Люди и драконы

На нижнем ярусе, раздуваясь от гордости и сгорая от азарта, сидели владельцы фан. Каждое успешное движение питомицы приводило хозяина в экстаз; любая оплошность, недостаточно грациозное движение ритуального танца ввергало его в пучину горя. Показ сопровождался сложной, мало понятной неискушенному слушателю музыкой, причем исполнял ее дворянин из клана, соперничающего с кланом владельца фаны. Сам хозяин не имел права аккомпанировать своей воспитаннице.

Никто не считал Обозрение Старинных Камзолов состязанием, никто из зрителей не высказывал вслух одобрения или разочарования. Каждый решал про себя, какая фана оказалась самой прелестной и грациозной, и проникался уважением к ее владельцу.

На этот раз Обозрение пришлось отложить на полчаса, так как обязанности сбежавших мехов выполняла дюжина наспех обученных молодых крестьян, у которых все валилось из рук. Но господа были настроены благодушно, не брюзжали и не бранили нерасторопных крестьян. Как всегда, фаны сумели очаровать публику. Они извивались и раскачивались под сладостные аккорды лютни, вытягивали руки, будто пытались поймать трепещущими пальчиками воображаемые капли дождя, скользили по сцене, внезапно сгибаясь и пружинисто выпрямляясь, наконец кланялись зрителям и убегали.

В разгаре представления в Ротонду вошел неуклюжий крестьянин и что-то настойчиво забубнил на ухо кадету, подошедшему узнать, в чем дело. Выслушав крестьянина, кадет немедленно направился к роскошной ложе из черного полированного дерева, в которой сидел Хейдждорн. Когда юноша умолк, Хейдждорн кивнул и сказал ему несколько слов, после чего вновь откинулся на спинку кресла с таким видом, будто ровным счетом ничего не случилось. Господа и дамы успокоились.

Представление продолжалось. Прекрасная пара О. Ц. Гарра выступила великолепно, но чувствовалось, что симпатии зрителей на стороне дебютантки Лирлин, юной воспитанницы Флоя Газунета из клана Иссет.

Наконец фаны в последний раз появились на сцене, все вместе исполнили менуэт и с прощальным жестом, выражающим одновременно и веселье, и грусть, покинули Ротонду. Еще несколько минут дворяне оставались в своих ложах, потягивая эссенции и делясь впечатлениями, а затем Хейдждорн, сидевший в молчании и нервно хрустевший пальцами, порывисто встал. В тот же миг в Ротонде наступила тишина.

— Мне жаль омрачать столь приятные минуты, господа, — заговорил он, — но я не могу скрыть от вас только что полученное известие. Замок Джейнил подвергся нападению мехов. Там собралось великое множество этих мерзавцев, у них сотни фургонов. Они возвели вокруг Джейнила земляной вал, и теперь им не страшны выстрелы тепловых пушек. Непонятно, на что они надеются, — ведь стены Джейнила достигают двухсот футов в высоту. И тем не менее эта новость вызывает у меня опасения, — возможно, подобная осада предстоит и нам. Хотя бояться совершенно нечего, господа. Замок обеспечен всем необходимым. У нас четыре колодца, на складах огромные запасы продовольствия, солнечные батареи дают столько энергии, сколько нужно. Как утверждает наш великий знаток биохимии К. Б. Пэдиснэйм, в случае необходимости можно конденсировать воду и синтезировать пищу из воздуха. Таковы обстоятельства. Можете делать любые выводы. Завтра состоится заседание совета нотаблей.

Глава 5

1

— Ну что ж, — сказал Хейдждорн, открывая заседание, — давайте на сей раз обойдемся без формальностей.

Одетый в роскошный мундир овервельского драгуна О. Ц. Гарр поставил свой морион с плюмажем на стол.

— Из двенадцати пушек исправны только четыре. Мехи намеренно испортили четыре орудия, отпилив стволы. Четыре пушки приведены в негодность неизвестным способом. Я послал в арсенал полдюжины крестьян, проявивших максимальные способности к механике, и сейчас они пытаются приварить отрезанные стволы. Это все, что я могу вам сообщить, господа.

— Новости относительно неплохие, — заключил Хейдждорн. — А как насчет крестьянского корпуса? Было ведь и такое предложение.

— Осуществление этого проекта идет полным ходом. Сейчас О. Ф. Мулл и И. У. Берпелиус проводят набор рекрутов из крестьян. Но я слабо верю в боеспособность этого корпуса, даже если им будет командовать такой блестящий офицер, как О. Ф. Мулл, или И. У. Берцелиус, или я сам. Крестьяне — народ тихий, беззлобный. Они очень ловко выпалывают сорняки, но драться совершенно не умеют.

Хейдждорн обвел присутствующих взглядом:

— Будут ли другие предложения?

— Если бы негодяи-мехи не угнали фургоны, можно было бы установить на платформах пушки, — проворчал Бодри. — С такой работой крестьяне справились бы. А потом, подъехав к Джейнилу, мы ударили бы по этим псам с тыла.

— Похоже, эти мехи — сущие дьяволы! — воскликнул Ор. — Черт возьми, что они замышляют? Они столько веков были нам верными слугами; какая муха их вдруг укусила?

— Сейчас каждый из нас задает себе эти вопросы, Ор. Ксантен, в разведке вы взяли пленного. Вы пытались его допросить?

— Нет, — ответил Ксантен. — Сказать по правде, начисто забыл о нем.

— Почему бы вам не поговорить с ним? Может быть, он даст ключ к разгадке.

Ксантен кивнул:

— Попробую. Хотя вряд ли он что-нибудь скажет.

— Клагхорн, вы специалист по мехам, — обратился к ученому Бодри. — Приходило ли вам в голову, что эти существа могут пойти на столь изощренный заговор? Какова их цель? Захватить замки?

— Мехи способны разработать очень точный и сложный план, это несомненно, — ответил Клагхорн. — Должен признаться, я не могу найти объяснение их жестокости. Насколько я знаю, они никогда не стремились завладеть нашим имуществом. Не замечал я у них и черт, которые мы считаем сопутствующими цивилизации, — чрезмерной чувствительности и так далее. Я давно пришел к выводу, что мозг, действующий по принципам структурной логики, гораздо более эффективен, чем нам кажется. Как известно, для человеческого мышления характерно полное отсутствие рациональной структуры. Если подумать о том, насколько велик элемент случайности в процессе формирования, упорядочивания, выражения и запоминания мысли, то любое рациональное действие покажется нам чудом. Возможно, мы не способны к рациональному мышлению; возможно, мысль человека — набор импульсов, генерируемых одной эмоцией, контролируемых другой, выражаемых третьей. Мозг меха по сравнению с человеческим выглядит образцом инженерного искусства. Он кубической формы и состоит из микроскопических клеток, связанных друг с другом мономолекулярными органическими волоконцами с ничтожно малым электрическим сопротивлением. Каждая клетка состоит из кремниевой оболочки, заполненной жидкостью переменной проводимости. Такой мозг способен накопить огромную информацию, не упустив ни одной мелочи. Мехи ничего не забывают, если сами не хотят забыть, — это доподлинно известно. Мозг меха может действовать как передатчик или как радар, — хотя это предположение. Единственное, в чем сознание меха уступает нашему, это эмоциональный спектр. Мехи похожи друг на друга, как дождевые капли. Причиной тому, я думаю, их система общения, — немыслимо, чтобы она допускала индивидуальность личности. Мехи хорошо нам служили, и мы не сомневались в их преданности, ведь они не испытывают никаких неудобств, не знают радости успехов и горечи неудач, им неведомы негодование и стыд, — короче говоря, они ничего не чувствуют. К нам они не питали ни любви, ни ненависти. Вряд ли человек, всегда чувственно воспринимающий то, что его окружает, способен вообразить такой эмоциональный вакуум. Наша жизнь — сумятица чувств; мехи не более чувствительны, чем кубики льда. Их кормили, одевали, содержали в условиях, которые они находили приемлемыми. Почему же они взбунтовались? Я долго ломал над этим голову, но единственная причина, до которой смог додуматься, мне самому кажется смешной и нелепой. Но если я прав…

— Ну? — поторопил его О. Ц. Гарр. — Что тогда?

— Что тогда — не имеет значения. Они твердо решили уничтожить человеческую расу. Мои предположения ничего не изменят.