Трудный ребенок 2

Джон Томпсон

Трудный ребенок 2

История — и история вообще, и история приключений приемного сына мистера Бена Хилли в частности — снова и снова доказывает, что от пороков человеческих нельзя избавиться, пока кто-либо видит в них свою пользу. Такова, извините, проза жизни.

Если смотреть с такой точки зрения, то тяжело дать само определение: что есть порок? За каким порогом идет отклонение от нормы и где мы еще в пределах кодекса? Это чушь полнейшая — возводить на болоте скользких людских догм прочную конструкцию «правильного» поведения. Жизнь куда сложней и многообразней, чем наши представления о ней. Со временем она корректирует — в смысле «отменяет» — все незыблемые истины, априорные понятия бытия.

Возьмем любой простой и ясный образ, рассмотрим его да оценим. Ну, например, хрестоматийный тип «трудного ребенка»… Джуниора Хилли — блестящего представителя многочисленного братства непослушных детей. Всем требованиям, предъявляемым к плохим мальчикам, он отвечает на сто десять процентов. Агрессивен, злобен, не любит клоунов, не чистит по утрам зубы, часто грубит старшим и одевается как дядя Лео. Плюс ко всему обманывает папу и маму и не вытирает ноги входя в дом. Честно говоря, все возможные прегрешения маленького разбойника трудно перечислить в небольшой книжке, но их легко найти в поведении нашего главного героя.

И что же? Ответ готов? Нет, все не так просто. Оказывается, перед застывшим в ужасе Сент-Луисом — всего лишь защитная маска, доспехи, под которыми спрятал любящее и ранимое сердце мальчик-романтик, мальчик с большой и светлой душой поэта и мечтателя. И натянул защитный панцирь юный Джуниор только столкнувшись со стеной непонимания со стороны взрослых и детей. Обители приюта «Трех сестер — францисканок» не хотели принять и понять малыша, взрослые тоже с недоверием косились на его искренние попытки порадовать их.

Раз за разом встречая непонимание, мальчик искал убежища в скорлупе агрессивной злобности. В ней трудно было разглядеть волнение мятежной души, проявление которой изредка все же вырывалось из железных рамок принятого Джуниором стереотипа поведения. Достаточно вспомнить стихотворение, которое приемный сын посвятил мамуле Флоренс в день ее рождения. Сколько было в нем страстной экзальтации юного доброго гения! Вот оно, это стихотворение!

Сколько очарования и восхищения достоинствами цветущей женщины в четырех строках! Сколько такта! А как старался малыш, выводя послание на трюмо в спальне мисс Хилли, как трепетно сжимал в руках тюбик с зубной пастой! И его опять не поняли.

Конечно, колючая оболочка наглеца и хитреца должна была лопнуть при первом же соприкосновении с горячим и любящим сердцем, раскрыться миру добропорядочных граждан Сент-Луиса. Джуниор просто обязан был перевоспитаться, стать чутким, милым и послушным. Он ведь не родился закоренелым негодяем, хотя слыл таковым и сам себя настойчиво убеждал в этом. Книга «Супер-папа», описывая случаи, подобные тому, который в конце августа произошел на холмах Милудорсхого ущелья близ Сент-Луиса, говорит: «Мальчик, испытав искреннее раскаяние, избавится от порока».

Маленький Бен, уже не слишком веря своему настольному справочнику по педагогике, все же надеялся, что с момента аварии за городом его малыш станет вести себя лучше. Чернослив дедушки не мог пострадать зря!

Действительно, первые недели Джуниор не выказывал никаких стремлений вернуться к старому. Он послушно помогал папе выносить мусор (недавнюю мебель) из дома, подкручивать винты в недобитых шкафах, столах и стульях. Детская уже дней через пять выглядела вполне респектабельно, если не считать вырванной с мясом электропроводки и подпорченных обоев.

Дальнейшая реконструкция семейного гнездышка откладывалась на неопределенный срок. Банальная причина — отсутствие денег — прикрыла начатые восстановительные работы. Прослышав о разорении сына Большого Бена, сент-луисцы дружно перестали давать в долг мистеру Хилли, а в кредит торговать с ним не рисковал ни один лавочник. Работы по специальности в небольшом городишке крупному специалисту по менеджменту тоже не находилось. Солнце ходило по небу все ниже и ниже, предвещая зиму, планка доходов семьи Хилли неуклонно падала, на горизонте замаячил тривиальный голод.

Атмосферу кризиса усугубляли звонки Большого Бена с требованием очистить особняк — он, дедушка, решил продать и эту недвижимость, чтобы расплатиться с долгами, наделанными в ходе предвыборного марафона.

Старика, честно говоря, винить в этом нелепом, на первый взгляд, желании тоже было нельзя. Его преследовала череда неудач, которую он связывал, и не без основания, с появлением в семье Хилли приемыша. Фортуна повернулась к Большому Бену тем самым местом, которым он так смачно повертел перед камерами телевидения. Выборы он проиграл, деньги от продажи универмага ушли на погашение расходов на рекламу, молодые вдовушки отказывались принимать известного всему штату эксгибициониста — тем более тот уже не мог, как прежде, привозить им полученные от благотворительного бейсбольного турнира суммы. Стремясь во что бы то ни стало поправить свое пошатнувшееся реноме, Большой Бен всеми силами старался избавиться от своего отпрыска и его приемыша, заставить их убраться из городка на Миссисипи.

Короче, отъезд становился неминуемым: соседи, дедушка и даже мощеные булыжником мостовые Сент-Луиса всем своим видом показывали нежелательность дальнейшего пребывания Джуниора в штате Луизиана. Уже куплено было два билета — детский и взрослый — на поезд до Нортвила, куда Бен Хилли и его сын решили переехать из ставшего чужим Сент-Луиса. В тот кружок на карте попал указкой, зажмурив предварительно глаза, Джуниор.

И тут произошло событие, достойное упоминания в анналах истории приключений приемного сына Бена Хилли. В один из томных, скучных, безденежных сентябрьских вечеров в доме Хилли затрезвонил телефон. Трубку, как обычно, поднял Джуниор:

— Алло! — Послушайте, молодой человек, с вами говорит владелец оружейной лавки, Мистер Сэм Перкино.

— Здравствуйте, мистер Перкино. Я сейчас позову отца.

— Нет, молодой человек, не надо. Я хотел бы поговорить именно с вами. У меня есть одно деловое предложение…

Существует мнение, что попытки регулировать поведение человека с помощью неодушевленных предметов тщетны. Не помогают в этом деле ни свободная торговля оружием, ни выпуск справочников этикета, ни рождественские сказочки по телевизору. Возможно, так говорят напрасно. По крайней мере, предложение мистера Сэма Перкинса Джуниором было принято, и в итоге его поведение радикально изменилось. Описать же долгие телефонные переговоры двух сторон можно в виде простой формулы: чем хуже ведешь себя ты, малолетний озорник, тем лучше идут дела в моей оружейной лавке — и в благодарность четвертая часть доходов переводится на открытый вчера банковский счет твоего отца. Кстати, на этом счету уже лежит двадцать тысяч долларов как аванс.

Справедливости ради стоит отметить, что папа в коммерческую тайну сына в тот вечер посвящен не был. Джуниор принял решение самостоятельно. Это подтверждает короткий диалог отца с сыном, ненадолго прервавший телефонный диалог:

Бен Хилли, выглянув из кухни, удивленно спросил:

— Что случилось, сынок? С кем это ты так долго болтаешь?

— Ничего, папа. Все в порядке. Это старший сын Роя звонит. Приглашает меня завтра, знаешь ли, песни с ними попеть, в поход сходить.

— А, ну передавай ему привет, — и мистер Хилли вновь вернулся к манящему и булькающему миру кухонной плиты, еще не подозревая, что завтрашний день принесет семье деньги.