Страница 50 из 70
городу.
Нашу "пробу пера" надо считать удачной. Основная задача: добыть пишущую
машинку".
Николай отложил перо и взглянул на часы -- три утра, а в восемь надо
быть на заводе. Он спрятал флакон с раствором желтой кровяной соли, погасил
лампу и лег, но уснуть не мог.
Мысль его настойчиво работала над решением задачи с "Райнконтром". Он
придумывал разные варианты и отбрасывал их один за другим.
Когда сквозь узкие щели между оконной рамой и ковром просочились
первые, еще робкие краски рассвета, он подумал: "Решим на месте с
Рябошапченко!" -- и неожиданно крепко заснул.
Ровно в восемь Николай был на заводе. Рябошапченко он застал в конторе,
но здесь же была и Лизхен. Увидев Гефта, она улыбнулась и поправила на лбу
"завиток", так назвали в Одессе пришедший с Запада модный локон.
-- Иван Александрович, пойдем на эллинг, -- хмуро бросил Гефт (он не
выспался) и вышел из цеха
На эллинге стоял бот марки "РО" 12-й охраннопор-товой флотилии. Они по
лесенке поднялись на палубу бота и вошли в рубку. Здесь можно было свободно
поговорить, не опасаясь быть подслушанным.
-- В Оберверфштабе удалось узнать, -- начал Гефт,-- что "Райнконтр"
должен взять на буксир две баржи с железным ломом, рейс до Линца. На
обратном пути буксир доставит эсэсовскую часть из Арденн, кажется, из
Эхтернаха.
-- Что будем делать?
-- Надо, чтобы "Райнконтр" остался в Одессе. Мощный буксир, заменить
его нечем...
-- Нацелить Гнесианова на подшипники -- в Браиле или Белграде их
перезальют, и только...
-- Нет, это не пойдет. А что, если при укладке валов и монтаже муфт
переднего и заднего хода допустить небольшое смещение?..
-- Будет обнаружено на первом же ходовом испытании, и твой авторитет у
немцев полетит к чертовой бабушке!
-- Нет, Иван Александрович, на ходовых испытаниях к одной машине встану
я сам, к другой бригадир... Кого ты думаешь поставить?
-- Надо бы Михаила Степановича, но после истории с баржей "Мозель"...
-- Что за история?
-- Два дня назад -- меня не было, я ходил в порт на приемку -- Сакотта
вызвал Михаила Степановича и поручил ему надеть руль на самоходную баржу
"Мозель". Берещук посмотрел--вал не подходит к сектору. Приказал вал
отпилить. Надели сектор, но клиновую шпонку не забили. Ночью слегка
штормило, петли поднялись из проушин, и руль пошел ко дну. Сегодня спустился
водолаз, но руля не нашел.
-- А Берещук признался, что не забил клиновую шпонку?
-- Зачем признаваться? Забил. Бригада подтверждает. Плохо, говорит,
охраняете объекты! Это Берещук румынскому инженеру...
-- Скажи, какой молодчага! Так кого же на "Райнконтр"?
-- Думаю, бригаду Ляшенко...
Евгений Евгеньевич был в расстроенных чувствах: он сегодня с утра
повздорил с бауратом.
-- Понимаете, Николай Артурович, -- жаловался он,--майор --
легкомысленный, беспечный человек. Покупка материалов проводится
бесконтрольно, счета оформляются кое-как. Наличие металла в цехах не
контролируется... По отчетам румынской администрации план перевыполнен, в то
же время ни одно судно не вышло из ковша в срок! Я вам очень доверяю, вы
талантливый инженер и человек, преданный рейху, но... Вы меня понимаете.
-- Думаю, Евгений Евгеньевич, что оккупационные марки стоят рейху ровно
столько, сколько стоит бумага, на которой они напечатаны. Поэтому Загнеру
марок не жалко. Тысячей больше или меньше -- лишь бы дело шло!
-- Да, да, пожалуй, вы правы. Кстати, сегодня у меня круглая дата. Я
приглашаю вас на пирушку... Вот адрес, -- он вырвал из блокнота листок. --
Будут интересные люди. Приходите!
Гефт поблагодарил.
Вечером Николай торопился: он хотел быть у Вагнера одним из первых,
чтобы познакомиться с каждым приглашенным отдельно.
Дом в Колодезном переулке он нашел сразу. На парадной двери проступал
темный квадрат от дощечки прежнего владельца квартиры. В бельэтаж вел
широкий марш с цветными витражами и баллюстрадой затейливого чугунного
литья. Не питая особой надежды на то, что звонок работает, он нажал кнопку,
но звонок отозвался. Послышалась мелкая дробь каблучков, и дверь
распахнулась.
На пороге стояла миловидная женщина с утомленным лицом, одетая хоть
сейчас на эстраду.
-- Здравствуйте!--сказала она по-немецки. -- Я -- Берта Шрамм. Вы
Николай Гефт?
Николай поклонился.
-- Евгений Евгеньевич ждет. Пойдемте, я провожу вас.
Закрыв за ним дверь, она пошла вперед. Они миновали большую столовую в
готическом стиле с камином. Бросив взгляд на сервированный стол, Гефт
насчитал четырнадцать приборов. Из столовой они вышли в холл и свернули
вправо, здесь был кабинет. На отдельном столике бутылки с настойками и
ликерами, рядом в палисандровой коробочке -- сигареты. За стеклами большого,
во всю стену, приземистого шкафа книги -- русская и немецкая классика.
Навстречу поднялся Вагнер:
-- Рад вас видеть, молодой человек! Вы первый!
-- Евгений Евгеньевич, простите, но у меня еще много дел! -- по-немецки
сказала Берта и вышла из кабинета.
-- Я поспешил, чтобы поздравить вас первым, -- Николай крепко тряхнул
руку хозяина. -- Примите мой скромный подарок!..
Осторожно Вагнер принял фарфоровую собачку. Его холеные пальцы с
какой-то особой лаской прошлись по статуэтке. Бережно он поставил ее на
стол, сделал шаг назад, наклонил голову, любуясь, и сказал:
-- Вы знаете мою слабость! Настоящий "Копенгаген!" Большего
удовольствия вы доставить не могли. Спасибо, Николя, Можно, я буду звать вас
Николя? Я старше вас, гожусь вам в отцы.
-- Пожалуйста, Скажите Евгений Евгеньевич, кто эта дама, Берта Шрамм?
-- спросил он.
-- Это хозяйка, если хотите, экономка квартиры, одна из всех. Нет, нет,
квартира не моя! -- пояснил он, заметив удивление Гефта.-- Это холостяцкая
квартира для развлечений. Она принадлежит в одинаковой мере и мне, и
адмиралу Циибу, и майору Загнеру, и капитану Ришу -- словом, здесь
хозяйничают несколько чинов немецкого флота. У этой квартиры забавная
история: ее занимал один из янкелей,--врач, -- Вагнер назвал известную в
Одессе фамилию. Двадцать третьего октября сорок первого года патриоты
великой Германии в состоянии справедливого гнева вытащили этого голого иудея
из постели на улицу и распяли, как Христа, прибив гвоздями к забору, а под
ноги ему укрепили дощечку с двери: "Принимает от 10 до 2-х." Труп висел на
заборе несколько дней.
Образно представив себе эту "забавную историю", Николай почувствовал
приступ тошноты. Его выручил звонок в прихожей.
-- У меня к вам просьба, Евгений Евгеньевич...-- сказал он.-- Я у вас
впервые, никого из ваших друзей не знаю. Прошу меня познакомить, хотя бы в
общих чертах...
-- Сегодня у меня дорогой гость,-- Иоганн Вольф-Гросс, мой дальний
родственник. Полковник, офицер генерального штаба, здесь в инспекторской
поездке. Очень светский, вежливый, а главное -- осведомленный человек. Гросс
всегда знает что-то такое, чего не знает еще никто! Я вас с ним познакомлю.
Затем Илинич Михаил Александрович, крупный инженер, кончил Одесский
индустриальный, очень тонкого ума господин. В начале войны был мобилизован
советскими, уехал, а вернулся в Одессу в конце сорок второго офицером
вермахта! Награжден фюрером четырьмя орденами. Был главным редактором газеты
в оккупированном Орле, часто пишет в нашей газете, его псевдоним -- Михаил
Октин. Ну, кто еще? Да! Олег Загоруйченко! Боксер, президент общества