Страница 36 из 37
11 марта. Пятница. Утро за подготовкой к завтрашней лекции. Времени остается мало, и приходится обдумывать, о чем еще досказать в курсе. Затем читал семестровые сочинения студентов Академии. 10 семестровых куда бы ни шло, но 50 слишком много. После завтрака за чаем была у нас Маргарита и с нею разговор о житейских делах и, между прочим, о прибавке к жалованью профессорам, о чем мелькнуло известие сегодня в газетах91. Был на семинарии на Курсах; отдал сочинение курсистки «Удельное княжество», написанное неважно и поданное в грязном виде черновика. Встретил и самое сочинительницу и, видимо, доставил ей неприятность своим сообщением. В профессорской Розанов и Савин расспрашивали об академическом Совете. Вечер оставался дома и опять читал семестровые сочинения.
12 марта. Суббота. Лекцию об отношении Николая [I] к крепостному праву, о Киселеве и об устройстве государственных крестьян – прочел вяло и плохо, и вообще она мне никогда не удавалась. Вышла книга Шпета «История как проблема логики»92 и раздается в Университете. Разговор в профессорской с Поржезинским об Академии и о войне. У нас, кажется, завязались серьезные дела, хотя и Верден еще не кончился. Опять началось живо ощущаемое тревожное состояние. Вечером прогулка и книга Шпета.
13 марта. Воскресенье. Мне исполнилось сегодня 49 лет. От рождения – весьма уже далеко, а от смерти, должно быть, не весьма. Но мы ведь свое поведение и деятельность рассчитываем так, как будто обладаем патентом на вечность, редко представляя себе, что эта деятельность прервется. Это и хорошо, потому что постоянная мысль о смерти могла бы убивать энергию. Однако воспоминание о смерти иногда может, наоборот, эту энергию усиливать: мне бы очень хотелось дописать Петра, и, следовательно, надо удвоить и утроить энергию. Что же это я по поводу дня рождения задумался о смерти. Утро проведено за семестровыми. У нас были за чаем все Богоявленские и все Холи. Уже несколько лет не приходилось проводить этого дня в Москве, т. к. обыкновенно на 12–14 марта назначалось заседание И. Р. И. О.93 в Царском Селе.
14 марта. Понедельник. Вот день, можно сказать, пропащий! Встал в половине седьмого утра и отправился к Троице, чтобы сидеть на экзамене по психологии. Бесполезное времяпрепровождение времени. Вернулся в Москву в 5-м часу. Погода резко изменилась. Утро было солнечное и обещало весенний день. Затем сделалось пасмурно, поднялся резкий пронизывающий ветер. Я сильно продрог, ожидая трамвая на площади перед вокзалом и затем у Ильинских ворот. Вернулся домой усталый, голодный и холодный, совсем разбитый и делать ничего не мог. В вагоне и на экзамене успел прочитать 8 семестровых.
15 марта. Вторник. Весь день опять ушел на семестровые; от своей работы все дальше и дальше. Только вечером я вышел на воздух с сознанием напрасно потраченной работы. Плохо еще то, что эти сочинения – как они поставлены в Академии – пустой формализм. Мне не придется уже побеседовать о них с авторами, а я должен только отправить список отметок за них ректору. Все в Академии бумажным формализмом. Был у меня В. Н. Бочкарев, получивший, наконец, утверждение приват-доцентом Московского университета Он мне рассказывал, как в прошлый четверг на В. Ж. К. Сторожев выступил с предложением вести семинарий по объяснению памятников русского искусства. Это после нелепых текстов, которыми он испортил «Историю России с древнейших времен» М. Н. Покровского94. Предложение его было отклонено.
16 марта. Среда. Все утро с 9 часов до третьего над рефератами для просеминария. Из них особенно выдающийся реферат студента 2-го курса Абрамова о мистицизме в России – целое исследование довольно обширного размера. Был очень раздосадован неудачей, постигшей меня в университетской канцелярии. Принес туда заявление о квартирном налоге с тем, чтобы, как и раньше, заплатить налог через Университет. Заявления от меня не приняли, так как, оказывается, было распоряжение правления, по которому нужно было подписать где-то какие-то бланки о желании платить через Университет до 1-го февраля. Это распоряжение нигде не было объявлено; оказывается, его объявляла какая-то барышня, занимающаяся письмоводством у казначея, которая и сообщала о нем профессорам, приходившим 20 января за жалованьем. Идиллия! Российская патриархальность и халатность! Это неприятно потому, что придется вносить через губернское казначейство, где всегда громадная толпа.
Беседа с Л. М. Лопатиным и с Поржезинским о войне и о внутренних делах. В просеминарии разговоры о мистицизме в связи с прочитанным Абрамовым рефератом. Вечер дома.
17 марта. Четверг. Крупнейшая новость – отставка военного министра Поливанова95, такого энергичного организатора обороны. Совершенно неизвестны причины. Кизеветтер вечером на Курсах говорил, что это – дело акционеров Путиловского завода, который был Поливановым недавно реквизирован96. Жаль, если это так.
Весь день опять за рефератами для семинария. Две очень хороших работы студентов Егина и С. Каптерева. Последняя очень велика по объему. Устал. После семинария, зайдя домой пообедать, был на В. Ж. К. на заседании факультета, чтобы наблюсти за составлением плана преподавания на будущий год. Оставался там недолго; ушли вместе с Готье, с которым и возвращались. По дороге из Университета встретил профессора Академии И. В. Попова. Разговор об академических делах.
18 марта. Пятница. Утро за семестровыми сочинениями академиков. На В. Ж. К. видел Д. М. Петрушевского, который подробно расспрашивал о нашем Историческом обществе и будущем журнале97. Я подумал, не выражается ли в этих вопросах желание вступить в Общество, и спросил его, почему он уклонялся от вступления. Но он ответил, что предпочитает «оставаться частным человеком». Оказывается, что и в Петрограде затевается журнал с библиографией98. Вот уж, как говорится, не было ни гроша да вдруг алтын. Издавать два такие журнала непроизводительно, но мы от своего намерения отказаться не можем.
Вечером заседание ОИДР. Очень интересный доклад С. К. Богоявленского о Мещанской слободе в Москве в XVII в., полный живых бытовых подробностей. В документах, на которых доклад построен, есть ценные сведения о самоуправлении слободы, о ее сходах и выборах – все это бросает свет и на такие же, вероятно, порядки и в других московских слободах. Произошли оживленные дебаты. Мне пришлось спорить с А. Н. Филипповым о значении на языке Екатерины II слова «мещане». Я доказывал, что слово это в ее Городовом положении" употребляется в двух смыслах: а) все городовые обыватели или средний род людей; Ь) прежние «посадские» люди. Филиппов утверждал, что термин этот имеет точный и ясный смысл, и этим показал, что не читал книги Кизеветтера «Городовое положение»100. После общества я поспешил домой, т. к. надо было рано вставать.
19 марта. Суббота. Встав в 7-м часу, выехал в Академию на экзамен по систематической философии; приехал уже к концу экзамена, т. к. Ф. К. Андреев вел дело очень быстро. Затем был у И. В. Попова, где обедал в обычной компании с С. И. Смирновым и Туницким. Разговоры все еще возвращаются к последнему Совету. Домой вернулся с последним поездом. Дождь и грязь.
20 марта. Воскресенье. Ужасное злодеяние немцев: нападение подводной лодки на безоружное госпитальное судно «Португалия» в Черном море101 показывает, с каким врагом мы имеем дело и чего должны ждать в случае поражения. Для современного немца нравственного закона, очевидно, не существует. Это принцип зла, вооруженный всеми сложными приспособлениями науки. После таких злодеяний война, естественно, должна принять беспощадный характер, и конец ее, видимо, ознаменуется еще большими жестокостями, чем начало.
Было собрание «Высокого Комитета» нашего нового Исторического общества у М. К. Любавского, где шла речь о разных мерах относительно журнала, который будет обществом издаваться. Говорили за чаем об отставках военного министра и ген. Иванова, главнокомандующего Юго-Западным фронтом, получившего очень почетное назначение состоять при особе государя102. Вечер у Холей; был С. К. Богоявленский. Беседа с Шуриком о летописях; он к ним почувствовал какое-то влечение.