной задачей.
Вскоре стая и ее преследователи остались позади. Опять потянулась однообразная дорога в мутно-зеленой мгле. Время от времени вдали мелькала то одинокая рыба, то куча рачков-креветок, быстро сновавших во все стороны, то студенистая медуза, равномерно сжимавшая края своего прозрачного, как стекло, розового колокола. Порой величественно проплывала, испуская слабый зеленоватый свет, замечательная обитательница полярных морей, красно-бурая «северная цианея» — гигантская медуза с колоколом до двух метров в поперечнике и щупальцами, достигающими в длину часто тридцати метров. Они тянулись из-под колокола, как пучок бесконечно длинных, извивающихся водорослей.
Встречавшиеся на пути айсберги[93] Иван Павлович со своими спутниками большей частью огибал снизу. Иногда айсберги сидели так глубоко, что приходилось плыть под их изъеденными водой основаниями, совсем близко от дна. Тогда под лучами фонарей были видны ползающие по коричневому илу разноцветные морские звезды с длинными, раскинутыми по дну лучами-шупальцами, некоторые из них — с тельцами не больше крупной сливы и щупальцами длиной с человеческий палец. Они сплошь покрывали отдельные участки дна, и когда над ними проносились струи взволнованной винтами воды, они вспыхивали и сверкали фосфорическими искорками желтовато-зеленого цвета. Тогда по дну за проплывающими людьми тянулся длинный, переливающийся цветными огоньками хвост.
Попадались и знаменитые «головы горгоны» — большие офиуры[94] терракотового цвета с длинными ветвистыми лучами, сплетающимися вокруг в кружевную корзинку или шевелящимися на грунте, словно змеи в поисках добычи.
Подводные камни были покрыты похожими на мох бесцветными серовато-белыми мшанками, или асцидиями,[95] напоминавшими то лимоны, то помидоры — иногда прозрачные, как слеза, иногда словно заросшие давно не чесанной бородой.
На камнях, как красивые кубки и вазы из длинных, тесно прижавшихся друг к другу волнистых перьев, сидели морские лилии. Диму приводили в восторг придонные цветы морей — прекрасные «северные кисти» — колонии полипов,[96] похожие на настоящие растения с тонким, как карандаш, стеблем высотой до двух метров и гроздью склонявшихся на его вершине крупных цветов с длинными живыми, извивающимися, как змейки, лепестками. Раздражаемые струями воды, они зажигались разноцветными слабыми искорками и, долго не успокаиваясь, мерцали в подводной темноте.
Встречались бледно-лиловые голотурии,[97] или морские огурцы, наполовину зарывшиеся в ил, которым они питались. Камни бывали покрыты букетами из пестро окрашенных «морских роз» — актиний[98] с распущенными лепестками, колебавшимися в струях воды, словно от ветра.
Попадались и заросли водорослей, особенно морской капусты, широкие вырезанные листья которой напоминали зеленые лопухи. Дно было усеяно множеством моллюсков[99] в ракушках, полузарытых в ил.
Иван Павлович едва успевал отвечать на беспрерывные вопросы Димы и даже майора, которого эти картины молчаливой подводной жизни нередко отвлекали от тревожных мыслей.
Но большая часть пути проходила в средних глубинах, где можно было более или менее безопасно развивать наибольшую скорость.
Темнота все больше сгущалась, все реже и реже встречались просветы наверху. Иван Павлович объяснил, что, вероятно, на поверхности простирается сплошной лед. На короткие минуты слабый свет пробивался на ту небольшую глубину, которой держались путешественники. То были просветы небольших разводьев и трещин или просто тюленьих лунок.
93
Айсберг — ледяная гора.
94
Офиура, или змеехвостка, — морское иглокожее животное, близкое по типу к морским звездам; отличается тонкими членистыми и подвижными лучами.
95
Асцидия — мягкотелое морское животное; имеет вид мешка со студенистой оболочкой.
96
Полип — морское животное с телом в виде длинного мешка, неподвижно прикрепленного одним концом ко дну; на другом конце мешка расположен рот с венчиком щупалец.
97
Голотурия — морское иглокожее животное.
98
Актиния — морское животное; имеет форму мешка с отверстием, окруженным щупальцами в виде лучей.
99
Моллюски — мягкотелые животные, большей частью покрытые раковинами, водятся в воде и на суше.