Солдаты

-- Почему?

-- Зачем полковник-то приходил?

-- Нет. Он приходил по другой причине.

-- Может быть,-- согласился Ванин.-- Не хочешь яблока, Аким? -- Сенька

откусил и поморщился. -- Кислющие до невозможности. Пойду Лачугу угощать.

Специально для него нарвал. Слопает. Да еще и табачку даст взамен, в

благодарность. Иначе у него не выпросишь. Хоть на колени становись. Не курит

сам -- и не дает. Вот какой человек! Почище Ваньки Дрыня. А за яблоки он

даст. Это уж точно...-- И, подбодренный своей идеей, Сенька заспешил к

ротной кухне.

Вернувшись в блиндаж, Аким сел за дневник. В этот день он записал в

него всего лишь два загадочных для Сеньки слова: "Следует подумать".

10

Ночью дивизия генерала Сизова, вышедшая на свои прежние позиции,

форсировала Донец южнее Белгорода. Бойцы не продвинулись и трехсот метров,

как были вынуждены остановиться, потом залечь в прибрежных тальниках,

обглоданных снарядами и минами, примятых стальными лапами танков. Немцы

опять сидели на меловой горе, откуда они 5 июля предприняли свое

наступление. Им было все видно как на ладони. Однако и поделать они ничего

не могли. Советские солдаты с редкостным упорством отстаивали небольшой

плацдарм, который сами же окрестили надолго запомнившимся им словом

"пятачок". На другой, на третий и на седьмой день ходили гитлеровцы в

контратаку, но отбросить за реку советских бойцов им так и не удалось.

Потери с обеих сторон были немалые. Медсанбат и санитарные пункты

переполнились ранеными. Трудно было с боеприпасами. Снаряды, мины и патроны

получали только ночью, и то в недостаточных количествах: что могли натаскать

на себе и переправить на лодках -- другой переправы еще не было --

солдаты-подносчики? А еще хуже обстояло дело с питанием. Горячую пищу

удавалось доставлять только ночью. За ней ходили с термосами наиболее

храбрые и выносливые солдаты. Но и им не всегда удавалось благополучно

совершать свои опасные рейсы. Многие тонули в реке с термосами и

противогазными сумками, набитыми хлебом. Да и те, что все-таки добирались к

ротам, часто снимали со своих плеч пустые термосы: суп вытекал в пробитые

пулями отверстия. Это было обиднее всего. За семь суток солдаты исхудали,

лица их заросли щетиной, губы потрескались, в глазах -- горячечный блеск.

В особенно тяжкую и горькую минуту -- предел бывает и солдатскому

терпению -- сорвется у кого-нибудь непрошеное:

-- До каких же пор на этом проклятом "пятачке"?!

Солдат, сидящий в своем окопе и видящий перед собой лишь маленький

клочок земли, откуда в него все время стреляют, естественно, не может

проникнуть своим, пусть даже очень цепким, умом в существо оперативных

замыслов командования. Семь суток подряд вели солдаты кровопролитный бой, а

он, как им казалось, не давал никаких результатов -- только погибали

товарищи, с которыми так много пройдено и пережито. Немцы же по-прежнему

сидели на меловой горе и стреляли оттуда из пулеметов и минометов.

-- Что же это такое делается?..

-- А ты не хнычь!

-- Сам ты хнычешь!.. Говорю просто! Должен конец этому быть.

-- Без тебя думают об этом...

-- А я и ничего. Что ты пристал ко мне? Вон, смотри, кажись, опять

идут!..

Командир дивизии ни днем, ни ночью не покидал своего наблюдательного

пункта, который был теперь сооружен почти у самого берега реки. Чутко

прислушивался к охрипшим телефонам. Из соседнего перекрытого окопа,

соединенного с генеральским блиндажом ходом сообщения, долетали слова:

-- Что, залегли?.. Хорошо!.. Понял хорошо, говорю!.. Сколько?.. Новых

"карандашей" не будет сегодня... Передайте приказ "хозяина"...

-- На "пятачке", на "пятачке"! "Хозяин" требует обстановку.

На НП пришел полковник Демин. Этой ночью он возвратился с "пятачка",

где ему удалось собрать на несколько минут парторгов полков и батальонов и

провести с ними короткое совещание. Начподив еще не успел привести себя в

порядок. Он был весь черный не то от пыли, не то от пороховой гари.

-- Иван Семенович...

Но генерал не дал ему досказать.

-- Большие потери? Вижу и знаю! -- Сизов оторвался от стереотрубы.--

Знаю, Федор Николаевич! -- твердо повторил он, на его левой щеке чуть

приметно вздрогнул мускул.-- Если б можно было сказать солдатам, зачем я их

туда послал... К сожалению, пока этого говорить нельзя. Операция рассчитана

на внезапность, подготавливается втайне. Вы думаете, Федор Николаевич, я не

знаю, что многие вот в эту самую минуту ругают меня: "Что ему, генералу,

сидит себе на том берегу..."

Демин тоже хорошо знал, что главное готовится не здесь, а севернее,

против Белгорода. На дивизию же Сизова выпало самое тяжелое и самое,

пожалуй, незаметное в военном труде -- отвлекать противника, сковывать его

силы.

-- И все-таки мы должны гордиться, Иван Семенович, что именно нашей

дивизии поручили эту операцию.

-- Конечно! -- генерал вновь оторвался от стереотрубы и вдруг спросил:

-- Ко мне сейчас приносили наградные листы на санитаров. Я их подписал. Но

мне кажется, мало представлено. Вы проверьте, пожалуйста, чтоб все санитары,

участвующие в выносе раненых, были награждены. Не забудьте.

-- Хорошо, я проверю,-- сказал Демин.

-- И, если у вас есть время, сходите к пополнению,-- попросил генерал.

Начподиву очень не хотелось оставлять генерала одного в этот трудный

для него час, но он должен был сказать несколько слов молодым бойцам. И,

распрощавшись с Сизовым, Демин отправился в село Крапивное, где принимали

пополнение. Он пошел пешком -- полковник вообще любил ходить пешком и редко

пользовался машиной.

К приходу полковника молодые бойцы уже были распределены по полкам,

батальонам и ротам и выстроены перед школой. Командиры спешили до ночи

привести их в сосновую рощу, поближе к реке, чтобы с наступлением темноты

сразу же начать переправляться на "пятачок". Начальник политотдела поднялся

на крыльцо. Шум стих. Солдаты ждали.

-- Товарищи! -- негромко сказал полковник. Он весь как-то сразу

преобразился, лицо его оживилось.-- Товарищи! Вы пришли в нашу славную

гвардейскую семью и суровый час. Ваши однополчане там, за Донцом, ведут

жестокий бой. Им нужна ваша помощь... Недалек час, когда мы пойдем вперед, и

только вперед! Путь ваш будет тяжел, труден, но и светел. Вы понесете знамя

освобождения родной земле и страдающему под фашистским игом советскому

народу на оккупированной врагом территории. Будьте стойки и мужественны в

бою. Помните, с вами -- Родина, а впереди -- великая победа! В добрый час,

солдаты!..

Кто-то первый несмело прокричал "ура". Его поддержали дружно. Тремя

звучными волнами прокатилось: "а-а-а..."

Полковник легко сбежал с крыльца и стал обходить роты, здороваясь с

бойцами.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Третьего августа, с утра, где-то против Белгорода загудело. Разведчики

выскочили из своего блиндажа, стали всматриваться в ту сторону, откуда

катился ровный, встряхивающий землю гул. За лесом бурой стеной до самого

неба встало облако пыли и дыма, и никак нельзя было понять, с какого берега

реки поднималось оно. Эскадрильи наших бомбардировщиков неслись к этому

облаку, исчезали в нем и возвращались уже другими маршрутами, обманывая