Страница 4 из 24
-- Все искать, искать, -- вздохнул Кривцов.
-- Да, все искать, понеже рыцари Креста и Розы, суть искатели истины, исследователи принципов божественного строения... Боже, Великий Архитектор, Ты, раздающий чашу радости всей вселенной, помоги нам, кавалерам Твоим, в державу Екатерины Второй учредить в Империи вечное пребывание Розы и Креста.
Старый гофмейстер перекрестился. Редкие слезы стекли в уголки запалых губ, загорелись солнечными огоньками в кружевах на груди. Кривцов взволнованно потеребил треуголку. Он смотрел вдаль. Синие глаза бакалавра полны были слез.
А Елагин уже улыбался. Букли распушились в белый дым. Почему-то на взъерошенной брови дрожит огонек слезы. Глаза блистают весело, ласково:
-- А ежели наша затейка окажется забавой обманщика, -- ну что ж, пусть посмеются счастливые потомки над мечтательным стариком и над молодым студиозусом с закруженной головой... Стой, кажись, и Гороховая... Тут тебе выходить... Сие письмо передай графу Фениксу в собственные руки.
КАВАЛЕР КОШАЧЬЯ ГОЛОВА
Первую песенку, зардевшись, спеть.
Поговорка
У Дворянской гостиницы, каменного двухэтажного дома, стоит дормез, красные колеса облеплены глиной. У дормеза толпятся зеваки.
Переходя немощеную улицу, Кривцов потянул из грудного кармана камзола таинственное письмо. Серый конверт с сургучовой -- гербом -- печатью надписан неведомыми значками, по-гречески и по-еврейски, -- точно куриные лапки исходили его вкривь и вкось.
На дворе, у железных крылец, тоже толпятся зеваки.
-- А может, про него газетиры все врут, -- хмуро говорил тощий рябой человек в коричневом кафтане и обтертой треуголке на самой макушке, по виду сенатский канцелярист. -- Дурак он, чтобы червонцы раскидывать. Полагаю, фальшивую монету делает. Много нынче мошенников развелось. Будь я губернатором, я фигуру такую и вовсе б в столицу не допустил... Больных исцеляет, золото раздает... Враки-с.
-- Враки -- не враки, а растворяй ворота, граф испанский, -- посунулся из толпы старичок в поштопанном кафтане, морщинистая мордочка точно изжевана.
У крылец теснились столичные канцеляристы, купеческие писцы, нищие с гноящимися глазами, провинциальный дворянин в старомодных брызжах веером на обе стороны груди, армейский офицер на костылях. "Какова же слава у Калиостра, -- подумал Кривцов. -- Кого только нет. Ровно у архиерея на пасхальном приеме". И тотчас представил себе Калиостро высоким старцем в светлых одеждах, струящихся с плеч, -- во образе пророка библейского, подобного тому, какого видел на гравюрном листе Рембрандия -- славного мастера...
А дверь внезапно распахнулась вовнутрь, бакалавр потерял от толчка равновесие и, устремясь головою вперед, влетел в прихожую графа.
На двор выглянул носатый слуга в чудной ливрее: пелерина зеленая, полы желтые, как у канатного плясуна. Повел на толпу длинным носом, и почудилось всем, что самый кончик его шевельнулся.
-- Прочь, графа нет, прочь, -- гортанно крикнул слуга. Звучно защелкнулся ключ.
Бакалавр упал так сильно в угол прихожей, что набил шишку на лбу, а бланжевые чулки полопались на коленках. Он встал, одернул кафтан, огляделся: деревянная лесенка ведет из прихожей на антресоли.
Опираясь на перила, стоит там коренастый человек без парика, в нечистой голландской рубахе, засученной до локтей. На его полосатом камзоле, измятом по брюху в мягкие складки, мигают пуговки из стекляруса.
У коренастого человека -- широкий нос, кошачьи раздутые ноздри, двойной подбородок, и торчат черным вихрем волосы вокруг лысины, похожей на тонзурку патера, выбритую на самой макушке.
"Точь-в-точь плешивая кошка", -- подумал Кривцов.
Кавалер с кошачьей головой визгливо ругался по-итальянски. Бакалавр заметил теперь, что носатый слуга в желто-зеленой ливрее и другой слуга, неуклюжий горбун в сером фраке с заношенной грудью, волокут по ступенькам на антресоли кожаный тяжелый сундук, обитый обручами.
Кавалер Кошка вдруг выкатил рачьи глаза на Кривцова -- блеснули черные огни, кавалер визгнул.
-- Вот он!
Тяжелый чемодан загрохотал вниз. Внутри зазвенели пружины, откинулась крышка...
И увидел Кривцов, что в сундуке, сложив руки крестом, лежит бледная прекрасная госпожа в белых одеждах.
Бакалавр, ужасаясь, попятился.
У покойницы дрогнули вдруг ресницы, разомкнулись алые губы, совершеннее которых не видал Кривцов даже у Мадонн италийских, и мертвая госпожа стала медленно подыматься из своего гроба, подобно новой Афродите, рождаемой не из пены морской, а из дорожного сундука.
-- О, mіо carissimo ] О, мой дражайший (ит.)[, -- сказала она чисто и звучно, протягивая бакалавру руки.
Но тут кто-то сбил Кривцова с ног. Не красавица, а обезьянья морда горбатого слуги склонилась над ним, слуга в птичьей ливрее вцепился Кривцову в затылок.
Бакалавр отбивался ногами, как молодой конь. Он колотил слуг по головам, -- пудра разлеталась белой пылью. Он вскочил на ноги, он крикнул голосом, не менее трагическим, чем голоса вестников во французских трагедиях, и потряс над головой помятым конвертом, сыплющим искрошенный сургуч:
-- От Великого Розенкрейцера Верховного Мастера Лож Российских -- Великому Кофте Египетских Лож Графу Фениксу.
И тогда в белом тумане пудры послышался женский голос мягкий, грудной:
-- Джузуппе, Боже мой, тут драка.
Бакалавру показалось, что говорит госпожа из дорожного сундука, но теперь голос ее был теплее и не такой звучный.
Белый дым пудры рассеялся. Кривцов, застыдясь, оправил изорванное жабо. Слуга в сером фраке дышал по-собачьи, а носатый слуга ливреей смахивал пот.
Дорожный сундук стоит у лестницы. Крышка закрыта, а госпожа из сундука поднялась на антресоли, она смотрит из-за спины кавалера Кошачья голова.
Она кутается в беличью шубку, крытую голубым гарнитуром. Госпоже холодно. Глаза мерцают, как влажные звезды.
Кавалер Кошка топнул ногой и сбежал по ступенькам, подняв над головой руки, точно умоляя о пощаде.
-- Ах, signore, несчастное приключение! Мною приказано никого не пускать, я думал, вы докучливый проситель, москов, и вот...
Кавалер щелкнул короткими пухлыми пальцами, повернулся на красных каблуках, от гневного крика затряслись на жирных икрах желтые чулки с красными запятыми:
-- Жако, Жульен, табакерку, шпагу, парик, лучший кафтан -- фрамбуаз!..
А Кривцов смотрел на госпожу в голубой шубке. "Или мнится мне, или от бессонных ночей дурость напала, -- проносилось в его голове. Где же это видано, чтобы таких прекрасных Мадонн возили в сундуках, ровно дорожную кладь..."
-- Подайте ваше письмо.
Бакалавр сунул кому-то конверт.
-- Феличиани, тебе тут нечего делать -- уйди.
Госпожа пугливо запахнула шубку, но влажные звезды еще изумленно бродили по лицу бакалавра, по синему кафтану и бланжевым, наморщенным чулкам.
Кривцов, покраснев от смущения, нагнулся, чтобы подтянуть эти проклятые чулки.
А когда поднял голову, прекрасной госпожи не было на антресолях. Стоял перед ним граф Феникс в натопорщенном французском кафтане, неторопливо читал канцелярское письмо. На коротком мизинце дрожат оранжевые огни в гранях бриллиантового перстня.
"Неужто сей плешивый кавалер -- великий маг Калиостро, я почел бы его за барского парикмахера", -- рассматривал Кривцов багровое, точно опаленное, лицо мага. Черные смолистые брови внимательно двигались, тяжелые веки были опущены. Двойной подбородок надавил нечистые кружева шарфа.
Граф пошуршал листом, верхняя припухлая губа заежилась от усмешки. Крылья носа раздулись, граф Феникс сипло вздохнул и вдруг поднял морщинистые веки.
Точно копья блеснули у лица бакалавра.